Я уже сказала, что клоун находит для номера второй смысл. И исполнители любят, когда коверный как-то вмешивается в их выступление. В таком случае он доброжелательно подчеркивает всю сложность работы артистов и искренне готов быть глупее других, а если претендует быть на равных, то, как правило, остается в проигрыше. Своим "я" он подчеркивает, что происходящее необыкновенно. Ну, а если он выходит после, то тут уж высмеивает номер, как ему нравится.
Французский историк цирка Тристан Реми вспоминает такой эпизод. Когда Сара Бернар пришла в цирк посмотреть, как сцену смерти Клеопатры в ее исполнении пародирует знаменитый клоун Футтит, за кулисами началась паника. Все помнили, как она исхлестала кнутом Мари Коломбье, высмеявшую ее в "Мемуарах Сары Барнум". Можно было предвидеть реакцию актрисы, когда она увидит свой шедевр в исполнении клоуна. Футтит выходил в таком же рыжем парике и удачно имитировал движения актрисы. Только его Клеопатра, красиво умерев, вскакивала и пускалась в пляс. И весь Париж, накануне рыдавший на спектакле великой актрисы, на другой день над "ней" же смеялся в цирке... Сара Бернар сидела, не проронив ни слова. Но когда Футтит начал плясать, она не выдержала и рассмеялась...
Мы остановились на том, что клоун - сам по себе комический сюжет цирка. Он наиболее подвижная фигура, наиболее воспринимаемая, он не зависит от рамок спектакля и сам создает преценденты смеха. И все, что зрители видят: печаль, смех, радость - словом, все переживания непосредственно и обязательно связаны с характером клоуна. От того, как он высмеет, спародирует номер, зависит отношение зрителей к этому номеру. Публика часто не знает, какие номера включены в очередную программу в цирке, но идет посмотреть на клоуна. И даже если заранее знает, что программа малоинтересна, все равно идет в цирк ради клоуна. (Разумеется, я имею в виду программы, в которых участвуют популярные клоуны).
В кинематографе и в театре режиссер учитывает индивидуальность комика, но не в такой степени. Режиссер цирка строит свою программу, учитывая прежде всего индивидуальность клоуна. Клоун - комическая константа, без которой ни один автор, ни один режиссер не может построить спектакль.
Это тоже касается только популярных клоунов. Любой замысел режиссера клоун может изменить немедленно. Но если клоун - не индивидуальность, ему можно давать любые написанные кем-то репризы и объяснять, как их делать. В таких случаях клоун, как правило, быстро сходит и становятся заурядным персонажем циркового спектакля.
Клоун безошибочно ощущает, что к лицу его комическому персонажу, а что нет; он сам быстро находит лучшее решение и отбрасывает ненужные варианты. Я ни в коей мере не умаляю заслуги режиссеров. Но когда речь идет о популярном клоуне, то, наверное, лучший режиссер для него тот, кто советует или замечает неточности во время репетиций, но никогда не настаивает и отказывается от собственных выдумок и находок, если они вызывают хоть малейшее сомнение у артиста. Какие бы дружеские отношения не связывали Карандаша с Борисом Александровичем Шахетом, а позднее с Марком Соломоновичем Местечкиным, чаще всего доверяя его интуиции, творческую инициативу они предоставляли ему.
Шахет, который много фантазировал и осуществлял пышные, красочные парады, завершая работу над очередным из них, говорил Карандашу: "А здесь ты для себя сам что-нибудь придумаешь". Например, в одном из торжественных парадов Шахета Карандаш придумал для себя такой выход.
...Уже прошла вся труппа с цветами в руках. Десятки специально приглашенных статистов в роскошных костюмах, десятки лошадей, украшенных султанами, две дюжины униформистов в парадной форме, шеренги фанфаристов и клоунский оркестр. Все они сопровождали колесницу, на которой стояла одна из артисток. Процессия удалилась, исчезла колесница, уполз длинный шлейф "звезды", манеж опустел. Только тянулась по полу еще какая-то веревочка. Она тянулась, тянулась и... закончилась тележкой, на которой сидел Карандаш. И теперь уже казалось, что вся эта торжественная процессия состоялась для того, чтобы выехал клоун на своей тележке... Трюк с прицепленной тележкой, конечно, не нов, но в таком помпезном прологе он был остроумной точкой и как бы давал совсем новый поворот состоявшемуся действию.
