- Как это? - не понял Чудик.
Читатель громко рассмеялся и больше не стал говорить.
Быстро стали снижаться.
Вот уже земля - рукой подать, стремительно летит назад. А толчка все нет. Как потом объяснили знающие люди, летчик "промазал".
Наконец - толчок, и всех начинает так швырять, что послышался зубовный стук и скрежет. Этот читатель с газетой сорвался с места, боднул Чудика большой головой, потом приложился к иллюминатору, потом очутился на полу. За все это время он не издал ни одного звука. И все вокруг тоже молчали - это поразило Чудика. Он тоже молчал.
Стали.
Первые, кто опомнился, глянули в иллюминаторы и обнаружили, что самолет на картофельном поле. Из пилотской кабины вышел мрачноватый летчик и пошел к выходу. Кто-то осторожно спросил его:
- Мы, кажется, в картошку сели?
- Что вы, сами не видите, - ответил летчик.
Страх схлынул, и наиболее веселые уже пробовали робко острить.
Лысый читатель искал свою искусственную челюсть. Чудик отстегнул ремень и тоже стал искать.
- Эта?! - радостно воскликнул он. И подал.
У читателя даже нос побагровел.
- Почему обязательно надо руками хватать? - закричал он шепеляво.
Чудик растерялся.
- А чем же?..
- Где я ее кипятить буду?! Где?!
Чудик этого тоже не знал.
- Поедемте со мной? - предложил он. - У меня тут брат живет. Вы опасаетесь, что я туда микробов занес? У меня их нету.
Читатель удивленно посмотрел на Чудика и перестал кричать.
...В аэропорту Чудик написал телеграмму жене:
"Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша, меня не забудь. Васятка".
Телеграфистка, строгая, сухая женщина, прочитав телеграмму, предложила:
- Составьте иначе. Вы - взрослый человек, не в детсаде.
- Почему? - спросил Чудик. - Я ей всегда так пишу в письмах. Это же моя жена!.. Вы, наверно, подумали...
- В письмах можете писать что угодно, а телеграмма - это вид связи. Это открытый текст.
Чудик переписал:
"Приземлились. Все порядке. Васятка".
Телеграфистка сама исправила два слова: "Приземлились" и "Васятка". Стало: "Прилетели, Василий".
- "Приземлились"... Вы что, космонавт, что ли?
- Ну ладно, - сказал Чудик. - Пусть так будет.
...Знал Чудик, есть у него брат Дмитрий, трое племянников... О том, что должна быть еще сноха, - как-то не думалось; Он никогда не видел ее. А именно она-то, сноха, все испортила, весь отпуск. Она почему-то сразу невзлюбила Чудика.
Выпили вечером с братом, и Чудик запел дрожащим голосом:
Тополя-а-а, тополя-а-а...
Софья Ивановна, сноха, выглянула из другой комнаты, спросила зло:
- А можно не орать? Вы же не на вокзале, верно? - И хлопнула дверью.
Брату Дмитрию стало неловко.
- Это... там ребятишки спят. Вообще-то она хорошая.
Еще выпили. Стали вспоминать молодость, мать, отца...
- А помнишь? - радостно спрашивал брат Дмитрий. - Хотя кого ты там помнишь! Грудной был. Меня оставят с тобой, а я тебя зацеловывал. Один раз ты посинел даже. Попадало мне за это. Потом уж не стали оставлять. И все равно: только отвернутся - я около тебя: опять целую. Черт знает, что за привычка была. У самого-то еще сопли по колена, а уж... это... с поцелуями...
- А помнишь?! - тоже вспоминал Чудик. - Как ты меня...
- Вы прекратите орать? - опять спросила Софья Ивановна, совсем зло, нервно. - Кому нужно слушать эти ваши разные сопли да поцелуи? Туда же разговаривать.
- Пойдем на улицу, - сказал Чудик.
Вышли на улицу, сели на крылечке.
- А помнишь?.. - продолжал Чудик.
Но тут с братом Дмитрием что-то случилось: он заплакал и стал колотить кулаком по колену.
- Вот она, моя жизнь! Видел? Сколько злости в человеке! Сколько злости!
Чудик стал успокаивать брата:
- Брось, не расстраивайся. Не надо. Никакие они не злые, они - психи. У меня такая же.
- Ну чего вот невзлюбила?!! За што? Ведь она невзлюбила тебя... А за што?
