— Что ты собираешься делать? — спросил Скарлетт.
— Именно то, что я уже сказал. Я хочу лично проверить, в чем тут дело.
Скарлетт без лишних слов кинулся к нему. Ему было не до манер, принятых в избалованном цивилизованном мире. В подобных случаях существовал только один аргумент — сила, а Скарлетт был сильнее Таррера.
Таррер заметил это и моментально оценил ситуацию.
— Нет, нет! — воскликнул он. — Даже и не думай! Хотя уже поздно. — И он бросился вперед, пробираясь сквозь тонкие изумрудные колонны. Они медленно шевелились и не представляли никакой опасности для сильного и осторожного человека. Подойдя ближе, Скарлетт услышал хлюпающие звуки, будто что-то впитывало росу.
— Ради всего святого, уйди оттуда! — закричал он.
Но было слишком поздно. Сзади к Тарреру подобрался зеленый хлыст, и в свете молнии было ясно видно, что он уже попал в западню. Стебли, для которых было привычным тянуть все вверх, обладали большой силой. Очевидно, Таррер почувствовал это и начал задыхаться.
— Освободите меня! — проговорил он хриплым голосом. — Освободите меня! Меня что-то тащит вверх.
На секунду показалось, что он обречен. В действительности всех охватило тошнотворное, ужасное чувство. Таррера тянуло в разные стороны, но, несмотря на это, он ухитрялся держаться на ногах.
Забыв о том, что сам подвергает себя опасности, Скарлетт бросился вперед, крича товарищам, чтобы те помогли ему. В мгновение ока ножи уже размахивали во все стороны, кромсая стебли.
— Не все, — прошептал Скарлетт. Ситуация была настолько напряженной, что никто не поднимал голос выше шепота. — Вы двое следите за тем, не появятся ли новые стебли. А как только появятся, немедленно режьте их. Ну!
Все тело Таррера было обвито ужасными зелеными змееподобными стеблями. Лицо его побелело, его сдавило так, что дыхание давалось с трудом. Скарлетт видел только сплошную зеленую массу, скользкие стебли и увязшие во всем этом фиолетовые цветы. Вся земля была усыпана ими. Они были влажными и скользкими.
Таррер, теряя сознание, упал вперед. Теперь его держали только два стебля. Давление ослабло. Размахнувшись, Скарлетт перерезал оставшиеся стебли, и Таррер упал на землю. Он был без сознания. Как только Скарлетт, шатаясь, вышел из круга смерти, он почувствовал тошноту и головокружение. Он видел, как Таррера несут в безопасное место, а затем все погрузилось в темноту.
— Я все еще чувствую слабость, — сказал Таррер спустя час. — Но, если не брать это во внимание, я абсолютно в норме. И я не прочь поквитаться с Тито, который втянул меня в это.
— Где бы достать кипящее масло, — мрачно сказал Скарлетт. — Бездушный мерзавец все это время крепко спал. Думаю, он не сомневается, что сумел прикончить нас.
— Честное слово, этого прохвоста надо пристрелить! — воскликнул Таррер.
— У меня есть небольшой план, — сказал Скарлетт, — который я хочу осуществить чуть позже. А пока нам надо готовить завтрак. Когда Тито проснется, его будет ждать маленький приятный сюрприз.
Через некоторое время Тито проснулся и огляделся по сторонам. Сначала в его взгляде читалось любопытство, а затем разочарование и, наконец, страх. На его лице отражались тысячи противоречивых эмоций. Скарлетт увидел это и подозвал кубинца.
— Я не собираюсь вдаваться в лишние подробности, — сказал он, — но нам стало известно, что ты решил поиграть с нами в предателя. Поэтому мы хотели бы продолжить наше путешествие без тебя. Теперь мы и сами легко найдем дорогу.
— Сеньор вправе поступать, как он хочет, — ответил он. — Дайте мне мой доллар, и я уйду.
Скарлетт сухо ответил, что он не станет делать ничего подобного. Скарлетт не собирался ставить на карту свою жизнь и жизни своих товарищей в обмен на мошенничество кубинского бандита.
— Мы собираемся оставить тебя здесь, — сказал он. — У тебя будет достаточно еды, и здесь ведь совершенно безопасно, под укрытием этих деревьев, и никто тебя не потревожит. Мы привяжем тебя к одному из деревьев и оставим на следующие двадцать четыре часа.
С лица Тито тут же исчезла вся дерзость. Его колени подогнулись, на позеленевшем лице выступили капли пота. Глядя на то, как дрожали его руки, можно было подумать, что его пробирает ужаснейший озноб.
