Но вскоре все соседство как будто разбогатело после пожара - вместо деревянных домов выстроило себе каменные палаты, и снова все прохожие, вместо умилительного взгляда на почтенную древность, восклицали: "Смотри пожалуй, две чертовы избушки втесались между каменных палат! Ей-богу, на удивление!"
Эти остановки проходящих и любопытство взглянуть на обросшие зеленым мохом домики мнительный старик понимал посвоему.
- Ох, эти мне, - бормотал он про себя, - глазом не видят, так чутьем слышат.
Долго придумывая, как бы охранить внучку от соблазна, старик наконец ухитрился.
- Постой, погоди, молодцы, - сказал он, - я вас проведу мимо двора щей хлебать!..
И тотчас же, несмотря ни на горе покорной внучки, ни на слезы и ропот ее няни, приказал обстричь под гребешок прекрасные волосы Сашеньки. Потом велел Борису вынуть из сундука все старое платье и принести к себе.
Притащив груду рухляди, Борис, кряхтя, сложил ее перед стариком и, казалось, начал приподнимать по очереди слежавшиеся дружно тени нескольких поколений огромного некогда семейства. Память о далеком прошедшем ожила перед двумя стариками, но барин думал о своем.
- Тут должна быть курточка Кононушки! - - сказал он.
- Где ж тут курточка? - отвечал Борис, перебирая и рассматривая мужские и женские платья прошедшего столетия. - Это не курточка!
- Покажи-ко: какая ж это курточка, это камзол дедушкин...
- Эка, - проговорил Борис со вздохом, - носить бы да еще носить!., бархат-то! а?.. Это робронт!.. Кажись, покойницы матушки... Дай бог ей царство небесное.
- Покажи-ко. Какая ж это курточка?..
- Какая ж курточка, кто говорит... кафтан-то ваш... а? шитьето какое!.. Кажись, Пелагея-то Васильевна своими руками вышивала., материал-то! Не то, что теперь!..
- Не матерчатая, а суконная, я тебе говорю!..
- Суконная? Так бы вы и сказали... Какая ж суконная?..
Вот суконный-то ваш мундир весь моль съела...
- Как моль съела? Покажи-ко.
- Словно решето.
- И Кононуяшину курточку-то моль съела?..
- А бог ее знает: вот ведь тут ее,нету... Разве в другом.
сундуке.
После долгих поисков курточка была найдена. Старик обрадовался, призвал Сашеньку и велел ей надеть, а на шейку повязать платочек.
- Для чего же это, дедушка? - спросила она.
- Для чего! Ты у меня будешь амазонка... Посмотрись-ко в зеркало... хорошо? Ты у меня будешь амазонка...
- Да что ж это, для чего ж это, сударь, нарядили так барышню-то?
- А для того, что я так хочу. Ты, дура, не знаешь ничего, так и молчи. Немножко широка... сошьем новенькую, поуже, к празднику... так и ходи. Ты у меня будешь амазонка, в амазонском платье.
- Вы говорили, дедушка, что в амазонском платье верхом ездят... Помните, проехали верхом какие-то дамы?.. Вы будете меня учить верхом ездить?
- Верхом!.. чВидишь ты какая!., погоди... вот подрастешь, лет через десяток... а теперь и так хорошо... и под окошко сядешь...
не простудишься... а то грудь и шея открытые... не годится...
Распорядившись таким образом, старик успокоился, рад выдумке. Сядет подле окна, посадит подле себя внучку и насмехается в душе над проходящею молодежью.
- Да, смотрите, смотрите!.. Каков у меня внучек? Хорош мальчик? а?.. Что ж не смотрите? Это, верно, не девочка? Такой же небось юбоншик, как вы?.. Да! как же, так и есть!.. Нет! мллости просим мимо двора щей хлебать!..
III
Заколдованная дедушкой от всех глаз, Которые ищут предметов любви, долго Сашенька была еще беспечным ребенком, которого занимали сказки няни, птички, цветы и даже порхающая бабочка в садике. Но вдруг что-то стало грустно ей на сердце, чего-то ей как будто недостает, время от утра до вечера что-то тянется Слишком долго: сидеть с дедушкой скучно, рассказы няни надоели, все бы сидела одна у окошечка да смотрела на улицу - нет ли там чего-нибудь повеселее?
- Нянюшка, отчего это мне все скучно? - говорит она няне.
- Отчего же тебе скучно, барышня? - отвечает ей няня.
- Сама не знаю.
- Оттого, верно, тебе скучно, что подружки нет у тебя.
- Подружки? - проговорила Сашенька призадумавшись. - Где ж взять ее, няня?
- А где ж взять? Откуда накличешь?
"Накликать", - подумала Сашенька, когда няня вышла, и она стала накликать заунывным голосом под напев сказки про Аленушку:
Подруженька, голубушка,
Душа моя, поди ко мне;
Тоска-печаль томят меня.
Вдруг показалось ей, что голос ее как будто отзывается гдето. Она прислушалась: точно, кто-то напевает в соседском дому.
Сашенька приотворила боковре окно, взглянула, вспыхнула, сердце так и заколотило.
