- Да что мне с того, что это так называется! - заорал Юра. - Хоть жопой назови! Ты просто скажи мне - почему я пытаюсь понять "почему"?!! Почему все это?! Ну!..
Мишенька только ухмыльнулся и пожал плечами.
Юра обвел всех взглядом, помолчал, потом, уже спокойно, спросил:
- Вот, например, появился передо мной очередной абсурднейший образ: стоит красивая, простая-простая такая, девушка Лариса. С руками. С ногами. Слушает внимательно... А почему?!
Лариса, уже с минуту тихонько стоявшая в дверях, засмеялась:
- Густав Майринк, "Ангел Западного Окна", цитата: "И вновь возобладало во мне желание поиронизировать над этим застольным философствованием, национальной болезнью русских..." - извините...
Подмигнув Юре, она убежала - ее опять хором звали Костя и Илья.
Юра пожал плечами. Степан Самойлович, сидевший низко свесив голову, вдруг пробормотал что-то, почмокал губами. "Сейчас у него упадут очки. Ну и упадут... А может - и не упадут. Может они на веревочке".
Мишенька стал разливать водку. Она почему-то не лилась.
- Извини, - сказал Паша. - Мне кажется, что в бутылке уже ничего нет. Так и оказалось. Все, кроме Степана Самойловича, встали и осторожно, хватаясь, чтобы не упасть, за стены и мебель, двинулись в комнату.
В полутемном коридоре у вешалки стояла Лена, держась одной рукой за рукав своего плаща и бессмысленно глядя куда-то в угол, на сваленную кучей обувь.
- Лена пришла! - радостно закричал Паша.
- Она уже приходила, - поправил его Мишенька. - Раньше!
Юра хотел спросить Лену, что опять стряслось, почему она такая хмурая, но она вдруг, закрыв лицо руками, убежала в ванную и заперла дверь изнутри.
В комнате было теперь совсем темно, торшер выключили, только в своем углу сидели Лариса, Костя и Илья - в мерцающем свете пустого телевизионного экрана они, почти касаясь друг друга лбами, разглядывали что-то на полу. И вдруг - захохотали. Илья просто завыл от смеха, Костя повалился на спину и задрыгал ногами.
Ни Зои, ни Сережи, конечно же, в комнате не было.
Не было больше и водки.
Мишенька лег на диван. Паша, опрокинув что-то на столе, втиснулся в кресло. Юра, сев в ногах Мишеньки, закрыл глаза. Теперь, с закрытыми глазами, начал медленно вращаться он сам - на этот раз уже в другую сторону, по часовой стрелке.
- Кошмар, - испуганно вскрикнул вдруг Паша.
Помолчав, объяснил дрожащим голосом: - Совсем вдруг страшно стало: помните, я говорил, что мои родители - на самом-то деле совсем чужие люди, взявшие меня из роддома. Но ведь как они могли узнать тогда, кого им брать? Все младенцы - они же на одно лицо. Они запросто могли перепутать... Вдруг они взяли не меня? А я - так и остался там!..
- А еще - знаешь, что может быть? - вяло, не открывая глаз, спросил Мишенька. - Вдруг твой папа - сексуальный маньяк, страшнее Чикатило... Его дети ведь тоже ни о чем не догадывались. И вот твой папа сейчас, ночью...
- Баррикады на улицах Сараево. - громко крикнул Костя, они втроем опять, совершенно по-идиотски, захохотали.
"Дерьмо", - мысленно произнес Юра. Ни о чем, так, вообще. Абстрактно. "Дерь-мо. Мо-дерь... Дерь-модерь-модерь..."
Вошла заплаканная Лена, включила показавшийся после темноты ослепительным свет, нашла под креслом свою сумочку: - Я пошла, - мрачно сказала она. - Опять... дела дома. Извините... - у нее дрожали губы. Она выбежала из комнаты, хлопнула входная дверь.
Освещенная комната показалась огромной. Откинувшись на спинку дивана, Юра медленно переводил взгляд с предмета на предмет. Всюду торчали цветы ("Оранжевые, как те орхидеи. Которые теперь - неизвестно где..."), прямо напротив - полка с большими яркими книгами. "TOLOUSE-LAUTREC" - прочел Юра большущую надпись на корешке. На французском. Вспомнил, что Зоя собирается уезжать, страшно выругался про себя. Потом поглядел немного на вазочку с недоеденными грибочками. Отвел глаза и увидел свой потерянный дипломат. Вернее - просто точно такой же, Зоин.
"Театр абсурда! Страшный театр абсурда... Всюду вокруг". Опять захотелось плакать.
- Из гарнизона не уйдем, заявили офицеры в Латвии! - опять заорал Костя. И опять - взрыв отвратительного, животного хохота. "Все потихоньку сходят с ума..." Паша и Мишенька даже не пошевелились. Мишенька только пробормотал что-то во сне.
"И ужас этого абсурда невыразим, - закрыв глаза, думал Юра, поглаживая рукой дипломат. - Это так страшно, что никакие слова не подойдут. Какими словами можно выразить, что... что..."
- Инфляция ищет новые жертвы! - простонал, корчась от смеха Костя. Лариса - уже только тихонько повизгивала...
