На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Книппер.
Мерзляковский пер. (у Никитских ворот), д. Мещериновой.
Марксу А. Ф., 9 августа 1900*
3119. А. Ф. МАРКСУ
9 августа 1900 г. Ялта.
9 августа 1900 г.
Многоуважаемый Адольф Федорович!
Еще прошлою осенью*, в ноябре, мне был прислан II том для подписи, окончательно сверстанный, читанный мною много раз, уже готовый вполне. Я подписал и ждал его выхода в свет, но на днях вдруг получил из типографии несколько рассказов из этого тома, вновь набранных…
Затем еще одна жалоба. В конце прошлого и в начале этого года я получил корректуру рассказов из 8 и 9 томов*, неизвестно для чего набранных. Я написал в типографию*, просил держаться в наборе порядка, известного ей из составленного нами списка. Писал я и Вам, и Юлию Осиповичу*. Но немного погодя я получил опять эти же самые рассказы. А теперь получил опять и положительно не знаю, что мне делать… (Вот эти рассказы*: «Душечка», «По делам службы», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», «Случай из практики», «У знакомых», «Новая дача», «Печенег», «На подводе», «Хорошие люди», «В море» и «Рассказ старшего садовника».) Между тем время идет, скоро я уеду за границу*, уеду надолго…
Сегодня я послал Вам корректуру III тома*. Позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть искренно Вас уважающим.
А. Чехов.
Книппер О. Л., 13 августа 1900*
3120. О. Л. КНИППЕР
13 августа 1900 г. Ялта.
Милая, славная, великолепная моя актриса, я жив, здоров, думаю о тебе, мечтаю и скучаю оттого, что тебя здесь нет. Вчера и третьего дня был в Гурзуфе*, теперь опять сижу в Ялте, в своей тюрьме*. Дует жесточайший ветер, катер не ходит, свирепая качка, тонут люди, дождя нет и нет, всё пересохло, всё вянет, одним словом, после твоего отъезда стало здесь совсем скверно. Без тебя я повешусь.
Будь здорова и счастлива, немочка моя хорошая. Не хандри, спи крепко и пиши мне почаще.
Целую тебя крепко, крепко, четыреста раз.
Твой Antonio.
13 авг.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Книппер.
Мерзляковский пер. (у Никитских ворот), д. Мещериновой.
Книппер О. Л., 14 августа 1900*
3121. О. Л. КНИППЕР
14 августа 1900 г. Ялта.
Милюся моя, я не знаю, когда выеду в Москву*, — не знаю, потому что, можешь ты себе представить, пишу в настоящее время пьесу. Пишу не пьесу, а какую-то* путаницу. Много действующих лиц — возможно, что собьюсь и брошу писать.
Сапоги желтые, о которых ты спрашиваешь, не чищены* с того дня, как я проводил тебя. И меня никто не чистит. Хожу весь в пыли, в пуху и в перьях.
Соня с Володей еще у нас*. Погода скверная, сухая, ветер не перестает… Мне не весело, потому что скучно.
Будь здорова, милая немочка, не сердись на меня, не изменяй мне. Целую тебя крепко.
Твой Antoine.
14 авг.
На конверте:
Москва. Ее Высокоблагородию Ольге Леонардовне Книппер.
Никитские ворота, уг. Мерзляковского пер., д. Мещериновой.
Книппер О. Л., 17 августа 1900*
3122. О. Л. КНИППЕР
17 августа 1900 г. Ялта.
17 авг.
Здравствуй, милая, хорошая моя актрисочка. Пишу пьесу*, но гости мешают дьявольски*. Вчера с 9 часов утра до вечера, а сегодня с обеда. Всё путается в голове, настроение становится мелким, злюсь, и каждый день приходится начинать сначала.
Сейчас пришла начальница гимназии*, а с ней две ее родственницы-барышни. Пришли, посидели в кабинете, а теперь пошли чай пить.
В «России» проживает Екатерина Николаевна. Ждут Немировича*.
Ветер. На море качка. Из кабинета я ушел к себе в спальню и тут пишу у окна. Если гости не будут срывать настроения и если не буду злиться, то к 1–5 сентября уже окончу пьесу, т. е. напишу и перепишу начисто*. А потом поеду в Москву, вероятно.
От тебя давно уже не было ни строчки*. Это нехорошо, милая.
Будь здорова, не хандри.