Тут только понял Чудик, что - да, невзлюбила его сноха. А за что, действительно?
- А вот за то, што ты - никакой не ответственный, не руководитель. Знаю я ее, дуру. Помешалась на своих ответственных. А сама-то кто! Буфетчица в управлении, шишка на ровном месте. Насмотрится там и начинает... Она и меня-то тоже ненавидит - что я не ответственный, из деревни.
- В каком управлении-то?
- В этом... горно... Не выговорить сейчас. А зачем выходить было? Што она, не знала, што ли?
Тут и Чудика задело за живое.
- А в чем дело вообще-то? - громко спросил он, не брата, кого-то еще. - Да если хотите знать, почти все знаменитые люди вышли из деревни. Как в черной рамке, так, смотришь, - выходец из деревни. Надо газеты читать!.. Што ни фигура, понимаешь, - так выходец, рано пошел работать.
- А сколько я ей доказывал: в деревне-то люди лучше, не заносистые.
- А Степана-то Воробьева помнишь? Ты ж знал его...
- Знал, как же.
- Уж там куда деревня! А - пожалуйста: Герой Советского Союза. Девять танков уничтожил. На таран шел. Матери его теперь пожизненно пенсию будут шестьдесят рублей платить. А разузнали только недавно, считали - без вести...
- А Максимов Илья!.. Мы ж вместе уходили. Пожалуйста, - кавалер Славы трех степеней. Но про Степана ей не говори... Не надо.
- Ладно. А этот-то!..
Долго еще шумели возбужденные братья. Чудик даже ходил около крыльца и размахивал руками.
- Деревня, видите ли!.. Да там один воздух чего стоит! Утром окно откроешь - как, скажи, обмоет тебя всего. Хоть пей его - до того свежий да запашистый, травами разными пахнет, цветами разными...
Потом они устали.
- Крышу-то перекрыл? - спросил старший брат негромко.
- Перекрыл. - Чудик тоже тихо вздохнул. - Веранду подстроил - любо глядеть. Выйдешь вечером на веранду... начинаешь фантазировать: вот бы мать с отцом были бы живые, ты бы с ребятишками приехал - сидели бы все на веранде, чай бы с малиной попивали. Малины нынче уродилось пропасть. Ты, Дмитрий, не ругайся с ней, а то она хуже невзлюбит... А я как-нибудь поласковей буду, она, глядишь, отойдет.
- А ведь сама из деревни! - как-то тихо и грустно изумился Дмитрий. - А вот... Детей замучила, дура: одного на пианинах замучила, другую в фигурное катание записала. Сердце кровью обливается, а - не скажи, сразу ругань.
- Мых!.. - чего-то опять возбудился Чудик. - Никак не понимаю эти газеты: вот, мол, она такая работает в магазине - грубая. Эх, вы!.. А она домой придет - такая же. Вот где горе-то! И я не понимаю! - Чудик тоже стукнул кулаком по колену. - Не понимаю: зачем они стали злые?
Когда утром Чудик проснулся, никого в квартире не было: брат Дмитрий ушел на работу, сноха тоже, дети - постарше играли во дворе, маленького отнесли в ясли.
Чудик прибрал постель, умылся и стал думать, что бы такое приятное сделать снохе.
Тут на глаза ему попалась детская коляска. "Эге! - воскликнул Чудик. Разрисую-ка я ее!" Он дома так разрисовал печь, что все удивились. Нашел ребячьи краски, кисточку и принялся за дело. Через час все было кончено коляску не узнать. По верху колясочки Чудик пустил журавликов - стайку уголком понизу, - цветочки разные, травку-муравку, пару петушков, цыпляток... Осмотрел коляску со всех сторон - загляденье. Не колясочка, а игрушка. Представил, как будет приятно изумлена сноха, усмехнулся.
- А ты говоришь - деревня. Чудачка. - Он хотел мира со снохой. Ребенок-то как в корзиночке будет.
Весь день Чудик ходил по городу, глазел на храмы, подолгу торчал у витрин. Купил катер племяннику; хорошенький такой катерок, белый, с лампочкой. "И его тоже разрисую", - подумал.
Походил еще, поглядел, попил воды из автоматов... И присел отдохнуть на скамейку в парке. Только присел, слышит:
- Молодой человек... простите, пожалуйста. - Подошла красивая молодая женщина с портфелем. - Разрешите я займу минутку вашего времени?
