– Ну, да, наконец, что ж вам угодно?
– Да-с… Не имею чести знать вас; не смею любопытствовать, кто и как… Во всяком случае, позвольте познакомиться; приятный случай!..
Дрожащий господин жарко потряс руку молодого человека.
– Это бы я должен был сделать в самом начале, – прибавил он, – но я забыл все приличие!
Говоря, господин в енотах не мог постоять на месте, с беспокойством оглядывался по сторонам, семенил ногами и поминутно, как погибающий, хватался рукою за молодого человека.
– Видите ли-с, – продолжал он, – я хотел обратиться к вам по-дружески… извините за вольность… хотел испросить у вас, чтоб вы ходили – по той стороне и со стороны переулка, где черный выход, эдак, покоем, описывая букву П, то есть. Я тоже, с своей стороны, буду ходить-с у главного подъезда, так что мы не пропустим; а я все боялся один пропустить; я не хочу пропустить. Вы, как увидите ее, то остановите и закричите мне…Но я сумасшедший! Только теперь вижу всю глупость и неприличие моего предложения!
– Нет, что ж! Помилуйте!..
– Не извиняйте меня; я в расстройстве духа, я теряюсь, как никогда не терялся! Точно меня под суд отдали! Я даже признаюсь вам – я буду благороден и откровенен с вами, – молодой человек: я даже вас принимал за любовника.
– То есть, попросту, вы хотите знать, что я здесь делаю?
– Благородный человек, милостивый государь, я далек от мысли, что вы он; я не замараю вас этою мыслию, но… но даете ли вы мне честное слово, что вы не любовник?..
– Ну, хорошо, извольте, честное слово, что любовник, но не вашей жены; иначе бы я не был на улице, а был бы теперь вместе с нею!
– Жены? Кто вам сказал жены, молодой человек? Я холостой, я, то есть, сам любовник…
– Вы говорили, есть муж… на Вознесенском мосту…
– Конечно, конечно, я заговариваюсь; но есть другие узы! И согласитесь, молодой человек, некоторая легкость характеров, то есть…
– Ну, ну! Хорошо, хорошо!
– То есть я вовсе не муж…
– Очень верю-с. Но откровенно говорю вам, что разуверяя вас теперь, хочу сам себя успокоить и оттого собственно с вами и откровенен; вы меня расстроили и мешаете мне. Обещаю вам, что кликну вас. Но прошу вас покорнейше дать мне место и удалиться. Я сам тоже жду.
– Извольте, извольте-с, я удаляюсь, я уважаю страстное нетерпение вашего сердца. Я понимаю это, молодой человек. О, как я вас теперь понимаю!
– Хорошо, хорошо…
– До свидания!.. Впрочем, извините, молодой человек, я опять к вам… Я не знаю, как сказать… Дайте мне еще раз честное и благородное слово, что вы не любовник!
– Ах, господи, бог мой!
– Еще вопрос, последний: вы знаете фамилию мужа вашей… то есть той, которая составляет ваш предмет?
– Разумеется, знаю; не ваша фамилия, и кончено дело!
– А почему ж вы знаете мою фамилию?
– Да послушайте, ступайте; вы теряете время: она уйдет тысячу раз… Ну, что же вы? Ну, ваша в лисьем салопе и в капоре, а моя в клетчатом плаще и в голубой бархатной шляпке… Ну, что ж вам еще? Чего ж больше?
– В голубой бархатной шляпке! У ней есть и клетчатый плащ и голубая шляпка, – закричал неотвязчивый человек, мигом возвратившись с дороги.
– Ах, черт возьми! Ну, да ведь это может случиться… Да, впрочем, что ж я! Моя же туда не ходит!
– А где она – ваша?
– Вам это хочется знать; что ж вам?
– Признаюсь, я все про то…
– Фу, бог мой! Да вы без стыда без всякого! Ну, у моей здесь знакомые, в третьем этаже, на улицу. Ну, что ж вам, по именам людей называть, что ли?
– Бог мой! И у меня есть знакомые в третьем этаже, и окна на улицу. Генерал…
– Генерал?!
– Генерал. Я вам, пожалуй, скажу, какой генерал: ну, генерал Половицын.
– Вот тебе на! Нет, это не те! (Ах, черт возьми! Черт возьми!)
– Не те?
– Не те.
Оба молчали и в недоумении смотрели друг на друга.
– Ну, что ж вы так смотрите на меня? – вскрикнул молодой человек, с досадою отряхая с себя столбняк и раздумье.
Господин заметался.
– Я, я, признаюсь…
– Нет, уж позвольте, позвольте, теперь будемте говорить умнее. Общее дело. Объясните мне… Кто у вас там?..
– То есть знакомые?
– Да, знакомые…
– Вот видите, видите! Я по глазам вашим вижу, что я угадал!
– Черт возьми! Да нет же, нет, черт возьми! Слепы вы, что ли? Ведь я перед вами стою, ведь я не с ней нахожусь; ну! ну же! Да, впрочем, мне все равно; хоть говорите, хоть нет!
Молодой человек в бешенстве повернулся два раза на каблуке и махнул рукой.