...Карандаш добрался уже до середины каната, подвешенного под куполом цирка, когда сопровождающий его канатоходец убежал, покинув его. Клоун остался совсем один. Глянул вниз - бездна. Испугался и закричал беспомощно: "Ма-а-а!" Смеются канатоходцы на мостиках, смеются зрители внизу. Смеются все. Рядом никого, Драма?... Но Карандаш обязательно должен повернуть драму к комедии. Порывшись в карманах, достал рулетку, смерил расстояние до сетки и успокоился. Цифра не так уж велика. Достал веревку, перекинул ее через канат и начал спускаться. Веревка перекинута неравномерно, один конец намного короче. Карандаш не был бы Карандашом, если бы не нашел еще одного "опасного" поворота, еще одного случая испугаться. И в тот момент, когда он уже готов торжествовать над канатоходцами, он летит вниз. Искреннее "ах!" зала. Он упал в предохранительную сетку. Вскочил. Жив! Только голова его совершенно поседела. Карандаш на дрожащих ногах спешит прочь. Оглянулся, смерил взглядом расстояние снизу до каната и еще раз безумно испугался.
Для того чтобы так ловко упасть с каната в сетку, нужна большая сноровка, годы репетиций. Тут кстати можно вспомнить первое падение Карандаша. Он упал с высоты всего лишь полуметрового барьера на арену плашмя и сильно ударился. Вернее, не упал, а сделал это нарочно, от беспомощности, чтобы хоть чем-то вызвать смех публики. Это было его первое самостоятельное выступление. И клоун шлепнулся буквально и фигурально. Его немедленно сняли с программы. Впрочем, тогда он еще не был Карандашом. Сначала он был Рыжим Васей с сильно нагримированным лицом, в рыжем парике, в клетчатых брюках. А потом - Чаплиным, в те годы, когда десятки Чаплинов развлекали мир.
Власть Чаплина оказалась так сильна, что другим клоунам конкурировать с ней было невозможно. И многие клоуны поняли, что смогут заслужить какой-то успех, лишь двигаясь в фарватере его славы. Они уже соревновались между собой только за честь быть лучшей копией Чаплина. Чаплины танцевали комические танцы, распевали на эстрадах куплеты, вертели на пальцах тарелочки, участвовали в номерах акробатов и гимнастов. И зрители принимали их с удовольствием, перенося на них частицу той любви, которую вызывал сам Чаплин.
Цирк, который так гордился независимостью своих клоунов, оригинальностью их масок, тоже не утерпел. Представления стали вести Чаплины, не говоря уже о комических персонажах в номерах. Соблазн быстрого успеха был слишком велик. И молодой клоун не удержался. Конечно, в училище циркового искусства, которое он окончил, ему говорили о творческой самостоятельности, о бесполезности подражаний. Слова, слова, слова. Все-таки, наверное, клоун начинается в тот момент, когда почувствует на арене свой успех. Это лучший его ориентир.
- Нельзя начинать поиски с костюма или грима. - утверждает Карандаш. Никакой самый яркий костюм или самый невообразимый грим сами по себе не вызовут смеха. Я часто убеждался, что, напротив, самый, казалось бы, обычный облик, самый простой костюм принимается зрителями, если в клоуне есть обаяние, если клоуна узнают. Ведь клоунский образ - это точный современный персонаж. И только, когда увидишь и услышишь своего героя, свой прототип где-то на улице, только тогда можно "примерять" его на себя. И уже искать для него костюм. А как стать оригинальным, я не знаю. Открытия в искусстве - всегда неожиданность и для окружающих, и для самого создателя. Подражать кому-то нельзя. Просто нет смысла.
Как-то я видел выступление молодого клоуна. Все смеялись, а мне было не смешно. Я не мог найти ни одной ошибки в его репризах, но, по-моему, что-то было не так. И даже когда выступает мой любимый Юрий Никулин, который все делает прекрасно, мне иногда кажется, что эти репризы надо делать иначе. Я начинаю ему объяснять, как это, на мой взгляд, должно быть. Он терпеливо выслушивает, говорит: "Да, да, конечно, Михаил Николаевич, я понимаю. Наверное, вы правы ". И все делает по-своему. Потом я снова его вижу и снова ему что-то говорю. И тогда я понимаю, что каждый клоун чувствует и выражает смех по-своему, сколько бы ему ни объясняли, что нужно так, а не эдак. Если тему, по-моему, надо выразить движением левой ноги, то Никулин уверен, что ему достаточно подморгнуть правым глазом. Впрочем, то, что было смешно вчера, уже не смешно сегодня. А может быть, меняется сам смех?...
...Но тогда он думал иначе. Карандаш вспоминает: "Одеваясь днем в чаплинский костюм, я фотографировался в разнообразных положениях, изучал себя в нем, добиваясь точно такого же внешнего вида, как на чаплинских снимках. Особенно занимали меня чаплинские брюки. Я пытался их сделать точно такими, как у Чарли Чаплина, - мешковатыми, со своеобразными "чаплинскими" складками. Я не знал, специально ли были сделаны эти складки или они свободно образовались, потому что костюм был сшит не по мерке. И я сделал эти складки специально, стараясь воспроизвести их в точности такими, как на фотографиях Чаплина, а затем по нескольку раз снимался в новом костюме, с целью увидеть себя в нем... Все это поглощало массу времени и сил и отвлекало от главного - от создания репертуара..."
