Короче говоря, сама себе не веря, Елена пришла домой к Печенегину - в этот самый домишко на Ульяновской, где он и тогда жил - но тогда с мамой, пришла - и был повтор того, что уже было, но еще сильней все чувствовалось, - а потом, плача, призналась ему в любви, странным образом чувствуя стыд, неловкость, слабость...
Он ответил ответным признаньем.
На другой день она подошла к нему и сказала:
- Извини, Денис. Уж я так пошутить люблю. Ты поверил?
- Конечно, поверил, - спокойно ответил Печенегин. - И не шутишь ты. Просто с тобой что-то странное.
Ладно, решила Елена. Не миновать замуж выходить, так - за Печенегина, чтобы замужеством избыть свою к нему любовь, которой быть не должно, потому что не он должен быть на его месте. Семейная жизнь, она быстро остужает, особенно ранний первый опыт. В сущности, даже хорошо, что такой козел ее первым мужем станет (а она наверняка знала, что одним браком в своей жизни не обойдется).
Однако через полгода семейной жизни Елена терзалась совсем другим.
Она хотела ребенка.
Она хотела ребенка от Печенегина.
Она ходила к гинекологам.
Те без особого сострадания спрашивали, как жила до замужества, сколько абортов было. Она честно отвечала. Что ж вы хотите, не скрывая злорадства, говорили гинекологи. Очень даже может быть, что детишек вам теперь не удастся понянчить.
Печенегин тоже хотел ребенка.
Он тоже ходил проверяться, но у него никаких патологий не обнаружили.
Однажды ночью Елена все ему рассказала о себе.
Печенегин курил и слушал.
Выслушав, сказал:
- Ну и что? Какое это ко мне имеет отношение?
- Ты святого не строй из себя. Это же во мне осталось и никуда не ушло. Я из-за этого, может, детей не могу иметь.
- Детей многие не могут иметь - по самым разным причинам. Прошлое же твое... Самое большое прошлое меньше самого маленького настоящего, - изрек Печенегин.
- Денис, ты мне изменять будешь?
- Пока не хочу.
- А потом?
- Потом будет потом.
- Ты честный, да? Ты степенный и положительный, да?
- Да нет...
После окончания училища Печенегин, не желая сидеть на шее тещи, пошел работать - как уже говорилось, в филармонию, в ансамбль народных инструментов. По вечерам еще и в ресторане играл. А Елена училась дальше - в консерватории на хоровом отделении, с перспективой, то есть, стать, допустим, руководителем хора при каком-нибудь клубе (а повезет - и в профессиональном коллективе работать), педагогом по сольфеджио в музыкальной школе - ну и т.д. Они встречались лишь вечерами и по воскресеньям.
И она начала его ревновать - как и предполагала.
Расспрашивала.
Даже следила - и выследила, как одна официантка в ресторане слишком часто с ее мужем заговаривает, останавливается возле него, сволочь крашеная, блондинка двухметровая.
Она устроила мужу скандал. Она требовала сказать, что у Дениса с этой фальшивой блондинкой было. Ничего не было, сказал Печенегин. Она ко мне просто хорошо относится. Да и я к ней.
- Просто? - кричала Елена. - Хорошо относится? Это теперь так называется? - кричала она в полный голос. Стесняться некого - они живут в родовом домишке Печенегина, схоронившего не так давно болезненную свою маму.
- Хорошо относится! - не могла успокоиться Елена. - Ладно! К кому бы и мне теперь хорошо отнестись?
- Перестань, - тихо просил Печенегин.
Но она не могла перестать - и долго еще кричала что-то глупое, несправедливое, с ужасом понимая, что - глупа и несправедлива и что этим мужа от себя только оттолкнет. Но нет, она себя глупой чувствовать не привыкла, жертвой себя чувствовать не привыкла, смешной себя чувствовать не привыкла - и, чтобы доказать себе и Печенегину, что она не глупа и не смешна, она кликнула, как и раньше делала, верного Васеньку, Васенька свое дело сделал, но на этот раз уже речи об уходе из семьи не заводил. Она завела сама.
- Извини, - сказал Васенька, - ты просто не знаешь. Я развелся уже.
- А.... как же?
- Очень просто. Свадьба у меня через две недели. Одна... Ты ее не знаешь... Приходи с мужем. А с тобой у нас особые отношения. Романтические. Ты моя муза, честное слово. Стоит представить, что ты в зале - и играю, как Бог!
- Кушать подано, - сказала Елена. - Эту роль действительно трудно играть.
- Такой роли вообще нет, - обиделся Васенька. - Мне главную дают скоро, между прочим.
- Давно пора. Тебе сколько, тридцать девять? Пора и за главные роли браться, в самом деле.
- Вонючка, - сказал ей Васенька, умея, как и всякий актер, пользоваться лексикой самых разных социальных слоев, зная ее и из пьес и профессионально-наблюдательной своей памятью - из жизни.