— Деревья! — запинаясь, говорил он. — Деревья, сеньор! На них водятся змеи, и… и еще разные опасные вещи. Есть и другие места…
— Если здесь было безопасно вчера вечером, то будет безопасно и сегодня, — зловеще проговорил Скарлетт. — Я уже принял решение.
Тито больше не сопротивлялся. Он упал на колени и молил о пощаде до тех пор, пока Скарлетт пинком не заставил его подняться.
— Признайся во всем, — сказал он, — или придется отвечать за последствия. Ты прекрасно знаешь, что мы обнаружили этой ночью, подлец!
Тито, запинаясь, все рассказал. Он хотел избавиться от американцев. Он испытывал ревность. Кроме того, разве Кубе будет лучше под властью американцев? Конечно, нет. Поэтому долг каждого честного кубинца — любыми средствами вредить американцам.
— Да уж, вам есть, за что бороться, — проворчал Скарлетт. — Ближе к делу.
Поторапливаемый сапогом из жесткой кожи, Тито окончательно во всем признался. Сеньор сам навел его на мысль об убийстве при помощи дьявольских маков. Уже не один охотник за хищными растениями встретил таким образом свою смерть. Скелет на дереве принадлежал голландцу, который случайно попал в ловушку фиолетовых орхидей. И с Пьером Энтоном произошло то же самое. Эти усики с присосками появляются только по ночам, чтобы впитывать влагу, а днем они складываются, как пружина. И они убивают все живое, до чего дотрагиваются. Тито не раз наблюдал за тем, как эти беспощадные стебли с фиолетовыми цветами могут задушить и растерзать птицу или животное.
— Как ты достаешь цветы? — спросил Скарлетт.
— Это просто, — ответил Тито. — Днем я поливаю землю возле дерева. После этого появляются усики, их влечет вода. Как только они разворачиваются, надо длинным ножом перерезать стебель. Конечно, это опасно, но если быть осторожным, то ничего не случится.
— Сейчас я не хочу утруждать себя этим, — сказал Скарлетт. — Но я хочу, чтобы ты пошел с нами в качестве пленного.
Глаза Тито расширились.
— Меня не пристрелят? — хрипло спросил он.
— Не знаю, — ответил Скарлетт. — Может быть, вместо этого тебя повесят. В любом случае, я буду крайне разочарован, если тебя не прикончат каким бы то ни было способом. Что бы они ни выбрали, я буду ждать этого с нетерпением. Твоя участь меня ничуть не волнует.
Перевод Анны Домниной
Всеволод Гаршин
«Красный цветок»
Пациент сумасшедшего дома практически не спит и каждый день теряет в весе. Он одержим мыслями о красных цветах мака, что растут в саду при больнице. Ведь в них собрано все зло человечества, вся боль и все слезы. Вся пролитая кровь. Никто этого не понимает, ходить на грядки и рвать цветы не разрешается… Но их во что бы то ни стало нужно уничтожить, не дав излить зло в наш мир.
DARKER. № 6 июнь 2014
Памяти Ивана Сергеевича Тургенева
I
— Именем его императорского величества, государя императора Петра Первого, объявляю ревизию сему сумасшедшему дому!
Эти слова были сказаны громким, резким, звенящим голосом. Писарь больницы, записывавший больного в большую истрепанную книгу на залитом чернилами столе, не держался от улыбки. Но двое молодых людей, сопровождавшие больного, не смеялись: они едва держались на ногах после двух суток проведенных без сна, наедине с безумным, которого они только что привезли по железной дороге. На предпоследней станции припадок бешенства усилился; где-то достали сумасшедшую рубаху и, позвав кондукторов и жандарма, надели на больного. Так привезли его в город, так доставили и в больницу.
Он был страшен. Сверх изорванного во время припадка в клочья серого платья куртка из грубой парусины с широким вырезом обтягивала его стан; длинные рукава прижимали его руки к груди накрест и были завязаны сзади. Воспаленные, широко раскрытые глаза (он не спал десять суток) горели неподвижным горячим блеском; нервная судорога подергивала край нижней губы; спутанные курчавые волосы падали гривой на лоб; он быстрыми тяжелыми шагами ходил из угла в угол конторы, пытливо осматривая старые шкапы с бумагами и клеенчатые стулья и изредка взглядывая на своих спутников.
— Сведите его в отделение. Направо.
— Я знаю, знаю. Я был уже здесь с вами в прошлом году. Мы осматривали больницу. Я все знаю, и меня будет трудно обмануть, — сказал больной.
Он повернулся к двери. Сторож растворил ее перед ним; тою же быстрою, тяжелою и решительною походкою, высоко подняв безумную голову, он вышел из конторы и почти бегом пошел направо, в отделение душевнобольных. Провожавшие едва успевали идти за ним.
