на неё смотрел, не мигая, мужчина с приглаженными светлыми волосами. Тамара уже видела его раньше, в тот день, когда попала под эту машину. Но не само происшествие напугало её, а его взгляд: он ничего не выражал. Казалось, что это глаза мёртвого человека. Ни злости, ни улыбки, ни сочувствия или сожаления, ни даже угрозы — в них не было ничего. На вид мужчине было примерно столько же лет, сколько и ей. Тамара смотрела прямо на него.
— Я предупреждал. Ты не поняла?
— Тамара, что там? — заволновался дядя Ваня. — Я сейчас подойду!
— Не надо. Просто заблудились. Я подсказала, как доехать, — повысив голос, но не отворачиваясь от блондина, сказала она как можно спокойнее.
— Ну-ну. Смотри же, не нарывайся, — услышала от блондина.
Стекло медленно поднялось, машина покатила дальше по двору и свернула на проезжую часть у другого дома.
Тем временем Арай торопился выполнить всё намеченное на этот день.
«Осталось ещё несколько пунктов. Должен успеть. Зато потом будет время на… всех, — думал он, осторожно перестраиваясь из ряда в ряд, чтобы подъехать к месту, где у него была назначена встреча. — Хоть и сложно складывается мой отпуск, но так непредсказуемо всё, что надежда на лучшее есть. Очень много надо сделать. Очень. А как же приятно смотреть на Шурку, который ногами болтает, как обычный ребёнок, с интересом наблюдает за руками старика, повторяет за ним. Конечно, во взгляде ещё много недоверия, особенно ко мне. Но я приложу все силы, чтобы изменить его отношение к собственному отцу. Кто знает, что ему обо мне наговорили? По крайней мере, сейчас узнаю, чем он так братьям насолил, что они предлагали отправить его… даже страшно повторять».
Своих сыновей, сидевших под большим зонтом на веранде летнего кафе, увидел издалека. Оба парня удивили его изменениями во внешности: они заметно набрали в весе. Арай заметил ещё год назад, что и тот, и другой стали выше его ростом, но были стройными, а теперь…
«При всей жгучей черноте волос и глаз они пошли не в мою породу, — подумал он, останавливая Audi неподалёку. Когда вышел из машины и направился к ним, сразу обратил внимание, как сыновья вытянули шеи, рассматривая его авто. — Да, похоже, не только порода в маму и бабушку. Алчность, зависть? Что ещё сейчас узнаю».
Парни выглядели старше своих лет, были похожи между собой почти как близнецы, и разница в два года не бросалась в глаза. Они вальяжно откинулись на спинки плетёных кресел и ждали, когда отец подойдёт к ним.
— Привет, — сказал Арай и присел за их столик, на котором расположились две чашки кофе и пара коктейлей. Сыновья лишь едва заметно кивнули в ответ, всем видом показывая неприязнь по отношению к родителю. — Только себе заказали? Понятно.
— У меня денег нет, говорю сразу, — произнёс старший. — Надеюсь, ты заплатишь за наши небольшие посиделки.
— Больше похоже на то, что ты не надеешься, а прямо уверен в этом, — усмехнувшись, подметил Арай.
— И подкинешь деньжат на мелочи, — продолжил требовать сын.
— Ха, а мне вот везёт, не надо попрошайничать, — хмыкнул средний, — я у матери забираю свои деньги.
— Это какие-такие деньги ты у неё забираешь? — удивился отец, чувствуя, как в нём закипает протест против такого потребительского отношения к людям.
— Алименты, которые мне положены, — важно пояснили ему в ответ. — Да я в бабкину квартиру переехал. Надоели они со своей грызнёй. Пусть дожирают друг друга без меня.
Арай онемел. По его взгляду было понятно, что он поражён.
— А мать тебе не говорила, что ли? Зажала новости, значит. Да, в общем, я теперь самостоятельный человек, и пока мне твои деньги не нужны.
— Только пока? А потом тоже начнёшь попрошайничать, как старший? — придя в себя, повторил за ним слова, сказанные ранее.
— Конечно. А что я хуже, что ли?
«Вот это вырастили мы детей, — с тоской подумал Арай. — Не подберу подходящего слова. Я избаловал всех деньгами. Все и всё принимают, как должное, словно я обязан содержать их до конца моих дней и даже больше. Нет уж, ребята, хватит».
— Не знаю, хуже или лучше, — произнёс вслух, — время покажет. А сейчас скажите-ка мне, старшие братья Сашки, чем же он так провинился перед вами, что советовали матери избавиться от него?
Если думал, что мелькнёт хотя бы смущение в их глазах, не говоря уж о стыде, то зря надеялся. Они возмущённо переглянулись, и оба выпрямились в креслах.
— А какого хрена он всё время орал? — спросил старший. — Достал своим воем. Как идиот.
— Не смей так о брате говорить, — строго предупредил Арай.
— А то что? Ничего ты мне не сделаешь. И знаешь, отец, мы не просили вас рожать его. — Средний при этом яростно кивнул, из чего можно было сделать вывод, что он во всём поддерживает брата. — А если с вами что-то случится? Мы должны будем с ним возиться? А вдруг он кусаться или ссаться начнёт? Да пошёл он! Конечно, в интернат его надо спровадить. Для душевнобольных. Да и вообще, это ваш сын. Вы с ним и возитесь. Мне, например, свою жизнь строить надо.
— Вот как, значит, — спокойно сказал отец, вдруг почувствовав адскую боль в груди. Но показывать своё отношение к словам сына не захотел. Для него стало абсолютно ясно, что никогда больше не получится с ними взаимопонимания. — Что ж, вы сделали свой выбор? Вам никто не нужен, кроме вас самих. Ни маленький брат, ни мать с бабушкой, которые вырастили вас, ни я… Хотя я-то как раз нужен — куда же вы без моих денег?
Он встал из-за стола, бросил на него несколько купюр и, не прощаясь, направился к машине. Братья в недоумении переглянулись.
— Эй, а деньги? — крикнул вслед старший сын. — Ты куда пошёл?
— Заработаешь, — не оборачиваясь назад, ответил Арай. — Кстати, и второго касается. Выйдет срок, и я не буду помогать. Так же, как и вы Сашке.
— Какого… Что происходит? — бросились за ним оба.
— По-моему, я всё доступно объяснил. Вы сделали свой выбор.
Дверь машины хлопнула перед ними, и, взвизгнув колёсами, тёмно-синяя Audi сорвалась с места. Только это и позволил себе Арай, потому что чувствовал, как его накрывает злость.
«Ещё несколько минут, и я мог врезать по шее и тому, и другому. Ни разу в жизни не тронул никого из детей пальцем, а сейчас кулаки чесались. Надавать бы им затрещин, да только это уже не изменит их. Полный провал моего отцовства! Не воспитал ни уважения к старшим, ни сочувствия
