- Так вот-с, - тихо журчавшим мягким басом говорил следователь, обеспокоил я вас, почтенный Клим Иванович, по делу о таинственном убийстве клиентки вашей...
- Почему - таинственном? - спросил Самгин. - Ведь убийца - арестован?
Следователь вздохнул, погладил усы пальцем и сказал с сожалением:
- Так как он не сознался в преступлении, то, как вам известно, решения суда он только подозреваемый.
Глаза следователя были бесцветны, белки мутные, серые зрачки водянисты, но Самгину казалось, что за этими глазами прячутся другие. Он чувствовал себя тревожно, напряженно и негодовал на себя за это.
- Я не вижу письмоводителя вашего, - сказал он.
- Совершенно правильно изволили заметить, - откликнулся Гудим, наклонив голову, снова закуривая папиросу, - курил он непрерывно. - Это потому, почтенный Клим Иванович, что я и не намерен снимать с вас законом требуемое показание. Если б не мешало нездоровье, - ноги болят, ходить не могу, - так я сам, лично явился бы на квартиру вашу для этой беседы. Конечно, вы будете допрошены со всей строгостью, необходимой в этом случае и установленной законом. Кое-какие моменты показаний Безбедова настоятельно требуют этого. По условиям времени субъекту этому угрожает весьма жестокое наказание, он это чувствует - и, выгораживая себя, конечно, не склонен щадить других.
Самгину показалось, что стул под ним качнулся назад.
Он вонзил карандаш в бороду себе и, почесывая подбородок, глядя куда-то в угол, за шкаф, продолжал журчать:
- Пригласил я вас, так сказать, для... информации.
- То есть? - поторопился спросить Самгин, удивленны" и еще белее встревоженный.
- То есть... в некотором роде как бы осведомить вас о... состоянии дела.
Следователь говорил с паузами, и они были отвратительны.
- Буду говорить откровенно, начистоту, - продолжал он, понизив голосов. - Суть в том, что делом этим заинтересован Петербург, оттуда прислали товарища прокурора для наблюдения за предварительным следствием. Имел удовольствие видеть его: между нами говоря - нахал и, как все столичные карьеристы, не пожалеет ни папу, ни маму. Наш прокурор, как вам известно, зять губернатора и кандидат в прокуроры палаты. Разумеется, его оскорбляет явление наблюдателя. Этим - не все сказано... Так что тут, знаете, вообще, может быть...
Задребезжал звонок телефона, следователь приложил трубку к серому хрящу уха.
- Слушаю. Честь имею. Да. Приказ прокурора. Прервать? Да, но-мотив... Слушаю. Немедленно? Слушаю...
Красные жилки на щеках следователя выступили резче, глаза тоже покраснели, и вздрогнули усы. Самгин определенно почувствовал "ЕГО-ТО неладное.
- Вызывают в суд, немедленно, - сказал он и сухо кашлянул.- А вы, кажется, сегодня из-за границы?
- Из Парижа.
- Эх, Париж! Да-а! - следователь сожалительно покачал годовой. - Был я гам студентом, затем, после свадьбы, ездил с женой, целый месяц жили. Жизнь-то, Клим Иванович, какова? Сначала - Париж; Флоренция, Венеция, а затем-двадцать семь лет-здесь. Скучный городок, а?
- Да.
- Тя-ажелый город, - убежденно сказал Гудим-Чарновицкий. - Зотова тоже была там?
- Несколько дней. Затем уехала в Лондон.
- Так. В Лондоне - не был. А - можно спросить; не знаете - какие у нее связи были в Петербурге?
- Она говорила, что бывает у генерала Богданович, - не подумав, ответил Самгин.
- О-о! - произнес следователь, упираясь руками в стол и приподняв брови. - Это - персона! Говорят даже, что это в некотором роде... рычаг! Простите, - сказал он, - не могу встать - ноги!
"А как же ты в суд пойдешь?" - уныло подумал Самгин, пожимая холодную руку старика, а старик, еще более обесцветив глаза свои легкой усмешкой, проговорил полушепотом и тоном совета:
- По чувству уважения и симпатии к вам, Клим Иванович, разрешите напомнить, что в нашей практике юристов - и особенно в наши дни - бывают события, которые весьма... вредно раздуваются.
Он сказал что-то о напуганном воображении обывателей, о торопливости провинциальных корреспондентов и корыстном многословии прессы, но Самгин не слушал его, едва сдерживая желание выдернуть свою руку из холодных пальцев.
На улице было солнечно и холодно, лужи, оттаяв за день, снова покрывались ледком, хлопотал ветер, загоняя в воду перья куриц, осенние кожаные листья, кожуру лука, дергал пальто Самгина, раздувал его тревогу.. И, точно в ответ на каждый толчок ветра, являлся вопрос:
"Что мог наболтать про меня Безбедов? Способен он убить? Если не он кто же?"