"Существует ли Бог? Что обозначается этим словом?.. И почему он тогда... такой?" - попробовал, блуждая взглядом по комнате, подобрать слова Юра. Слова показались ему не менее неприятными, чем и все вокруг. "Существует. Ли. Бог. Бог. Существует. Ли". Каждое слово звучало как-то мерзко. "Бох!.. Бох!.. Су-сче-ству-етт... Ли-и-и..." Юра опять закрыл глаза.
"Разве это я закрыл глаза? Мои веки состоят из белка, воды, еще чего-то такого. Все электрончики и протончики носятся по своим орбиткам, каждый по каким-то своим законам. Теперь переместились по своим траекториям в другое место. Разве это я сделал?" Он опять открыл и закрыл глаза. "А даже если сказать, что я: что от этого изменится?"
В голове родилась новая фраза: "Мы все умрем. Мы. Все. Умрем." Ему опять захотелось плакать. "Мы все умрем". Лозунги к первомайской демонстрации.
"Человек, товарищи, все равно не может мыслить иначе, чем он это может делать! Он обречен на это!" Ур-а-а!..
Юра вдруг представил себе их коробочку-комнату - одну из тысячи в этажерке-здании, представил себе их дом на краю огромного грязного города. Этот город: пятнышко плесени на гигантской, ползущей куда-то тысячелетиями плите Среднерусской возвышенности... Эту плиту - кляксу на кожуре гигантского вертящегося глобуса... Горошинку Земли, вертящуюся вокруг крошечного Солнца. Миллионы таких песчинок-звездочек, скукожившихся в червячок-галактику. Пришла курица и склевала всех червячков.
"Мы - обречены - жить - здесь". Юра опять стал вращаться, быстрее, чем в прошлый раз. "Мы. Здесь. Жить. Обречены".
Вспомнился тупой заголовок из газеты на кухне: "Один на один со Вселенной".
- Один. На один. Со Вселенной! - как проклятие произнес Юра вслух.
Костя, Лариса и Илья от этого захохотали. Голос Ларисы, осипший от смеха, раздался вдруг совсем рядом: - Ты тоже играешь?! Как здорово! Пойдем, - она взяла его за руку. Рука у нее была теплой. - Ох!.. Один на один со Вселенной!.. Не могу... У-у-у...
Открыв глаза, Юра удивленно уставился на Ларису. Та вытирала слезы. Юра понял, что и у него щеки - мокрые от слез.
- Ну, пошли! - Лариса потянула его за руку. Юра встал.
Костя и Илья перебирали газеты. - Каждому дагестанцу по пистолету! заорал радостно Илья, Лариса запищала от восторга.
- Он с нами будет играть, - сказала она, переведя дух.
- Правила знаешь? - засмеялся Костя. - Берешь газету. Представляешь себе как мужик трахает бабу. И читаешь: "Министерство связи расколото надвое". А?! - все захохотали. Юра ошалело молчал.
- Или вот: "Возрождение российских единоборств"! Юра улыбнулся. Потом засмеялся. И смеялся с этой секунды не переставая.
"ООН предъявляет ультиматум Багдаду!"
"Куда вложить ваучер?"
"Наслаждение от подлинного искусства".
- А вот так? - вытирая слезы, сказал Юра. Взяв с полки книгу он прочел (наугад! честно! Вы, конечно, не поверите, но вправду наугад!):
"Бытие определяет сознание"...
От воя и хохота проснулись Паша с Мишенькой. Они морщились, хлопали глазами и ничего не могли понять. Пришла Зоя - тоже с заспанными глазами.
- Вы что, сдурели?.. - улыбаясь, спросила она. Ответить ей никто не мог, все только тихонько всхлипывали. Мишенька и Паша удивленно молчали.
Лариса наконец поднялась с пола, куда недавно опять упала, обняла Зою, зачем-то поцеловала, еще раз засмеялась. Потом сказала:
- Да, Сережа извинялся, ему завтра дочку в сад отводить, рано-рано...
- А я заснула! Представляете? Слышь, Юра, пошла понюхать твои гладиолусы, или как их там? Задумалась...
- А вот еще, - сказал Юра. - "Гегель перевернул диалектику с ног на голову..."
Костя, Илья и Лариса плакали, у них болели от смеха животы.
- И Ленка, что ли, ушла? - спросила Зоя у удивленных Мишеньки и Паши, пока остальные валялись по полу.
- Схватила сумку и, чуть не плача, убежала. Что там у нее?..
Зоя махнула рукой. - Пойдемте, чаю, что ли, попьем?..
Степан Самойлович еще спал, поджав под стул ноги, сложив руки на животе и свесив голову набок. Во сне он улыбался, хмурился, бормотал что-то. Все тихонько расселись вокруг. Степан Самойлович подвигал вдруг руками и ногами, сказал: - Нет, я быстрее... - опять улыбнулся.
- Степа, а Степа? - Зоя потрясла его за плечо. Степан Самойлович сразу открыл глаза, удивленно огляделся. - Чаю не хочешь? С тортом, спросила Зоя.
- С тортом?.. - он еще ничего не понял. - С каким тортом?
- Чаю. С тортом.