- Ах, какая хорошенькая! - проговорила сама себе Сашенька. - Вот бы мне подружка!
И долго-долго смотрела она стыдливо сквозь приотворенное окно на Порфирия, который также разгорелся, устремив на нее взоры, и думал: "Ах, какой славный мальчик! вот бы нам вместе играть!"
"Я поклонюсь ей", - подумала Сашенька, но вошла няня, и, как будто боясь открыть ей свою находку подружки, захлопнула окно.
На дворе стало смеркаться, а няня сидит себе да вяжет чулок.
Так и вечер прошел. Легли спать; а Савденьке не спится, ждет не дождется утра.
Настало утро. Надо умыться, богу помолиться, идти к дедушке поздороваться, пить с ним чай, слушать его рассказы, а на душе тоска смертная.
- Не хочется, дедушка, чаю.
- Куда же ты? Сиди.
Ах, горе какое! - Сашенька с места, а дедушка опять:
- Куда ж ты?
- Сейчас приду, дедушка.
Сашенька наверх, в свою комнату, а там няня вяжет чулок.
Так и прошло время до обеда; а тут обед. А дедушка кушает медленно, а после обеда, покуда заснет - сиди, не ходи.
Господи! Что это за мука!
Но вот дедушка уснул. Няня вышла посидеть со старым Борисом за ворота. Сашенька одна; приотворила тихонько окно, тихонько запела: "Подруженька, голубушка", но никто не отзовется, в соседском доме окно закрыто.
Ах, какое горе!
Прошел еще день. Сидит грустная Сашенька подле няни, призадумавшись. Вдруг послышался напев ее песни, сердце так и екнуло.
- Ну, уж хорошо как-то там курныкает, нечего сказать! - проговорила няня.
- Нянюшка, пить хочется.
- Ну что ж, испей, сударыня.
- Мне не хочется квасу, мне хочется воды.
- Э-эх, ведь вниз идти надо!
- Пожалуйста!
- Ну, ну, ладно.
Няня вышла - а Сашенька к окну. Приотворила - глядь, ей поклонились.
- Здравствуйте! - сказал Порфирий.
- Здравствуйте! - произнесла и Сашенька.
Они посмотрели друг на друга умильно и не знали, что еще сказать друг другу.
- Приходите к нам, - сказал наконец Порфирий.
- Нет, вы приходите к нам; меня не пускают из дому, - отвечала тихо Сашенька.
- Экие какие!
Этим разговор и кончился; послышались шаги няни, Сашенька захлопнула окно.
На следующий день Порфирий целое утро курныкал песенку под окном. Сашенька все слышала, с болью сжималось у ней сердце от нетерпения, покуда дрожащая рука ее не.отворила снова окна с боязнью.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте!
- Послушайте... выходите в садик!
- В садик? Ну, хорошо.
- Поскорей.
- Ну, хорошо.
Порфирий притворил окно. Сашенька также и побежала в садик.
- Здравствуйте, сударыня-барышня, - сказал ей Борис, беседовавший с няней на крыльце.
- Здравствуй, Борис, - отвечала ему Сашенька.
- Куда вы, барышня? - спросила ее няня.
- В садик.
- Посмотрите-ка, сударыня-барышня, какую я вам дерновую скамеечку сделал под липой-то, извольте-ка посмотреть.
И Борис потащился следом за Сашенькой.
Ах, какая досада!
- Вот, видите ли, барышня... Извольте-ка присесть.
- Спасибо тебе.
- Кому ж и угождать мне, как не вам, барышня: вы у нас такое нещечко... Дай вам господи доброго здравия да женишка хорошенького.
- Ах, полно, Борис, - проговорила Сашенька, покраснев, - ступай себе.
- Ничего, сударыня-барышня, что тут стыднова...
В соседском садике послышалось курныканье Порфирия.
"Ах, какой этот несносный Борис", - подумала Сашенька.
- Ничего, сударыня-барышня... да и красавицы-то такой не сыщем... и дедушка-то не нарадуется на вас... Скупенек немножко, бог с ним. Вас бы не так надо было водить... в золоте бы водить, барышня, да не все дома держать... чтоб женишки...
- Ступай, Борис, оставь меня.
- Экие вы какие! Я ведь к слову сказал... Вот, сударыня-барышня, попросите-ка у дедушки на сапоги мне... Извольте посмотреть, совсем развалились.
- Хорошо, хорошо, я попрошу.
- Извольте посмотреть: пальцы вылезли.
- Хорошо, хорошо, ступай.
- Да, вот оно: у солдата купил, три рубля заплатил... солдатские-то, говорят, крепче...
Сашенька от нетерпения и досады вскочила с дерновой скамьи и пошла прочь от Бориса.
- Что ж вы, барышня, не изволите сидеть? Дерн-то какой славный.
И Борис начал поглаживать скамью и обирать с дерна желтую и завядшую травку.
Между тем Сашенька прошла подле забора.
- Здравствуйте, - раздалось в скважинку за кустами малины.
- Здравствуйте, - тихо проговорила и Сашенька, остановясь и оглядываясь, не смотрит ли на нее Борис.