Не так это себе представляла Елена - но тем не менее рассказала о своей измене Печенегину, приукрасив ее.
Печенегин, помолчав, сказал:
- Ну что ты себя мучаешь? Никто мне, кроме тебя, не нужен.
- А ты - тоже никому не нужен?
- Не знаю.
- Это болезнь, - с плачем сказала Елена. - Я знаю, я даже читала об этом, ревность - это болезнь. Ты меня прости. Ты меня брось лучше.
- Зачем? Болезни проходят.
- Моя - не пройдет...
Елена знала: Денис, хоть и честный человек, слукавил, сказав, что ему никто, кроме нее, не нужен. Ему многие нужны. Не так, как она, но все же... И еще она знала: он без нее сможет прожить. Он - сам собой жив в первую очередь. А она без него - с трудом.
Но вместе существовать, рассуждала она дальше, значит - все больше и его терзать, и себя терзать.
И ушла от него к маме.
Он приходил, упрашивал вернуться.
Мать тоже уговаривала. Прикрикнула даже - чего раньше не было никогда.
...Она нашла вкус в одинокой жизни.
Время от времени заводила друга - на год, на два.
Знала, что у Печенегина тоже кто-то появляется.
О Светлане - не знала.
...Однажды, после какой-то вечеринки, зашла в дом на Ульяновской и с порога закричала:
- Ты сволочь! Я тебя ненавижу! Хоть бы ты умер! Ты только людей дразнишь! Гад!
Потом ее стало тошнить.
Он ухаживал за ней, уложил спать.
Она осталась у него - на месяц, на два... И третий пошел - и тут она увидела Печенегина на улице с молоденькой девушкой, совсем девчонкой. Она все понимала: вместе с работы идут или еще что-нибудь, - но стало так плохо, что показалось: сейчас в обморок упадет.
Быстро пошла в дом на Ульяновскую, собрала наскоро вещи и ушла - теперь уж насовсем.
...Потом была длинная история: знакомство с довольно знаменитым певцом. Семь лет она моталась по городам и весям с этим певцом в качестве администратора и девушки за все. С певцом - и с его группой музыкального сопровождения. Сначала все это называлось вокально-инструментальным ансамблем, потом рок-группой, по сути оставаясь, как это называют, попсой поскольку и певец-то был попсовый, и слава его скоро сошла на нет. Елена вернулась в Саратов, но поначалу мало кто знал об этом: она лечилась несколько месяцев в психоневрологическом диспансере. От нервного истощения. И заодно от алкоголизма, который, как ей сказали, еще немного - и стал бы хроническим.
Потом вышла замуж - успокоившаяся, захотевшая простого: обеспеченности, скромного комфорта. Муж ей все это предоставил - плюс некоторую свободу, благодаря которой она и могла иногда завернуть на вечерок к Печенегину.
Не сразу, несколько лет спустя.
Она и там была спокойна. Слегка грустила - о молодости.
Она видела, что вокруг старенького ее Печенегина вьются девушки совсем молодые - и не удивлялась этому, и не ревновала, видя, что он ко всем относится ровно, одинаково.
Но появилась Эльвира Нагель.
И Елена не поверила сама себе.
Этого просто быть не может: двадцать с лишним лет прошло, двадцать с лишним лет! - а она вдруг, будто не было этого времени, с юной яростью, молодой сильной злобой тут же Эльвиру возненавидела, тут же ее приревновала.
Эта гадина действовала нахраписто, сама оказавшись ревнивой, она даже заявилась к ней с глупыми разговорами, Елена обвела ее вокруг пальца, а сама знала: этого не перенесет. Когда Печенегин всем принадлежит - он никому не принадлежит, если ж он будет принадлежать одной только этой гадине - она этого не перенесет. Она сойдет с ума. Она с собой покончит.
Но жить еще хочется.
Хорошо бы - Печенегин умер.
Мертвых ведь любить не перестаешь.
Она свою маму любит никак не меньше, чем живую.
Что же делать, в таком случае?
Елена улыбнулась сама себе в зеркало. Не так уж плохо она выглядит.
Она чувствовала себя спокойной, уверенной - только вот руки были холодны и влажны...
9
Был там и я в ту ночь - и больше никого не было.
Что знаю, о чем догадываюсь в силу проницательности - рассказал честно и подробно.
Единственное, чего не могу сообщить - обстоятельств гибели Дениса Ивановича Печенегина, поскольку они мне неизвестны, а были б известны... В общем, меня на слове не поймаешь.
Скажу только прямо, что всегда считал его, Царство ему, пускай, небесное, человеком достаточно бездельным и пустым, в собственной жизни запутавшимся, слабовольным, гитаристом посредственным, - так сказать, местного разлива. Раздражал он меня скудостью своих запросов и интересов, убогостью рассуждений - и я не понимал, почему стекаются люди к нему. Если б он кому помогал - так нет. Игра же его... впрочем, об этом я говорил.
