– Можете смотреть!
Он стал по-спортивному высоко поднимать ноги, совершать пробежку по пустому мокрому саду. Вслед за ним затрусил Покойник. Они согревались. А я?..
Я остался один по ту сторону двери, в подвале. С друзьями всегда приятней, спокойнее, а в подвале особенно! «Что, если сейчас из другой двери появится племянник Григорий?» Эта мысль подтолкнула меня: я заторопился, сбросил пальто. И тут же подумал о другом: «Как я буду протискиваться сквозь узкую щель на глазах у Наташи Кулагиной?..» Я всегда очень боялся предстать перед ней в невыгодном свете, в каком-нибудь смешном виде. Парикмахер сказал как-то маме: «У вашего сына сзади красивая форма головы. Благородная!» И я старался почаще поворачиваться к Наташе затылком… «А сейчас она увидит, как я буду краснеть и сопеть, пролезая с трудом между стеной и дверью!» Эта мысль заставила меня похолодеть. Думаю даже, что мне было холоднее, чем Покойнику, когда он остался в одних трусах, потому что я похолодел внутренне.
К тому же оказалось, что мне нужно снять не только пальто, но и куртку: выяснилось, что я тоже довольно плотный. А под курткой была старая рубашка, которую мама заштопала на самых видных местах. Она была теплая, и поэтому я надел ее в тот день. Мне не хотелось, чтоб Наташа видела эту рубашку.
«А все из-за Глеба! Зачем ему это было нужно?.. Зачем?! – Я, кажется, впервые взглянул на него со злостью. – И из-за Племянника! Как бы этому Племяннику отомстить! Хоть немного! Хоть чем-нибудь!..» В тот же миг идея озарила меня.
Я нащупал в кармане карандаш и бросился обратно во мрак подвала: мне захотелось оставить кое-что на память Племяннику, какие-нибудь строчки, которые бы его разозлили.
– Куда ты?! – крикнул Покойник так, будто прощался со мной навсегда. Он боялся без меня оставаться! Это было приятно!
– Не бойся, вернусь! – успокоил я Покойника. Подбежал к старому садовому столику – и вдруг…
С ужасом услышал я, что со стороны двери, запертой на щеколду, послышались шаги. Это спускался племянник Григорий. Он, наверно, хотел поиздеваться над нами: спросить, как мы себя чувствуем, не соскучились ли или что-нибудь вроде этого. «Если ему никто не ответит, – подумал я, – он сразу поймет, что мы убежали, и устроит погоню. Выйдет во двор и снова захватит всех!» События с головокружительной быстротой сменяли друг друга!
Сердце замерло у меня в груди, а может быть, вовсе остановилось. Каждый шаг за дверью, на лестнице, отдавался трагическим эхом у меня внутри, будто от ужаса там образовалась какая-то пустота… Так и есть!
– Эй, гаврики! Что это вы молчите, будто мать родная не родила? Заснули? – крикнул Племянник.
– Так точно. Все спят! – громко ответил я.
– Это ты, парнек?
– Я!
– Опять выскакиваешь?
Он не знал, что выскочили как раз все остальные, а я остался.
– Куда же я выскочу, если вы дверь закрыли?
– Посидите еще немного! Закаляться надо. Ты как считаешь, парнек! Надо вам закаляться?
– Еще бы!
– Ты ведь хотел познакомиться с Дачником?
– Еще как!
– Теперь познакомился?
– Конечно!
– Ну вот, видишь! Может, и о тебе когда-нибудь книжку напишут.
– Если я дойду до его состояния.
– Ага!
Он засмеялся мелким и дробным таким смешком, будто монеты рассыпал по лестнице.
«Зачем ему нужно, чтобы мы сидели в подвале? – рассуждал я. – Да ни за чем! Просто он выполняет чужую просьбу». Я знал чью именно! Но выполнял он ее с удовольствием: ему приятно было кого-то помучить. Такой у него был характер.
Племянник зевнул длинно, словно завыл:
– Пойду-ка тоже вздремну…
«А не вздумает ли он перед сном погулять? Выйти во двор?..» – подумал я. И сердце опять замерло у меня внутри.
Все же я не стал торопиться, а вынул из кармана карандаш и крупными буквами написал на крышке садового столика:
Племянник! Передай привет своей тете!
И подписался: Алик-Детектив. А потом помчался обратно, к узкой полоске света. «Как же мне сделать так, чтоб Наташа не увидела заштопанную рубаху? – думал я. – Пожалуй, как Принц с Покойником, разденусь догола и попрошу всех отвернуться!..»
– Что ты там делал? Куда убежал? – набросились на меня все, когда я высунул голову из подвала. Соскучились! Это было приятно.
– Отвернитесь! – скомандовал я.
– Было холодно, откуда-то с крыши падали капли… Дрожа всем телом, я протиснулся навстречу свободе.
