Назавтра было созвано еще одно такое же совещание, и Королев, глядя в стол, сказал: "Предложение есть. Попробовать воткнуть три кресла в "Восток", облегчив шарик за счет всего, что только можно".
После секундной оторопи люди загалдели, замахали руками. "Чепуха! Невозможно! Туда одно-то кресло еле влезает! Внутренний диаметр меньше двух метров в самом широком месте!"
Королев дал им откричаться, потом резко сказал: "Будем пробовать". И закрыл совещание.
Попробовали. Ничего не получилось. Даже после того, как из "шарика" выкинули решительно все научное оборудование и сократили до минимума запас средств жизнеобеспечения, три космонавта самых скромных габаритов все равно не умещались в "Востоке".
На некоторое время наступил полный тупик. Королев ничего не докладывал Хрущеву, оттягивая время. А уже катилась к концу зима 1964 года. Не выдержав нервного напряжения, свалился с ног Воскресенский. Его положили в больницу.
Вот в какой любопытной форме описывает официальный советский биограф Королева тяжелое настроение Главного конструктора в тот период (разумеется, в биографии ни словечка не говорится ни о каких проблемах, ни о каком тупике при работе над "Восходом" -- тем большей неожиданностью звучат приведенные ниже слова, которые я цитирую по журналу "Москва" (No 12 за 1969 год. стр. 178): "В работе над 'Восходом' особенно проявилась необычайная требовательность Сергея Павловича, беспощадность ко всяким не достаткам и человеческим слабостям. Он не терпел их у себя и у других".
Сказать про кого угодно, что он беспощаден к человеческим слабостям, значит сделать весьма и весьма сомнительный комплимент. Зная то, что уже рассказано, мы, я думаю, легко защитим Королева от его биографа. В ситуации, сложившейся в тот период, не выдержали бы нервы и у добрейшего из ангелов. Ведь Королев прекрасно понимал, что его заставляют идти на какую-то дикую авантюру, причем авантюру, заведомо бесполезную. Надо, чтобы раньше двух американцев взлетели три советских гражданина, вот и все!
Тупик в работе над отправкой в космос троих был преодолен так: втиснули троих в шарик "Востока" без скафандров, всецело положившись на герметичность корабля. Говорят, что это безумное по смелости и риску решение предложил ведущий конструктор по спускаемым аппаратам Константин Феоктистов. А на вопрос Королева: "Да кто же это полетит втроем и без скафандров?" Феоктистов ответил: "Первый -- я". Так ведущий конструктор, человек далеко не безупречного здоровья, имевший в юности ранение, вдруг превратился в космонавта.
Но и в таком варианте -- в курточках, без скафандров -- три человека не вмещались в многострадальный "Восток", который для видимости позже переименовали в "Восход".
Начались самые дикие ухищрения. Феоктистов срочно согласовал с Королевым и со всеми начальственными инстанциями "состав команды" -молоденький, очень миниатюрный врач Егоров и лучший из всех летчиков-космонавтов Комаров -- и все трое пошли... на сеанс к скульптору. Точно по фигуре каждого из них было вылеплено кресло. С быстротой молнии -сам Королев наблюдал за этим, проявляя "беспощадность" -- изготовили три этих кресла-макета. Но нет, и они не "вписались" в шарик!
Тогда пошла в ход следующая идея. Кресла можно ведь поставить не в ряд, а как-нибудь похитрее -- например, в два ряда, одно и за ним два. Если взглянуть сверху, получится вроде треугольника. И этот треугольник, возможно, "впишется".
Поначалу не удалось и это, но затем, когда переднее кресло приблизили к задним настолько, что один из космонавтов как бы помещался на коленях у двух других, "шарик" вместил комбинацию. Впереди посадили доктора Егорова -- как самого маленького -- и это дало возможность немного приподнять его кресло по отношению к двум другим. Так врач оказался на командирском месте, а космонавт сидел где-то сзади и под ним, но какое это имело значение, если никто из них все равно ни к чему не прикасался в полете!
По институту загуляла угрюмая шутка, что коллектив напряженно работает над созданием усовершенствованной космической могилы на троих. "Юмор" был оправдан тем, что при таком расположении катапультирование всех троих грозило гибелью. Но те, кто придумал шутку, не знали, видимо, еще одного: Королев принял решение не катапультировать космонавтов, а спустить весь "шарик" на парашютах.
