Отважный городовой был жив, но состояние его было крайне тяжелым. Полностью была раздроблена кость правой ноги ниже колена, а общее состояние осложнялось многочисленными ранами и ушибами всего тела. Единственным средством, которое, возможно, могло спасти жизнь героя, являлась ампутация поврежденной ноги, которую и произвели хирурги Обуховской больницы.
Петербургский обер-полицмейстер Федор Федорович Трепов незамедлительно доложил о произошедшем событии императору Александру II. На докладе Трепова государь наложил резолюцию: «Выдать этому молодцу 50 руб. от Меня»[7]. В общем приказе по с. – петербургской полиции обер-полицмейстер писал: «Поступок городового Тяпкина доставил мне, как начальнику столичной полиции, истинное удовольствие. Я не могу не радоваться, видя, что в составе вверенного мне ведомства есть лица, которые, следуя высокому своему призванию – заботиться о безопасности общества, жертвуют собою для достижения этой цели»[8].
За свой поступок городовой Алексей Тяпкин получил заслуженные награды: знак отличия ордена Св. Анны, единовременное денежное пособие из казны для поправки здоровья и пожизненную инвалидную пенсию. Вместе с тем обер-полицмейстер понимал, сколь незначительна сумма пенсионных средств и как тяжела будет жизнь Тяпкина и его семьи. Трепов вновь обращается к государю, и 21 декабря следует личное повеление императора Александра II: «…зачислить его пожизненно в Полицейский Резерв, с званием околоточного надзирателя…» Необходимо сказать, что полицейский резерв на протяжении многих десятилетий являлся для санкт-петербургской полиции учебным подразделением, где вновь поступающие чины получали необходимые знания и практические навыки несения службы под руководством опытных наставников. Кроме того, они привлекались для несения службы во время чрезвычайных событий или ответственных мероприятий в жизни столицы. После освоения премудростей полицейской службы чины резерва направлялись для продолжения службы в территориальные структуры наружной полиции. Таким образом, несмотря на тяжелое увечье, вниманием и заботой своего начальника, Федор Федоровича Трепова, городовой, а теперь уже околоточный надзиратель Алексей Тяпкин оставался в рядах столичной полиции.
Не осталось равнодушным к судьбе раненого героя и петербургское общество. В канцелярию обер-полицмейстера стали поступать многочисленные денежные пожертвования для передачи их Алексею Тяпкину. Жертвовали банкиры и предприниматели, чиновники и просто жители города, многие из которых делали это анонимно. Свое внимание к этому случаю проявили и офицеры л-гв. Преображенского полка, где проходил воинскую службу Тяпкин. Командир полка принц Ольденбургский сообщил письмом обер-полицмейстеру, что офицерами полка, по подписке, собраны деньги для своего бывшего однополчанина.
Несмотря на прилагаемые врачами усилия, состояние здоровья Алексея Тяпкина ухудшалось, и 5 января 1869 года он скончался. Вот как описывались проводы героя в последний путь 7 января в «Петербургском листке»: «Огромная масса народа собралась на проводы, многие приехали в экипажах проводить покойного; большая часть высших чинов полиции, в том числе и г-н С.-Петербургский обер-полицмейстер отдали дань уважения усопшему гражданину. Г-н Обер-полицмейстер и некоторые из чинов полиции вынесли гроб на своих плечах. Вся масса перед показавшимся гробом сняла шапки, на многих глазах показались слезы…»[9]
В приказе по с. – петербургской полиции обер-полицмейстер писал: «Будем же постоянно сохранять в памяти своей нашего героя-товарища, составляющего нашу гордость, не забывая, однако, что право гордиться им может быть признаваемо нашим правом тогда лишь, когда мы будем сознавать себя способными следовать его примеру»[10].
Желая увековечить подвиг Алексея Тяпкина, генерал-адъютант Трепов заказывает известному живописцу, профессору Н. Г. Сверчкову картину, которая смогла бы сохранить для истории все подробности произошедшего события. Признанному мастеру в короткие сроки удалось справиться с поставленной задачей. В феврале 1869 года картина готова. Уже во время похорон Алексея Тяпкина был поднят вопрос о постановке достойного могильного памятника, но к моменту его установки на нем были высечены уже две фамилии.
