Забавно, однако, что при этом все недовольны бесцветностью своих политиков, отсутствием у них каких-либо принципов или концепций, а часто и просто отсутствием серьезного выбора. И действительно, за исключением Садата, папы римского да Маргарет Тэтчер, профессиональный уровень здешних политиков пугающе низкий. Во Франции большинство моих знакомых голосовать не ходят - нет смысла. Несмотря на обилие политических партий, существующих более всего для собственной забавы, практически есть лишь две реальные силы, и обе объективно просоветские. Для одной - самый большой враг в мире почему-то США (видимо, по принципу басни Крылова: для мышей "страшнее кошки зверя нет").
"Величие Франции", по их мнению, состоит в том, чтобы всегда поступать наперекор интересам демократического мира, благо этот мир не собирается их оккупировать и ссылать в Сибирь. Для другой самый большой друг на земле Советский Союз. При этом, насколько я могу судить по печати и своим довольно многочисленным выступлениям во Франции, население настроено отнюдь не просоветски, то есть разрыв между желанием избирателей и политикой, проводимой выбранным ими правительством, колоссальный. Эти две вещи существуют как бы независимо друг от Друга.
Избиратель разочарован - что толку ходить на выборы? Все равно ничего не переменится. Но позвольте - не вы ли такое положение создали, выбирая по принципу наименьшего из двух возможных зол? Разве у вас нет права (и ответственности, добавлю я) гражданина своей страны обеспечить правительство, соответствующее вашим верованиям? Ответ, который я обычно слышу на этот вопрос, пугает меня своим сходством с рассуждениями советского человека: "А что я могу сделать один? Что может сделать даже маленькая группа людей? Большинство ведь все равно поступит по-старому".
Другой пример западного правосознания еще разительней. Я имею в виду попытку решать законодательно проблему абортов. Безусловно, вопрос этот необычайно сложен, и Боже меня избавь обсуждать его сейчас по существу. С обеих сторон накопилось столько эмоций, что глаза выцарапают. Но одно дело спорить, взывать к чувствам, верованиям, разуму или совести, другое дело ставить этот вопрос на голосование. Получается такая же бессмыслица, как если бы мы решали голосованием вопрос: есть Бог или нету, а результат издали бы в виде закона. Между тем одна из старейших европейских демократий - Швейцария - именно так и поступила, проведя референдум. Результат: 80 процентов против абортов, 20 процентов за - годится разве что для размышлений, но никак не для занесения в скрижали закона. Ведь если 80 процентов населения не хочет делать абортов, так их никто и не заставляет и заставить не может, каков бы ни был результат опроса. Однако какое же они имеют право решать за тех, кто хочет? Принуждать кого-то принимать насильно их верования и нравственные решения? Этот вопрос можно решать только за себя, но не за своего соседа.
Боюсь, что представление о праве здесь еще примитивней, чем у советского человека. Допустим, что в Конституции США записано "право на стремление к счастью". Что это должно означать, представить себе трудно. Счастье, как известно, всего лишь мимолетное психическое состояние, причем некоторые люди органически к нему не способны. Зато есть довольно много людей, у которых такое "стремление" неизбежно приведет к конфликту с законом. Допустим, кто-то обретет счастье, лишь убив свою жену. Считать это его правом?
Забавно, но именно в США, и не кто иной, как наш главный законник Алик Вольпин, имел случай убедиться в здешнем безразличии к закону. Поселившись в Бостоне, он, как и следовало ожидать, первым делом стал изучать местные законы. И вдруг, к своему величайшему изумлению, обнаружил, что по законам штата Массачусетс "лицо, состоящее в браке, не должно иметь половых сношений с иным лицом". Привыкши читать и трактовать законы аккуратно, с той точки зрения, как они могут быть использованы против него, Алик пришел в ужас от такой формулировки. Мало того, что "иным лицом" в данном случае вполне может быть и законная супруга (иное лицо по отношению к кому? К самому себе, разумеется. Такое толкование вполне допустимо). Но, что было более существенно в положении Алика, уезжая из Москвы, он не развелся со своей женой и формально все еще был "лицом, состоящим в браке".
