принадлежала Димочке.
Вообще, на свете много Димочек, но в моих рассказах Димочка будет один. Этот эксклюзив на имя принадлежит только ему. Так что если имя Дима, то фамилия – Титоренко.
Изящно остановив реверс моего тела и вновь придав ему поступательное движение, Дима с ехидной улыбкой произнес: «Одевай форму, толстый, будем нормы ГТО сдавать». Дима, кстати, несмотря на то что курил лет с семи, мог подтянуться восемь раз. Последние два повторения, конечно, всегда сопровождались подергиванием и извиванием, но все равно не шли ни в какое сравнение с моим обычным результатом – ноль.
Надев синенький спортивный костюм и черные с красными мячиками кеды, конвоируемый Димой, как на Голгофу, вошел я в ненавистное, пугающее меня гулким мячиковым эхом и грозящее мне несчастьем помещение. Семьдесят моих сверстников – потенциальных свидетелей моего позора уже стояли, разделенные по классам. «Редкий гость», – прокомментировал мое появление учитель физкультуры и объявил пятиминутную разминку. Пять минут пролетели как пять секунд, и испытания начались. Не буду долго тянуть. Перейду сразу к кульминации. Когда подошла моя очередь доказывать свою готовность к труду и обороне путем подтягивания на турнике, ноги мои, как водится, ослабли, ладони вспотели, и заурчало в животе. Дима, дружески хлопнув меня по плечу, изрек на весь зал: «Давай, покажи класс!» – и радостно заржал, чем привлек внимание всех семидесяти экзаменуемых. Под взглядом своего поколения я подошел на ослабевших ногах к турнику и, после команды педагога, совершил неудачную попытку допрыгнуть до перекладины и ухватиться за нее руками. Схватив потными ладонями две пригоршни воздуха, я вернулся на поверхность планеты, так и не преодолев земного притяжения. Теперь заржал не только Дима. К нему присоединилось еще несколько голосов, разбив на мелкие осколки остатки моего достоинства и дробным эхом раскидав его по углам спортзала. Учитель физкультуры Владислав Сергеевич неожиданно подхватил меня под мягкие бочка и с возгласом «И ррррраз!» вскинул к турнику, как тяжелоатлет вскидывает штангу рекордного веса. Я рефлекторно вцепился в перекладину и застыл на ней, согнув сведенные судорогой руки в локтях и зацепившись за турник подбородком, а точнее, двумя подбородками. Секунд десять я оставался в таком положении. Первым не выдержал Дима. Неожиданно подскочив ко мне, он дернул меня за спортивки, обуреваемый желанием посмотреть, как я бессильно повисну, подобно сардельке, на ненавистном мне спортивном снаряде и, конечно, надеясь поржать над нелепым моим положением. Но эффект превзошел даже Димины зловредные ожидания. Я остался висеть в том же положении, а вот мои спортивки вместе с трусами моментально сползли до колен. В шоке от происходящего, я провисел в таком положении всего секунд пять, но этого хватило для того, чтобы всю экзаменуемую ораву подростков охватил приступ неудержимого хохота. Шлепнувшись на пол, еще не понимая всего масштаба катастрофы, натягивая спортивки, я бросился из зала в раздевалку. Суматошно натянув на опозоренные чресла штаны, я, словно пуля, ринулся вон, изо всех сил пнув по пути титоренковскую сумку Только задохнувшись от бега, на другом конце городка я остановился, и мое сбившееся дыхание постепенно перешло во всхлипы. Впрочем, я не заплакал. Что-то во мне случилось. Вдруг я осознал, что прежняя жизнь кончилась и в школу я больше не вернусь. Пока не смогу отомстить всем, кто сегодня смеялся, глядя на мой позор. Впрочем, всем – это громко сказано. Я думал только о Диме Титоренко.
Вечером, когда родители, поужинав, сели смотреть программу «Время», я вышел из своей комнаты, выключил телевизор и тихо сказал: «Пока не похудею – в школу больше не пойду. Заставите идти – повешусь».
«Как гром среди ясного неба». Есть такое выражение. Оно даже в малой степени не передает впечатления, которое произвели мои слова на родителей. Они оцепенели. Это дало мне возможность убраться восвояси. Не знаю, как проходило совещание между папой и мамой, но через полчаса они стали приходить ко мне поодиночке и вместе, пытаясь узнать, что же случилось. Я, конечно, не кололся и отвечал только одно: «Ни-че-го».
На следующий день в школу я не пошел. Мои лучшие на свете родители все правильно поняли. Не пошел я в свою школу и через день, и через месяц. Я снова перешагнул ее порог только через полгода.
Через три дня я уже лежал в больнице на комплексном обследовании, а через три недели ехал в вагоне поезда, уносившего меня прочь от Димы Титоренко, в далекий и незнакомый край снежных вершин и цветущих магнолий. В места, не раз описанные русскими романтиками… Железная дорога моей судьбы влекла меня на склоны Кавказских гор, в город Железноводск. Там, так далеко от привычной северной природы, от мамы и папы, от всех друзей и врагов, ждал меня детский санаторий «Светлячок», путевку в который правдами и неправдами раздобыл мой папа-врач и его столичные друзья-коллеги.
Это был первый раз, когда я ехал один так далеко и так надолго. Тетенька, которая везла в санаторий свою дочь и поэтому согласилась прихватить и меня, была не в счет. Во-первых, потому, что ей хватало своей дочери, чтобы реализовывать родительские инстинкты, а во-вторых, я производил впечатление послушного мальчика, и она думала, что я не способен на хулиганские поступки…
Ах, эти российские просторы! Кто только не писал о них! Сейчас все читающие и так вспомнили великие имена, по крайней мере два-три великих имени, поэтому упоминать всуе я их не буду. Лучше еще раз предамся восторгу по поводу расстилающихся перед взором путешественника лесов, полей и рек. Лежа на верхней полке и глядя в грязное от неумытости российской жизни окно вагона, мечтал я о своем будущем, далеком и близком. О стройной фигуре и битом Диме Титоренко, о подтягивании на пятерку и восторженных глазах Танечки Сапожниковой. И грезились мне на фоне русских равнин победы и успехи мои в самых разных областях человеческой жизни… Правда, через некоторое время, не в силах сопротивляться монотонности пейзажа и непрерывности телеграфных проводов, мозг мой начинал погружаться в сладкую дорожную дремоту и рисовал мне картинки совсем уж фантастические… ну… о которых не стоит рассказывать…
Проснувшись и вытерев с подушки сонную слюнку, я снова поворачивался к окну, и все повторялось. Серость путешествия была нарушена лишь раз, когда тетя с дочкой вышли прогуляться на большой станции, а в это время по вагону пошли немые продавцы книг, безделушек и календарей с сомнительными картинками. Помните, как это происходило? Немой человек заглядывал в купе и
