отреагировала вдова, чувствуя язвительную интонацию собеседника.
– Люди, конечно, люди, но не наши люди, – ответил ей Сергей Васильевич и встал из-за стола, давая понять, что далее дискутировать не намерен.
Уходя из столовой, он сокрушался, что из его попытки выстроить за столом приятное общение вышел идеологический диспут, что называется, на нервах. Подходя к своему номеру, Сергей Васильевич твердо решил как-то его закончить и держать с соседями по столу дистанцию до конца их пребывания в санатории. Благо оставалось этой парочке до конца срока не более недели.
Нет, Бурмистров не боялся проиграть в возникшем споре, просто, считал его бестолковым. Он понимал, что вдова и дальше будет сыпать лозунгами, против которых не попрешь. Они емкие, цельные и как аксиомы в математике в доказательствах не нуждаются – это он знал по своей прошлой работе. И если у человека уже сформировалось лозунговое сознание, то никакими аргументами его не перешибешь, ну, может быть только палкой, что для него, в данной ситуации, было не приемлемо.
Заранее он никакой тактики по выходу из конфликтной ситуации не строил, рассчитывая, что спор может вовсе не возобновиться и все успокоится само собой. На ужин он снова немного опоздал и опять его соседи были в сборе.
Посмотрев на них, Сергей Васильевич понял, что ждали они его с нетерпением и их диспут будет и дальше гореть, если не предпринять какие-то противопожарные меры.
Первой начала закипать вдова. Выждав несколько минут, для того чтобы дать Сергею Васильевичу возможность приступить к ужину, она заявила:
– Ленин оставил после себя огромное наследие, которым пользуются до сих пор. Ленин – гений, и мы подняли его знамя и гордо несем его. В отличие от Вас он еще и образован был, а Вы по сравнению с ним – ноль.
Сергей Васильевич оценил своеобразную аргументацию вдовы, граничащую с попыткой оскорбления его личности, и отложил в сторону столовые приборы.
– Угу, – произнес он, как бы в знак согласия покачав головой, – Ленин, вообще-то, братоубийственную войну в России устроил, в которой миллионов шесть погибло – тоже его наследие. Он, конечно, был неплохим теоретиком, а вот практиком оказался не очень хорошим. Так что не преувеличивайте его гениальность.
– Да как вы смеете обсуждать Ленина! – возмущенным голосом заявила вдова.
– А почему это мне не обсуждать Ленина? Вон, даже Шариков из «Собачьего сердца» переписку Каутского с Энгельсом обсуждал, а я чем хуже? – в свою очередь возмутился Сергей Васильевич, решив, что пример Шарикова может послужить для вдовы хорошим аргументом.
Вдова опять стала покрываться пятнами и переключилась на обсуждение образа литературного персонажа:
– Как Вы можете приводить пример Шарикова. Это же пародия на весь советский народ!
Неожиданно в диспут вклинился тыловик, как оказалось, имевший свою точку зрения на роль Шарикова в истории:
– Ну, нет, он не может быть пародией на народ, он же собака.
В этом месте вдова чуть не подавилась, поскольку не ожидала, что такой же как она воинственный атеист может столь поверхностно рассуждать о литературе.
– Его специально из собаки превратили в человека, чтобы сделать пародию на советский народ, – настаивала она.
– Наоборот, его обратно в собаку превратили, потому что он так и не смог стать настоящим человеком, – аргументировал тыловик.
Сергей Васильевич был просто восхищен этим спором, но больше его радовало то, что у него появилась возможность спокойно поужинать.
Закончив свою трапезу под споры соседей о Шарикове, он дождался возможности вклиниться в их разговор и с серьезным видом знатока, стоящего существенно выше оппонентов по уровню своих познаний, изрек:
– Вообще-то, когда Булгаков написал «Собачье сердце» никакого советского народа еще не было. Это понятие было закреплено в Сталинской конституции 1936 года. А товарищ Сталин, в отличие от Вас, Светлана Юрьевна, никогда не ошибался.
Воспользовавшись повисшей тишиной, Бурмистров встал, попрощался с соседями и не глядя на их удивленные лица, пошел в свой номер, ругая себя по дороге за то, что не нашел возможности пресечь бестолковый спор в самом его начале.
На следующий день на завтрак он пришел пораньше, рассчитывая, что соседи задержаться и избавят его от общения с ними. Но они пришли через несколько минут после него, что не предвещало спокойного поедания пищи.
Вдова, не приступая к еде, сразу обратилась к Бурмистрову:
– Знаете, Сергей Васильевич, в гражданскую войну, конечно, погибло много людей, но это все из-за того, что некоторые хотели жить по-старому и сопротивлялись движению к светлому будущему, с оружием в руках, между прочим. И Ленин в этом не виноват.
Сергей Васильевич посмотрел на вдову грустными глазами, но деваться было некуда, надо было отвечать.
– Ага, и в том, что потом людей расстреливали он тоже не виноват. В собрании его сочинений так и написано «…провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». Том пятидесятый, кажется, можете проверить. Зачем же, например, священников расстреливали, они же с оружием в руках не сопротивлялись светлому будущему.
Дровишек в разгорающийся костер идеологического спора подкинул тыловик:
– И правильно этих священников вешали и расстреливали, они народу только мозги пудрили.
Несколько устав от спора, который грозил перейти в баталии при помощи вилок и столовых ножей Сергей Васильевич тихим голосом спросил тыловика:
– И что, вы считаете это правильно убивать людей только за то, что они верят в Бога и доносят эту веру до других людей?
– Да, правильно, – коротко ответил тыловик.
– И я считаю, что правильно, – поддержала его вдова.
И, тут, Сергея Васильевича осенило. После короткой паузы, он спокойным тоном, с видом хорошо осведомленного человека, заявил:
«Товарищи, я бы на вашем месте такими словами не бросался. Сами знаете, какие сейчас тенденции – религия возрождается и государство ее поддерживает. У меня есть точные сведения, что скоро будут составлять списки воинствующих атеистов и, возможно, поступать с ними так же, как их предки поступали со священниками после революции. Но что точно будут с ними делать, пока еще не решили».
За столом воцарилась тишина, оппоненты смотрели на Бурмистрова и пытались понять шутит он или говорит серьезно. Но тот и не думал улыбаться, медленно поедая свой завтрак. Сергей Васильевич закончил трапезу раньше остальных, пожелал соседям приятного аппетита и вышел из-за стола.
Тыловик, встретив его после завтрака в одном из лечебных корпусов, взял под руку, перешел на «ты», назвав Сереженькой и просил не принимать близко к сердцу его слова о религии. Сергей Васильевич не стал накручивать дальше пожилого человека, но с многозначительным выражением лица сказал, что желает ему только добра и в случае чего даст положительные рекомендации.
За обедом вдова молчала, а под конец предложила Бурмистрову заказанное ею и нетронутое равиоли, но Сергей Васильевич отказался, поблагодарив добрую старушку.
В глазах соседей по столу Бурмистров читал ненависть
