574
Репрессалии, конечно, жестокая вещь — как и сказал уже я раз в одном из предыдущих выпусков «Дневника»… — Достоевский писал о «репрессалиях» в июльско-августовском выпуске «Дневника» за 1877 г. В упоминавшейся выше статье «Пленные турки в России» по этому поводу говорилось: «…мы не понимаем репрессалий в отношении побежденного врага <…> Никогда русское чувство не принадлежало угнетению бессильного врага (лежачего-де не бьют!). Симпатии, которыми Россия пользуется среди передовых европейских гуманистов и мыслителей, именно основаны на том, что Россия первая после франко-прусской войны подняла знамя человеколюбия и достигла результатов брюссельской конференции, вменяющей победителю гуманное обращение с пленными» (Петерб. газета. 1877. 11 ноября. № 206).
575
…но строгость с начальством этих скотов была бы не лишнею. — Об этом писал, в частности, тот самый Наблюдатель «Северного вестника», с которым (по другому поводу) Достоевский полемизировал позднее в декабрьском выпуске своего «Дневника». Говоря о средствах, которые могли бы прекратить или поубавить разного рода турецкие бесчинства, он утверждал: «…ответственность, действительно, должна падать на турецких начальников. Пусть внушают своим солдатам, пусть удерживают их, как знают, — это не наше дело. А если не внушат и не удержат — пусть расплачиваются сами…» (Сев. вестн. 1877. 13 (25) ноября. № 196).
576
…пруссаки наверно бы сделали так, потому что они даже с французами так точно делали… — Речь идет о франко-прусской войне 1870–1871 гг. С начала военных действий между Россией и Турцией русские и иностранные обозреватели и корреспонденты сопоставляли события русско-турецкой войны с той, которая ей предшествовала. Достоевский вспомнил о франко-прусской войне сразу же, как только Россия начала военные действия. См. об этом в апрельском выпуске «Дневника» за 1877 г. О необходимости «репрессалий» ввиду непрекращающихся турецких зверств писал и Наблюдатель «Северного вестника», тоже отсылая читателя к примерам из франко-прусской войны: «Всегда и повсюду употреблялись репрессалии. Немцы обливали французские деревни керосином и жгли их вместе с неуспевшим уйти жителями». И далее: «Немцы жгли Базейль и другие деревни, расстреливали вольных стрелков, потому только, что не признавали их регулярным войском; англичане в пленных индусов палили в упор из пушек, и, однако ж, мы тогда были убеждены и теперь убеждены, что немцы и англичане — Европа, потому что этого и отрицать нельзя. Только сами мы все еще хотим выслужиться» (Сев. вестн. 1877. 13 (25) ноября, № 196). В этой статье Наблюдателя, кстати сказать, продолжается разговор о снисходительности присяжных к уголовным преступникам — тема полемики Наблюдателя и Достоевского.
577
Если мы возьмем Плевно и замедлим двинуться далее… — Плевна была взята в результате упорных боев и осады 28 ноября (10 декабря) 1877 г. После падения Плевны русская армия получила возможность перейти в решительное наступление, целью которого было освобождение не только Северной, но и Южной Болгарии. Необходимость скорейшего наступления диктовалась международной обстановкой. Угроза вмешательства Англии и других европейских стран в русско-турецкую войну на стороне Турции требовала от русской армии энергичных действий. Неожиданно для Турции и западных военных деятелей, считавших наступление невозможным ввиду зимы и тяжести перевала через Балканский хребет, оно началось немедленно и успешно. Овладение перевалами позволило русской армии двигаться дальше по направлению к Константинополю. Все это подробным образом освещалось в русской и западной печати.
578
…известный своими прекрасными и обстоятельными статьями с поля битвы, из нашего лагеря, англичанин Форбес… — Характеристика английского корреспондента (в русской транскрипции его имя передавалось по-разному: Форбес, или Форбс, или Форбз) повторяет то, что о нем писали в русских газетах по поводу той статьи, которую имеет в виду Достоевский: «Русские, турки и болгары…», и которая была напечатана в издании: «Девятнадцатый век». 1877. Ноябрь («Nineteenth century». I877. Nov.). «В настоящее время, — говорилось в передовой статье „Петербургской газеты“, — они (недоброжелатели России. — Ред.) стараются поселить рознь между славянскими племенами и уверить нас, что болгары не стоят, чтобы за них проливали кровь. Недавно на это поприще вступил, к сожалению, г-н Форбз, талантливый корреспондент газеты „Daily news“. Воздавая должную справедливость русским войскам и порицая турок, он отзывается крайне неодобрительно о болгарах. Они, по его мнению, не способны к самоуправлению, не имеют ни энергии, ни храбрости; эксплуатируют русских, совершают жестокости над турками <…> и занимаются ремеслом двойного шпиона и двойного изменника. Далее г-н Форбз говорит, что дурное управление турок не препятствовало благосостоянию Болгарии в материальном отношении» и т. д. Факт, упоминаемый Достоевским в этой статье, передан так: «турки, по мнению г-на Форбза, поступили крайне непоследовательно, не перебив всех болгар до перехода русских через Дунай» (Петерб. газета. 1877. 10 ноября. № 205).
579
…это не граф Биконсфильд говорит: тот может выразить такие же разбойничьи и зверские убеждения, принужденный к тому политикой, «английскими интересами»… — О Биконсфилде и его отношении к России не переставали сообщать русские и западные газеты. «В своих речах в Айлесбери и в Гильдголле, — писалось в русской печати, — лорд Биконсфильд обращался с едва скрытыми угрозами к России, а по отношению к Турции употреблял язык, который мог вполне внушить правительству султана уверенность, что рано или поздно Англия придет на помощь Порте» (Рус. мир. 1877. № 355). Русская печать внимательно следила за всеми выступлениями Биконсфилда, открытое недоброжелательство которого к России было действительно продиктовано «английскими интересами». Эти же «интересы» руководили деятельностью и других английских политиков, в том числе тех, кто, как Гладстон, выступал против враждебной по отношению к России политики Биконсфилда. «Англичане твердят о своих интересах, — говорилось в ноябре в одной из передовых статей «Санкт-Петербургских ведомостей», — которым будто бы угрожают русские победы, как будто в самом деле британские интересы должны исключительно служить нормою международной политики. Это уже болезненная мания измерять мировые события английским аршином, определять требования культуры фунтами стерлингов, смотреть на международные дела исключительно с точки зрения промышленности и торговли Англии — это явление в высшей степени странное, достойное психологического анализа» (С.-Петерб. ведомости. 1877. 19 ноября (1 дек.). № 320).
580
Но тут Россия — тут показалось уже знамя будущего ~ гигант и сила, не признать которую невозможно — Именно тут инстинкт, тут предчувствие будущего… — Слова о России как о «гиганте и силе» повторяют настойчивый для «Дневника писателя» 1876–1877 гг. мотив «колосса». В рецензии на 21-й выпуск «Новочешской библиотеки» (статья «Славянские литературные известия», подпись П. Д. <П. П. Дубровский>) приводится характерная в этой связи выписка из сочинения известного чешского филолога и поэта Ф. В. Челаковского «Чтения о началах образованности и литературы славянских народов»: «Причина <…> по которой славянский народ в это время привлекает к себе большее внимание и приобретает важность, заключается в северном колоссе „на глиняных ногах“, как недавно еще трубили его завистники и принимали за действительность то, чего искренно желали. Но в то время, когда вдруг все рушилось и распадалось, великан стоял неподвижно, и Европа еще более, чем когда-либо, обращает на него взор» (Моск. ведомости. 1877. 1 авг. № 191).