Тут он вспомнил, что газетная заметка ни слова не сказала о цели убийства. О Марине подумалось не только равнодушно, а почти враждебно:
"Темная дама".
Снова явилась мысль о возможности ее службы в департаменте полиции, затем он вспомнил, что она дважды поручала ему платить штрафы за что-то: один раз - полтораста рублей, другой - пятьсот.
"Вероятно, это были взятки. Чего от меня хотел Гудим? Действовал он незаконно. Заключительный совет его - странная выходка".
Какие-то неприятные молоточки стучали изнутри черепа в кости висков. Дома он с минуту рассматривал в зеркале возбужденно блестевшие глаза, седые нити в поредевших волосах, отметил, что щеки стали полнее, лицо - круглей и что к такому лицу бородка уже не идет, лучше сбрить ее. Зеркало показывало, как в соседней комнате ставит на стол посуду пышнотелая, картинная девица, румянощекая, голубоглазая, с золотистой косой ниже пояса.
"Наверное - дура", - определил Самгин.
- Барин-то - дома? - спросила ее Фелицата.
- Дома, - звучно и весело ответила девица. "Дома у меня - нет, - шагая по комнате, мысленно возразил Самгин. - Его нет не только в смысле реальном: жена, дети, определенный круг знакомств, приятный друг, умный человек, приблизительно равный мне, - нет у меня дома и в смысле идеальном, в смысле внутреннего уюта... Уот Уитмэн сказал, что человеку надоела скромная жизнь, что он жаждет грозных опасностей, неизведанного, необыкновенного... Кокетство анархиста...
Есть наслаждение в бою
И бездны мрачной на краю.
Романтизм подростков... Майн-Рид, бегство от гимназии в Америку".
Вошла Фелицата, молча сунула ему визитную карточку, Самгин поднес ее к очкам и прочитал:
- "Антон Никифорович Тагильский".
- Да, да, - нерешительно пробормотал Самгин. - Просите... Пожалуйста!
К нему уже подкатился на коротких ножках толстенький, похожий на самовар красной меди, человечек в каком-то очень рыжем костюме.
- Здравствуйте! Ото, постарели! А-я? Не узнали бы? - покрикивал он звонким тенорком. Самгин видел лысый череп, красное, бритое лицо со щетиной на висках, заплывшие, свиные глазки и под широким носом темные щеточки коротко подстриженных усов.
- Не узнал бы, - согласился он.
- Вы извините, что я так, без церемонии... Право старого знакомства. Дьявольски много прав у нас, а? Следует сократить, - как думаете?
Придав лицу своему деловое, ожидающее выражение, Самгин суховато предложил:
- Пожалуйста...
- Обедать? Спасибо. А я хотел пригласить вас в ресторан, тут, на площади у вас, не плохой ресторанос, - быстро и звонко говорил Тагильский, проходя в столовую впереди Самгина, усаживаясь к столу. Он удивительно не похож был на человека, каким Самгин видел его в строгом кабинете Прейса, тогда он казался сдержанным, гордым своими знаниями, относился к людям учительно, как профессор к студентам, а теперь вот сорит словами, точно ветер.
"Пришел, как в трактир. Конечно - спрашивать о Марине".
Так и оказалось. Тагильский, расстегнув визитку, обнаружив очень пестрый жилет и засовывая салфетку за воротник, сообщил, что командирован для наблюдения за следствием по делу об убийстве Зотовой.
- Говорят-красавица была?
- Да. Очень красива.
- Ага. Ну, что же? Красивую вещь - приятно испортить. Красивых убивают более часто, чем уродов. Но убивают мужья, любовники и, как правило, всегда с фасада: в голову, в грудь, живот, а тут убили с фасада на двор - в затылок. Это тоже принято, но в целях грабежа, а в данном случае - наличие грабежа не установлено. В этом видят - тайну. А на мой взгляд - тайны нет, а есть трус!
Расширив ноздри, он понюхал пар супа, глазки его вспыхнули, и он благостно сказал:
- Суп с потрохами? Обожаю! "Хитрит, скотина", - подумал Самгин.
- Следователь, старый осел, вызывал вас, но я прекратил эту процедуру. Дельце это широкой огласке не подлежит. Вы спросите - почему? А я - не знаю. Вероятно - по глупости, возможно - по глупости, соединенной с подлостью. Ваше здоровье!
Он опрокинул в рот рюмку водки, щелкнув языком, на секунду закрыл глазки и снова начал сорить:
- Видимость у вас - элегантнейшая. Видимость жениха для богатой вдовы.
"Негодяй", - мысленно выругался Клим.
- Вот что значит побывать в Париже! А я расцвел красочно, однако - не привлекательно для изысканного зрения, - говорил Тагильский, посматривая на горничную, а когда она вышла - вздохнул:
- Какая вкусная девушка, дьяволица... И тотчас же спросил:
