1Стэнли Холмс и мистер Допкинс должны были наблюдать за порядком.
На обязанности Джемса Раунда лежала организация на месте казни всяческих увеселений, как-то: симфонических оркестров, дешевой продажи прохладительных напитков, тиров для стрельбы в цель и т.д.
Натеза-Састри должен был произнести после казни большую религиозную речь.
Всю ночь накануне казни Рамашандра не спал.
Он ходил взад и вперед по своей узкой камере, сжимая кулаки и стиснув клещами зубы.
Он хотел было написать предсмертные письма товарищам и Шандромуки, но этого ему не разрешили.
- Хоть бы клочок бумаги с огрызком карандаша,- думал Рамашандра,- это скрасило бы мне жестокое ожидание смерти.
Увы! Последнее земное желание Рамашандры было невыполнимо.
Несколько крупных тропических звезд горело среди грубых переплетов единственного окна камеры Рамашандры в темной синеве неба. Ночь тянулась бесконечно.
Рамашандра прислушивался: ни один посторонний звук не нарушал железного сна тюрьмы. Только слышались мерные шаги часовых да где-то далеко-далеко на воле пел петух.
Рамашандра не боялся смерти. Он ждал ее без страха.
Но его сердце обливалось кровью при мысли, что он не увидит радостного дня восстания, не будет руководить борьбой пролетариата против буржуазии. Нежный образ Шандромуки возникал в его воображении, и тогда ему казалось, что звезды, глядящие в его окошко, это ее любимые глаза.
Наконец ночь дрогнула. Звезды одна за другой растаяли. За окном просветлело, и небо окрасилось утренней кровью. С самого раннего утра улицы Калькутты стали наполняться несметными толпами людей, которые двигались все в одном направлении по радиусам к центру.
В рабочих окраинах настроение было подавленное.
Казнь Рамашандры! - с этой мыслью было трудно помириться. Лица рабочих были сосредоточены и полны мрачной решимости. Подпольный ревком, почти терявший всякую надежду на спасение Рамашандры, все-таки принимал все возможные меры, чтобы вооружить наибольшее количество рабочих.
В центре и в аристократических кварталах царило веселое, оживление. Одетые по последней моде, европейские джентльмены и леди подкатывали на шикарных автомобилях к месту казни и занимали заранее заказанные по телефону места. На самой площади, вокруг трибун и лож толпа стояла вплотную. Голова к голове. Усиленные наряды полиции и наиболее преданные части гарнизона сдерживали ее напор. В небе летали эскадрильи военных самолетов, наблюдавших сверху за движением на окраинах, для того чтобы в случае опасности просигнализировать центру.
Взоры всех были прикованы к громадному черному помосту, высоко возвышавшемуся над площадью. На помосте совершались последние приготовления: там устанавливали плаху.
В начале двенадцатого в ложе появился вице-король.
Он был в парадном мундире и в шляпе с белыми перьями.
Его сопровождала блистательная свита, среди которой можно было заметить полковника Хейса в белом кителе и с ленточкой ордена Подвязки в петлице.
На трибуне произошло легкое движение. Цилиндры блеснули в воздухе. Закивали дамские зонтики. Вежливое "ура" пронеслось над трибуной.
Толстые американские миллиардеры с длинными черными сигарами в зубах и их рыжые жены, развесившие на себе драгоценности чудовищной цены и чудовищного безвкусья, умирали от нетерпения в ожидании зрелища.
Черт возьми! Ведь не каждый день можно присутствовать на таком необыкновенном спектакле.
Гремела музыка. Из ложи жрецов слышались звуки флейт, звон медных тарелок и гром литавр.
Ровно в одиннадцать часов утра послышались тяжелые шаги, загремели ключи, и дверь камеры ртворилась.
Рамашандра встал с койки.
У ворот тюрьмы уже стояла "позорная колесница". Рамашандре связали руки и ввели на колесницу. Громадная толпа рабочих, с трудом сдерживаемая батальоном морской пехоты, при появлении Рамашандры глухо зашумела.
Рамашандра гордо закинул голову. Его лицо было очень бледным и очень спокойным, но глаза кого-то тревожно искали в толпе. Вдруг Рамашандра улыбнулся. "Шандромуки",- тихо сказал он. Он увидел ее. С безумным лицом она пыталась прорваться через цепь солдат к "колеснице", протягивая вперед свои худые детские руки.
- Рамашандра! - крикнула она.
Толпа завыла.
- К оружию! К оружию! Он!- послышались голоса рабочих.