Твой Antonio.
На конверте:
Москва Ее Высокоблагородию Ольге Леонардовне Книппер.
Мерзляковский пер., у Никитских ворот, д. Мещериновой.
Книппер О. Л., 18 августа 1900*
3123. О. Л. КНИППЕР
18 августа 1900 г. Ялта.
18 авг.
Милюся моя, отвечаю на вопросы, выпрыгивающие из твоего письма. Я работаю не в Гурзуфе, а в Ялте, и мне жестоко мешают, скверно и подло мешают*. Пьеса сидит в голове, уже* вылилась, выровнялась и просится на бумагу, но едва я за бумагу, как отворяется дверь и вползает какое-нибудь рыло. Не знаю, что будет, а начало вышло ничего себе, гладенькое, кажется.
Увидимся ли?* Да, увидимся. Когда? В первых числах сентября, по всей вероятности. Я скучаю и злюсь. Денег выходит чертовски много, я разоряюсь, вылетаю в трубу. Сегодня жесточайший ветер, буря, деревья сохнут.
Один журавль улетел*.
Да, милая моя актрисуля, с каким чисто телячьим восторгом я пробежался бы теперь в поле*, около леса, около речки, около стада. Ведь, смешно сказать, уже два года, как я не видел травы. Дуся моя, скучно!
Маша уезжает завтра*.
Ну, будь здорова. Алексеевых и m-me Немирович не вижу*.
Твой Antonio.
Вишневский мне не пишет*. Должно быть, сердит. За это я напишу ему плохую роль.
На конверте:
Москва. Ее Высокоблагородию Ольге Леонардовне Книппер.
Никитские ворота, Мерзляковский пер., д. Мещериновой.
Книппер О. Л., 20 августа 1900*
3124. О. Л. КНИППЕР
20 августа 1900 г. Ялта.
20 авг.
Милая моя, что такое?!! Ты пишешь, что получила от меня до сих пор только одно письмо*, между тем я пишу тебе каждый или почти каждый день! Что означает сие? Мои письма никогда не пропадали.
Вчера пошел в сад, чтобы отдохнуть немножко, и вдруг — о ужас! — подходит ко мне дама в сером: Екатерина* Николаевна! Она наговорила мне разной чепухи и, между прочим, дала понять, что ее можно застать только от часа до трех. Только! Простилась со мной, потом немного погодя опять подошла и сказала, что ее можно застать только от часа до трех. Бедняга, боится, чтобы я не надоел ей.
Пьеса начата*, кажется, хорошо, но я охладел к этому началу, оно для меня опошлилось — и я теперь не знаю, что делать. Пьесу ведь надо писать не останавливаясь, без передышки, а сегодняшнее утро — это первое утро, когда я один, когда мне не мешают. Ну, да все равно, впрочем.
Дядю Сашу надо женить*.
Когда приеду, пойдем опять в Петровское-Разумовское? Только так, чтобы на целый день и чтобы погода была очень хорошая, осенняя и чтобы ты не хандрила и не повторяла каждую минуту, что тебе нужно на репетицию.
Ек<атерина> Ник<олаевна> сообщила по секрету, что ее муж, т. е. Вл<адимир> Ив<анович>, приедет сюда на две недели, чтобы работать*. В конце месяца. Я удеру в Гурзуф*, чтобы не мешать.
В Ялте уже осень. Ну, милюся моя, будь здорова и пиши, пиши, пока не надоест. Прощай, мамуся, ангел мой, немочка прекрасная. Мне без тебя адски скучно.
Твой Antoine.
На конверте:
Москва. Ее Высокоблагородию Ольге Леонардовне Книппер.
Никитские ворота, Мерзляковский пер., д. Мещериновой.
Лаврову В. М., 21 августа 1900*
3125. В. М. ЛАВРОВУ
21 августа 1900 г. Ялта.
21 авг. 1900.
Милый друг Вукол Михайлович, прости, не писал тебе, потому что не знал, где ты*, про Виктора же Александровича слышал, что он в Париже на выставке. Как бы ни было, спасибо тебе за письмо, за весть о себе. Хотя ты и ни слова не пишешь о здоровье, но уповаю, что ты здрав и благополучен, чего, кстати сказать, желаю тебе от души. Повесть пришлю в ноябре*, не раньше. Почему не в октябре, объясню при свидании, недельки через две, когда буду в Москве.