Глава IX,
в которой события опять с головокружительной быстротой сменяют друг друга
Когда мы наконец вырвались на свободу, нужно было немедленно бежать, мчаться на станцию, но я словно прирос к земле и жмурился, хоть солнца не было и даже начало уже понемножку темнеть. Мы отвыкли от света и радовались ему, как дети!
Неожиданные мысли заполнили мою голову. Они наталкивались одна на другую, потому что их было много. Да, жизненные испытания делают человека мудрее!
Я думал о том, что если человек каждый день получает одни только радости, он, значит, их вовсе не получает. И о том, что если он с утра до вечера отдыхает, то, наверно, от этого устает. И о том, что если человек каждый день видит деревья и небо, он их не видит, просто не замечает, а вот если он посидит в подвале… Может, я был не совсем прав, но мысли на то и мысли, чтобы в них можно было сомневаться.
Наконец спокойствие вернулось ко мне и я заорал:
– На электричку!
– Мы все равно не успеем, – сказала Наташа.
– То есть как это? Почему?
– Потому что осталось всего двадцать три минуты, а до станции – сорок с лишним.
– Я вас… – начал Глеб.
Но тут раздался длинный, солидный гудок тепловоза. Электрички гудят по-другому: короче и как-то, я бы сказал, легкомысленнее. Догадка внезапно озарила меня.
– Глеб! – воскликнул я, желая перекричать тепловоз, который уже умолк. – Глеб! Я чувствую по гудку, что станция совсем близко. Ты вел нас дальним путем… Запутанным! Ты хотел, чтобы мы… – Я не стал вслух объяснять, чего именно хотел Глеб: расследование еще не было закончено. – В общем, веди нас кратчайшей дорогой. Самой короткой!
– Я и сам… Я вот как раз об этом…
Мы побежали. Предчувствие подсказывало мне, что станция должна показаться сразу же, как только мы обогнем сосновый лесок, в который упирался дачный забор. Но ведь, как я уже, кажется, отмечал, длинный путь может показаться коротким, а короткий – ужасно длинным, особенно если все время поглядываешь на часы и прислушиваешься, не шумит ли вдали электричка. «Иногда электричка на минуту-другую опаздывает, – думал я. – Но если нужно, чтоб она опоздала, то обязательно придет вовремя или даже немного раньше…» Покойник все время отставал. Предчувствие подсказывало мне, что он может рухнуть, упасть: в тот день страх совсем измотал Покойника. К тому же ему пришлось голым вылезать из подвала. И это окончательно подкосило его.
Покойник не рухнул, он вскоре присел на пень.
Наверно, среди молодого леска росла еще недавно могучая, старая сосна, но ее почему-то срубили: может, чтобы не выделялась или по какой-то другой причине. Пень был широченный, на нем вполне могли уместиться все шестеро.
Но Покойник сел посреди, и никто, кроме него, не уместился. Впрочем, мы отдыхать и не собирались.
У Покойника все дышало: и нос, и грудь, и живот, и плечи… И даже ноги дышали. Вернее сказать, подрагивали.
Мы тоже остановились.
– Оставьте меня одного, – сказал Покойник таким голосом, словно был тяжело ранен. – Бросьте меня здесь. Нету сил…
– Я потащу тебя! – сказал Принц Датский и собрался уже взвалить Покойника на себя, но к ним подбежал Глеб.
– И я тоже его… чтоб легче…
В этот момент издали подала голос электричка.
– Из города… – сказал Глеб.
– Конечно. Для нашей еще рано, – согласился Принц Датский.
Наташа взглянула на свои часики:
– У нас есть семнадцать минут. Нет, шестнадцать…
Принц Датский и Глеб попытались схватить Покойника за руки, но он гордо отстранил их:
– Я сам!
– Пожалуйста, Гена… – тихо сказала Наташа. – Если можешь…
Покойник вздрогнул: давно уже никто из нас не называл его по имени. Мы просто даже забыли, что его зовут Генкой. Кажется, лишь в ту минуту Покойник по-настоящему понял, как волновалась Наташа. И он вдруг помчался вперед с такой быстротой, что мы с трудом за ним поспевали.
Ни одна детективная история не обходится без беготни и погони. И вот мы опять бежали… «Жалко, конечно, что нет погони, – успел я подумать. – Если б за нами по пятам гнался племянник Григорий, а мы бы успели вскочить в электричку и двери перед самым его носом захлопнулись – это было бы совсем здорово! Хотя ведь гнать человека, заставлять его мчаться вперед со всех ног, может не только плохое, но и что-то хорошее, благородное!» Одних из нас гнала забота о Наташиной маме. А других, или, вернее сказать, другого, а еще точнее сказать, Глеба, я думаю, подгоняла совесть… Опытный глаз мог почти безошибочно определить, что она в нем уже просыпалась. А предчувствие подсказывало мне, что скоро проснется совсем!
