дедов. Такую простыню больше уже не стирали и не употребляли.
А монастырю в знак признания священного происхождения полотна и в награду за его удивительную добротность даровано было право оставлять себе на память кусочек простыни, свидетельствующей честь невесты из королевского дома.
В срединном флигеле монастыря, откуда открывается вид на всю окрестность, есть длинный зал, как бы галерея, с полом из черного и белого мрамора. По стенам зала, в ряд друг за дружкой, висят золоченые рамы, единственное украшение которых — маленькие таблички из чистого золота с королевским гербом и с выгравированными на них именами принцесс: дона Кристина, дона Инес, дона Якинта Ленора, дона Мария. И в каждой такой раме — кусок полотна от королевской простыни.
В обрамленных золотом очертаниях расплывшихся, выцветших пятен можно при желании разглядеть все знаки зодиака: Весы, Скорпиона, Льва, Близнецов, либо же все, что твоей душе угодно: дерево, розу, сердце, стрелу или сердце, пронзенное стрелой.
В былые времена можно было иногда увидеть, как по тропе к монастырю, меж серых унылых скал, медленно взбирается многолюдная красочная процессия. Бывшие португальские принцессы, ныне герцогини или эрцгерцогини, королевы или вдовствующие королевы разных заморских государств совершали сюда в сопровождении пышных свит паломничества, благочестивые и вместе с тем втайне их забавляющие. За льнами тропа круто взбегала на скалы, именитой даме приходилось вылезать из кареты, и оставшуюся часть пути ее несли на особых носилках, подаренных монастырю специально для этой цели.
И в наше время бывают еще случаи — так в обуглившемся письме тлеет еще последняя искорка, — когда какая-нибудь престарелая благородная барышня приезжает навестить Конвенто Вело. Она была в прошлом подругой детских игр, наперсницей и фрейлиной юной принцессы. Чем выше подымается она по тропе к монастырю, тем шире открываются ее взору окрестные дали. В галерее монахиня-гостинница подводит ее к табличке с именем принцессы, сама же удаляется, ибо прекрасно понимает, что гостье хочется побыть наедине с собой. Медленно-медленно всплывают чередой воспоминания в этой почтенной, ставшей похожей на череп, укутанной кружевами головке, и головка слабо кивает им. Ближайшая поверенная сердечных тайн мысленно вновь переживает выпавшее высокородной невесте счастье-долю с суженым ей избранником благородной крови. Перед мысленным ее взором проходят радости и разочарования, государственные визиты и королевские юбилеи, придворные интриги и войны. Рождение наследника престола и бракосочетания самих королевских детей, времена возвышения и упадка династии. По этим вот знакам на полотне, вспоминает дряхлая придворная дама, делались когда-то предсказания, и теперь, когда ей дано уже оглянуться назад на судьбы человеческие, она может сравнить предсказанное и сбывшееся, и повздыхать про себя, и поусмехаться. Каждый из этих снабженных золотыми табличками самых обыкновенных кусков полотна рассказывает свое предание, и в том, что они вывешены здесь, — великая верность преданию.
Но в длинном ряду есть одно полотно, отличное от всех прочих. Рама так же величественна, как и любая другая, и так же горделиво глядит ее табличка. Но на табличке нет имени, а заключенное в раму полотно бело и чисто от края и до края — чистая страница.
Вот вы хотели услышать предание — так вглядитесь же в эту страницу и признайте мудрость моей бабки и моей прабабки.
Какая же вечная и неизменная верность преданию заставила вывесить это полотно в ряду прочих! Сами сказительницы опускают тут на лицо покрывало и почтительно умолкают. Ибо ведь те знатные родители, что повелели вставить его в раму и повесить на стену, могли бы этого и не делать.
И не где-нибудь, а именно здесь, перед этим чистым куском полотна, всегда особенно долго простаивали в глубокой задумчивости бывшие принцессы — ныне многоопытные, искушенные жизнью, верные своему долгу королевы, супруги и матери, а также благородные престарелые девы, свидетельницы их детских забав, их фрейлины и шаферицы на их свадьбах. И не где-нибудь, а именно здесь, перед этим чистым куском полотна, и теперь еще особенно глубоко задумываются молодые и старые монахини и сама мать-настоятельница.