Напрасно друзья уговаривали его, что данный закон уже давно не применялся и, хоть формально считается еще действующим, фактически никто в штате Массачусетс о его существовании не слыхал. Незнание закона, помнил Алик, не является смягчающим вину обстоятельством. Сложность же состояла в том, что через пять лет он собирался получить американское гражданство, а при этой торжественной процедуре обязательно спрашивают, не нарушал ли будущий гражданин каких-либо законов на территории США. Страдая всю жизнь от "патологической правдивости", Алик даже и не помышлял о возможности сокрытия от властей своей преступной деятельности. Посмотрев законы других штатов, он обнаружил, что аналогичное положение есть почти во всех, кроме, кажется, Луизианы и Арканзаса, что довольно далеко от Бостона. Не знаю, как бы он выходил из положения - пять лет все же срок весьма долгий, - выручило близкое соседство Канады.
Вся эта история звучит как анекдот, однако в самом деле, почему человек должен лгать, чтобы стать гражданином США? Не из-за того ли и уехало большинство советских эмигрантов, что им надоело врать каждый день? И еще вопрос, существенный в контексте наших рассуждений о правосознании западного человека: почему же никто не обратил внимания на этот нелепый закон для Алика?
Увы, американцы не только не читают своих законов, но и считают такое положение нормальным. Единственное действительно широко известное право это право молчать до прибытия вашего юриста, если вы попали в "неприятность". Не густо. Что властям лучше ничего не говорить поелику возможно - и у нас знают. Только вот юриста у нас к делу не допустят до конца следствия, когда уже поздно что-либо исправить. Словом, правами мы не избалованы и закон ценим немного больше, поскольку существует он только на бумаге. Нужно долго жить в бесправии, чтобы научиться ценить его.
Но, быть может, наши представления о демократии были просто неверны, искусственны и абстрактны, быть может, ни особой терпимости, ни четкого правосознания им здесь вовсе не нужно? Напротив, демократия есть постоянная борьба различных сил, групп, фракций, тенденций и течений, в процессе которой правовые нормы и отношения постоянно пересматриваются, меняются. Зачем их и знать тогда, если они лишь некий временный компромисс, некое динамическое равновесие, а единственным постоянным фактором является сама эта борьба?
Что ж, пожалуй, в этом есть большая доля истины. Право бороться за свои интересы, свои принципы - наиболее существенная сторона демократии. Несправедливость, угнетение могут случиться в любом обществе, но только при демократии никто не может помешать вам с ними бороться. Пишите воззвания, расклеивайте листовки, устраивайте демонстрации, ищите единомышленников (и вы их найдете), обращайтесь в прессу (и она выделит вам место, хотя бы потому, что ее интересуют новинки), обращайтесь к знаменитым людям (и один из десяти вас поддержит), наседайте на политиков (и хоть один да включится в вашу кампанию, потому что ему нужны голоса избирателей). Весь механизм демократии оказывается на вашей стороне, помогает вам, более того, подталкивает вас шуметь и требовать. В сущности, какую бы бредовую идею вы ни отстаивали, какое бы нелепое требование ни выдвигали - результат будет примерно тот же.
Механизм демократии нейтрален, он не может работать избирательно. Для него важны лишь два обстоятельства: что у вас есть проблема и что вы требуете. Чем неразумней, скандальней ваши действия, тем лучше, а если походя вы нарушили закон - и совсем хорошо. Пусть юристы затем разбираются, кто прав, а кто виноват, - это уже их дело. При существующих настроениях во всем и всегда виновато общество, которое это тут же и признает. Ваша проблема становится общенациональной, а то и международной. Теперь с вами вообще ничего поделать нельзя - только удовлетворить ваше требование, потому что вы под защитой всемогущей паблисити. У вас масса сторонников и подражателей, а ваши идеи в общем приняты обществом. Лишь немногие "ретрограды" все еще пытаются сопротивляться, но ваши сторонники их быстро задавят, затравят и обратят в гонимых. Последние могут, конечно, вернуть свои позиции, если они столь же энергичны и предприимчивы, то есть проделав ту же кампанию.
Что ж, если вы принимаете демократию как таковую, то вы должны принять и ее эксцессы, поскольку не может при ней существовать верховный мудрец, определяющий, что крайность, а что нет. Но вот беда - чем дальше, тем громче надо кричать, чтоб тебя услышали, а кто не требует, тот вообще ничего не получает. А требовать приходится фактически друг у друга, ибо что же такое общество, как не мы сами?