Рамашандра что-то закричал толпе, но его голос за общим шумом был неслышен. С большим трудом солдаты оттеснили толпу от "колесницы". Колесница тронулась, окруженная эскадроном королевских драгун.
Впереди "колесницы" в роскошном легковом автомобиле ехал, стоя лицом к осужденному, палач. Он был в строгом глухом сюртуке, белых перчатках, в цилиндре.
Его черные пышные усы были изящно закручены вверх, и в руках он держал топор.
По запруженным толпой улицам процессия двинулась к центру, к месту казни.
Вместе с другими Шандромуки бежала за "колесницей". Нестерпимое солнце палило ее непокрытую голову.
Ноги были разбиты в кровь булыжниками мостовой. Глаза сверкали, как у безумной.
Без четверти двенадцать колесница подъехала к помосту. Музыка заиграла туш. Палач поднялся на помост и приподнял цилиндр. Десятки кинооператоров бешено завертели ручки своих аппаратов.
Толпа рабочих с глухим ревом напирала на трибуны.
Вице-король тревожно заерзал на месте.
- Мне кажется, этот спектакль пора кончать как можно скорее,- шепнул он полковнику Хейсу.
Хейс поднялся и сделал знак рукой. Музыка прекратилась. Наступила мертвая тишина. Посыпалась черная дробь барабана. На помост взошел генеральный прокурор Индии. Дробь барабана прекратилась. Прокурор, отчеканивая каждое слово, прочитал смертный приговор.
Рамашандра стоял спокойно. В синей рабочей блузе с расстегнутым воротом, с бледным энергичным лицом и твердыми глазами, он казался великолепным воплощением международного пролетариата, окруженного врагами.
Волнение в толпе грозно усиливалось.
Полковник Хейс сделал вторичный знак. Палач подвел Рамашандру к плахе.
- Да здравствует революция!!!-изо всех сил закричал Рамашандра.
Тысячеголосый крик потряс толпу. Грянули барабаны, раздался нечеловеческий женский крик: "Рамашандра! Рамашандра!!!" Профессор Савельев посмотрел на часы. Было без одной минуты двенадцать. Он не торопясь надел резиновые перчатки и подошел к машине обратного тока.
- Они не хотят прекратить кровопролития. Они не подчинились моей воле. В таком случае они подчинятся воле машины обратного тока.
Профессор Савельев подошел к распределительной доске и коснулся ручки реостата.
Машина обратного тока зашумела.
Синие искры брызнули из медного шара над куполом лаборатории.
Стрелка манометра упруго прыгнула вправо и заколебалась.
Глаза профессора Савельева зеленоватыми огоньками вспыхнули под темными консервами. Косая черта лежала поперек лба. Тонкие губы были плотно сжаты.
- Я заставлю тебя подчиниться моей воле, глупое, жалкое человечество.
Рамашандра положил голову на плаху. Палач отстегнул манжеты и занес топор. Толпа оцепенела. Американцы впились в бинокли. Острый луч солнца нестерпимой звездой блестел на лезвии топора.
Глава двадцать пятая
12 часов по среднеевропейскому времени
Толпа оцепенела.
Топор повис над шеей Рамашандры.
Часы на руке полковника Хейса показывали ровно двенадцать. Вдруг произошло нечто совершенно непредвиденное, непонятное и грозное.
Топор вырвался сам собой из рук палача и, описав над толпой молниеносную дугу, со свистом ударился в железный столб электрического трамвая и прилип к нему.
Ружья вырвались из рук солдат, слиплись и попадали пачками на землю. Полковник Хейс хотел выскочить из ложи, но шпоры на его сапогах прилипли друг к другу, и полковник покатился кубарем под ноги вице-короля. В то же мгновение моторы аэропланов остановились, тросы слиплись, и один за другим они полетели вниз, вдребезги разбиваясь об крыши домов, как электрические лампочки. Трамвайные рельсы поползли друг к другу, корчась и выворачивая куски асфальта. Железные пуговицы отрывались от брюк и летели,-как пули, в разные стороны, слипаясь на лету и попадая в кучи слипшегося железа.
Паника охватила толпу. В неописуемой давке нарядная публика бросилась с трибун к автомобилям.
Но автомобили стояли, прилипнув друг к другу с оцепеневшими моторами.
Рамашандра вскочил на ноги. Толпа рабочих, раскидавшая неожиданно обезоруженных солдат, кинулась к помосту.
"Повелитель железа"... Машина обратного тока... Двадцатое июля в двенадцать часов дня по среднеевропейскому времени..." - вихрем пронеслось в голове у полковника Хейса.
И не один полковник подумал об этом.