Собственно, иное решение было и немыслимо. Ведь катапультирование всех шести предыдущих космонавтов с "Востоков" происходило на высоте 7000 метров. Уменьшить высоту катапультирования было нельзя, это грозило верной гибелью. А для катапультирования с высоты 7 километров человек должен быть в скафандре. Скафандры же исключались. Правда, высоту в 7 километров можно некоторое время (и после хорошей тренировки) перенести и с кислородным прибором, -- но космонавтам, "упакованным" как сельди в бочке, нельзя было дать даже и по прибору, потому что некуда было девать кислородные баллоны.
В свое время Королев и главный конструктор по обеспечению жизнедеятельности в космосе Воронин проверяли возможность парашютного приземления "Востоков". Но тогда шли испытания только на "критический толчок", то есть на ту максимальную силу удара, при которой живое существо еще не погибало. Обречь космонавтов на такой удар было, понятно, нельзя, следовало максимально увеличить площадь двух парашютных куполов, имевшихся у "шарика", и еще раз провести полное испытание. А тут еще медики заявили, что толчок, который способна перенести собака, может для человека оказаться смертельным. Они сказали, что гарантию выживания человека при ударе могут дать только после опытов с крупными обезьянами, которые более чувствительны, чем даже люди.
Три обезьяны, сброшенные в "шарике" с усиленными парашютами, были найдены мертвыми в своих креслах.
После этого наступил единственный момент во всей биографии Сергея Королева, когда обычная решимость и способность идти на риск ему изменили. Есть подтверждение того, что он дрогнул, заколебался -- идти ли на авантюру, становившуюся с каждым днем все более безумной, или отказаться, приготовившись к самым скверным последствиям.
Подтверждение это мы находим все в той же биографии Королева. Написанная с заданием одни факты скрыть, а другие приукрасить, она все же, при всех искажениях, идет по следам событий. Биография Королева, написанная П. Асташенковым, -- как штукатурка, неумело нанесенная на кирпичную стену. Она отражает общую форму стены, а если ее ковырнуть, то иной раз обнажаются и кирпичи-факты, спрятанные под ненадежным слоем лжи. Читаем: "Возникали трудности и неудачи. Во время одного испытания из-за отказа в системе приземления корабль не совсем "мягко" ударился о Землю.
После этой неудачи Сергей Павлович спросил Константина Феоктистова:
-- Не боишься лететь? Шар-то стукнулся" (стр. 178).
Биограф далее пишет, что Феоктистов ответил: "Не боюсь". Но это уже неважно (хотя наиболее вероятно, что таков и был ответ). Важен вопрос "железного" Королева, обращенный к единственному космонавту, вполне сведущему в конструкции аппарата, -- Феоктистову: "Не боишься лететь? Шар-то стукнулся". Ни до, ни после этого Королев не обращался к подчиненным с такими робкими вопросами.
Кстати, забавно, что приведенный отрывок биографии -- единственный официальный советский источник, называющий корабль "Восход" шаром. Слово "шар" цензура пропустила явно по недосмотру. Ведь на публикацию каких бы то ни было изображений корабля "Восход" до сих пор существует запрет. Корабли "Восток" и последующие корабли "Союз" выставляются для обозрения даже на международных выставках. Но нигде, решительно нигде не опубликовано даже самой маленькой фотографии корабля "Восход". Теперь мы знаем, почему: по наружному виду "Восход" неотличим от "Востока". Поэтому особенно забавна и поучительна оплошность цензуры, позволившей биографу процитировать вопрос Королева так, как он был задан, -- то есть со словом "шар". Ведь когда биограф дает описание "Восхода", он строго придерживается официальной лжи и официального тумана. Вот: "Этот корабль, развивая все лучшее, что было в "Востоках", во многих отношениях шел дальше них. Космонавты в нем впервые могли (!! -- Л. В.) совершать полет без скафандров. Не было и системы катапультирования -- корабль должен был приземляться мягко. Появились новые приборы, телевизионное и радиотехническое оборудование" (стр. 179).
Последняя фраза особенно бесподобна в смысле техники вранья. Замечательна она тем, что, строго говоря, соответствует действительности. На борту "Восхода" и в самом деле "появились" такие радиоприборы, каких не было в "Востоках". К этому надо только сделать всего две оговорки: во-первых, новые приборы были миниатюрными, специально приобретенными за границей, чтобы довести вес радиооборудования до абсолютного минимума; во-вторых, они "появились" вместо всех приборов "Востока" и вместо запаса жизнеобеспечения. На "Востоке" космонавт имел запас всего необходимого для комфортабельной жизни в течение десяти суток; на "Восходе" запас (на троих) был трехсуточным, а полный рацион питания был вложен только на одни сутки. Как сказал однажды русский писатель Леонов, "лучшие сорта лжи готовятся из полуправды"...