Ровно 10 месяцев спустя, 8 сентября 1869 года при схожих обстоятельствах погибает городовой 2-го участка Спасской части Антип Самсонов. В 11 часов 30 минут, при проезде по Большой Садовой улице курьера Министерства внутренних дел, лошадь его понесла и, снеся по дороге несколько лотков, врезалась в легковые дрожки. Кучер дрожек бросился помогать удерживать курьерскую лошадь, оставив свою без присмотра, и та, напуганная произошедшим столкновением, понесла по Чернышову переулку в сторону Екатерининского канала. На углу переулка и канала на своем посту нес дежурство Антип Самсонов. Он бросился останавливать несущиеся дрожки, но получил сильный удар в висок, а затем, сбитый и смятый лошадью, скончался на месте…
Эта готовность пожертвовать собой для других, пусть не самых достойных людей нашла свое отражение в рассказах «Не щадя живота своего» и «Семен».
В русском обществе последней четверти XIX – начале XX в. отмечался большой интерес к полицейской службе и сыскному делу. Этому способствовали не только освещаемые в газетах успехи столичных сыщиков, руководимых И. Д. Путилиным, но и ряд громких судебных процессов, прокатившихся по стране. Также этому способствовало общее развитие науки и техники, приведшее к новым достижениям в криминалистике и судебной медицине.
Всё это не могло оставить равнодушным молодого уездного врача Антона Павловича Чехова, и полицейская тема в его творчестве занимает непоследнее место. В этом сборнике представлены два произведения: уголовный рассказ «Шведская спичка» и рассказец «Не в духе», подписанный им своим ранним псевдонимом А. Чехонте.
«Шведскую спичку» Антон Павлович задумал и исполнил как пародию на заполонившие многие печатные издания произведения уголовно-авантюрного жанра. Вот какую оценку давал писатель этому явлению: «Страшна фабула, страшны лица, страшны логика и синтаксис, но знание жизни всего страшней… Становые ругаются по-французски с прокурорами, майоры говорят о войне 1868-го года, начальники станций арестовывают, карманные воры ссылаются в каторжные работы и проч… У публики становятся волосы дыбом, переворачиваются животы, но, тем не менее, она кушает и хвалит…»[11]
В итоге у Чехова получилась занимательная история раскрытия пропажи и затем возможного убийства местного помещика и о том, к каким неожиданным результатам может привести следствие по делу.
Второе произведение – или рассказец, как сам определил его форму А. Чехов, «Не в духе» – краткая зарисовка образа мыслей и действий азартного, не очень образованного и вместе с тем профессионального руководителя территориального подразделения сельской полиции – станового пристава.
Юмор и тонкая ирония чеховских произведений получили свое продолжение в работах признанных мастеров слова начала XX века Аркадия Аверченко, Власа Дорошевича, Надежды Тэффи.
Теме духовного спасения, глубине и непознанности человеческой души посвящены рассказы «Баргамот и Гараська», «Виноват», «Победителей не судят». Если произведение Леонида Андреева давно и хорошо известно в разных стран мира, то с рассказами авторов, скрывших свои имена под псевдонимами, отечественный читатель может познакомиться впервые после долгого перерыва.
Злободневная тема борьбы с революционным терроризмом и экстремизмом, смертельную борьбу с которой вела русская полиция в годы Первой русской революции 1905–1907 годов, нашла свое отражение в таких рассказах, как «Герои будничной жизни», «Победителей не судят», «Один из многих» и др.
В своих «Воспоминаниях» один из авторов рассказов, действующий офицер полиции, чье имя скрыто псевдонимом Эль-де-Ха, дает следующую яркую и эмоциональную оценку того времени: «Оглядываясь назад, на прожитое тяжелое лихолетье, как-то даже не верится, откуда брались силы вынести все то, что выпало на нашу долю в эти ужасные 1905–1906 и 1907 годы. Это был какой-то сплошной кошмар, что-то необычайно жестокое, но, казалось, непреодолимое в своем роковом, стихийном движении.
Тяжело идти человеку на верную смерть, но когда знаешь, что, может быть, будешь сегодня жив, а может быть, и нет, когда кругом тебя валятся от предательских пуль и бомб товарищи, когда из-за каждого угла, дерева, окошка, ночной тьмы на тебя глядит, осклабясь, безобразный призрак смерти, глядит и сегодня, и завтра, и так изо дня в день годы – то, право, и названия подыскать этому ужасу, этому постоянному умиранию нет возможности. Говорят, что люди, побывавшие раз-другой в бою, осваиваются с опасностью, что и понятно: там знаешь откуда и какая тебя смерть может ждать, а тут – полная случайность, подчас самая невероятная, нелепая, а в результате калечество или смерть»[12].