– Да я ничего, помилуйте, как благородный человек, я вам все расскажу: сначала жена сюда ходила одна; она им родня; я и не подозревал; вчера встречаю его превосходительство: говорит, что уж три недели как переехал отсюда на другую квартиру, а же… то есть не жена, а чужая жена (на Вознесенском мосту), эта дама говорила, что еще третьего дня была у них, то есть на этой квартире… А кухарка-то мне рассказала, что квартиру его превосходительства снял молодой человек Бобыницын…
– Ах, черт возьми, черт возьми!..
– Милостивый государь, я в страхе, я в ужасе!
– Э, черт возьми! Да мне-то какое дело до того, что вы в страхе и в ужасе? Ах! Вон-вон мелькнуло, вон…
– Где? Где? Вы только крикните: Иван Андреич, а я побегу…
– Хорошо, хорошо. Ах, черт возьми, черт возьми! Иван Андреич!!
– Здесь, – закричал воротившийся Иван Андреич, совсем задыхаясь. – Ну, что? что? где?
– Нет, я только так… я хотел знать, как зовут эту даму?
– Глаф…
– Глафира?
– Нет, не совсем Глафира… извините, я вам не могу сказать ее имя. – Говоря это, почтенный человек был бледен, как платок.
– Да, конечно, не Глафира, я сам знаю, что не Глафира, и та не Глафира; а впрочем, с кем же она?
– Где?
– Там! Ах, черт возьми, черт возьми! (Молодой человек не мог устоять на месте от бешенства.)
– А, видите! Почему же вы знали, что ее зовут Глафирой?
– Ну, черт возьми, наконец! Еще с вами возня! Да ведь вы говорите – вашу не Глафирой зовут!..
– Милостивый государь, какой тон!
– А, черт, не до тону! Что она, жена, что ли, ваша?
– Нет, то есть я не женат… Но не стал бы я сулить почтенному человеку в несчастье, человеку, – не скажу достойному всякого уважения, но по крайней мере воспитанному человеку, черта на каждом шагу. Вы все говорите: черт возьми! черт возьми!
– Ну да, черт возьми! Вот же вам, понимаете?
– Вы ослеплены гневом, и я молчу. Боже мой, кто это?
– Где?
Раздался шум и хохот; две смазливые девушки вышли с крыльца; оба бросились к ним.
– Ах какие! Что вы?
– Куда вы суетесь?
– Не те!
– Что, не на тех напали! Извозчик!
– Куда вас, мамзель?
– К Покрову; садись, Аннушка, я довезу.
– Ну, а я с той стороны; пошел! Смотри же, шибче вези…
Извозчик уехал.
– Это откуда?
– Боже мой, боже! Но не пойти ли туда?
– Куда?
– Да к Бобыницыну.
– Нет-с, нельзя…
– Отчего?
– Я бы, конечно, пошел; но тогда она скажет другое; она… обернется: а ее знаю! Она скажет, что нарочно пришла, чтоб меня поймать с кем-нибудь, да беду на меня же и свалит!
– И знать, что, может быть, там она! Да вы – я не знаю, почему же – ну, да вы подите к генералу-то…
– Да ведь он переехал!
– Все равно, понимаете? Она же ведь пошла; ну, и вы тоже – поняли? Сделайте так, что как будто не знаете, что генерал переехал, приходите как будто к нему за женой, ну и так далее.
– А потом?
– Ну, а потом накрывайте кого следует у Бобыницына; фу, ты, черт, какой бестолк…
– Ну, а вам-то что до того, что я накрываю? Видите, видите!..
– Что, что, батенька? Что? Опять за то же, что прежде? Ах, ты, господи, господи! Срамитесь вы, смешной человек, бестолковый вы человек!
– Ну, да зачем же вы так интересуетесь? Вы хотите узнать…
– Что узнать? Что? Ну, да, черт возьми, не до вас теперь! Я и один пойду; ступайте, подите прочь; стерегите, бегайте там, ну!
– Милостивый государь, вы почти забываетесь! – закричал господин в енотах в отчаянии.
– Ну, что ж? Ну, что ж, что я забываюсь? – проговорил молодой человек, стиснув зубы и в бешенстве приступая к господину в енотах, – Ну, что ж? Перед кем забываюсь?! – загремел он, сжимая кулаки.
– Но, милостивый государь, позвольте…
– Ну, кто вы, перед кем забываюсь; как ваша фамилия?
– Я не знаю, как это, молодой человек; зачем же фамилию?.. Я не могу объявить… Я лучше с вами пойду. Пойдемте, я не отстану, я на все готов… Но, поверьте, я заслуживаю более вежливых выражений! Не нужно нигде терять присутствия духа, и если вы чем расстроены, – я догадываюсь чем, – то по крайней мере забываться не нужно… Вы еще очень, очень молодой человек!..
– Да что мне, что вы старый? Эка невидаль! Ступайте прочь; чего вы тут бегаете?..
– Почему ж я старый? Какой же я старый? Конечно, по званию, но я не бегаю…
– Это и видно. Да убирайтесь же прочь…
– Нет, уж я с вами; вы мне не можете запретить; я тоже замешан; я с вами…
– Ну, так тише же, тише, молчать!..
Оба они взошли на крыльцо и поднялись на лестницу в третий этаж; было темнехонько.
