тебя до машины…
— Пайпер, я уже большая девочка. Правда. Забудь, что я говорила.
Я кивнула. И на свою голову, так и сделала.
Я пришла в школьную библиотеку, одно из немногочисленных мест, где я могла притвориться, что моя жизнь не разрушена полностью из-за твоего несовершенного остеогенеза, и тут я наткнулась в журнале на фотографию женщины, как две капли воды похожей на тебя. Я словно увидела снимок ФБР, где они с помощью программы старят изображение ребенка, похищенного десять лет назад, чтобы его могли узнать на улице. Такие же, как у тебя, пушистые шелковистые волосы, заостренный подбородок, искривленные ноги. Я и раньше встречала детей с НО и знала, что у вас схожие черты, но это уже выходило за рамки.
Еще более странным показалось мне то, что женщина держала на руках ребенка и стояла рядом с гигантом. Он обнимал ее одной рукой и улыбался с фотографии, демонстрируя чудовищный прикус.
«Альма Дакинс, — сообщалось в статье, — всего три фута два дюйма ростом, а ее муж Грейди — шесть футов четыре дюйма».
— Что делаешь? — спросила Эмма.
Она была моей лучшей подругой: казалось, мы дружили всегда. После кошмара в «Дисней уорлд», когда одноклассники узнали, что меня на ночь забрали в приют для детей, она а) не относилась ко мне, как к прокаженной, и б) грозилась уложить любого, кто будет так вести себя. Сейчас Эмма подошла ко мне со спины и положила подбородок на мое плечо:
— Эй, эта женщина похожа на твою сестру.
Я кивнула:
— У нее тоже НО. Может, Уиллс подменили при рождении.
Эмма опустилась на пустой стул рядом со мной.
— А это ее муж? Мой папа мог бы исправить ему прикус. — Она вгляделась в снимок. — Боже, да как они вообще это сделали?!
— Фу, омерзительно! — произнесла я, хотя подумала о том же.
Эмма надула пузырь из жевательной резинки.
— Наверное, все примерно одного роста, когда они лежат и занимаются всякими гадостями, — сказала она. — Я думала, что у Уиллоу не может быть детей.
Я тоже так думала. Должно быть, никто никогда не обсуждал этого с тобой, потому что тебе было всего пять, и поверь мне, я вовсе не хотела говорить о чем-то столь противном, но, если ты могла сломать кость, кашлянув, как из тебя вышел бы ребенок или что-то вошло бы?
Я всегда знала, что если захочу спиногрызов, то однажды они у меня будут. Если же ты решилась бы на детей, все было бы не так просто, а может, и невозможно. Конечно, несправедливо, но, когда дело касалось тебя, разве могло быть иначе?
Ты не каталась на коньках. На велосипеде. На лыжах. Даже когда ты играла в какую-то физическую игру, вроде пряток, мама настаивала, чтобы тебе дополнительно считали до двадцати. Я в шутку сердилась, чтобы ты не чувствовала, будто к тебе относятся иначе, но в глубине души знала, что поступаю правильно, ведь ты не могла передвигаться так же быстро, как я, с костылями, ходунками или на инвалидном кресле, и тебе требовалось больше времени, чтобы спрятаться. «Амелия, подожди!» — всегда говорила ты, когда мы куда-то шли, и я ждала, потому что знала, что есть миллион других способов оставить тебя позади.
Я вырасту, а ты останешься ростом с дошкольника.
Я пойду в колледж, уеду из дому и не буду волноваться о том, как заправить машину или воспользоваться банкоматом.
Может, я найду парня, который не будет считать меня неудачницей, выйду замуж, рожу детей и буду носить их на руках, не волнуясь, что у меня в позвоночнике образуются микротрещины.
Я прочла статью в журнале:
Альма Дакинс, 34 года, родила 5 марта 2008 года здоровую девочку. Дакинс, у которой диагностирован несовершенный остеогенез третьего типа, ростом всего 3 фута 2 дюйма и весила всего 39 фунтов до беременности. Она набрала около 19 фунтов во время беременности, и ее дочь Лулу родилась с помощью кесарева сечения на тридцать второй неделе, когда небольшое тело Альмы не смогло дальше вмещать увеличивающийся плод. Девочка весила 4 фунта 6 унций и имела рост 16,5 дюйма при рождении.
Когда ты играла с куклами, то устраивала целый театр. Мама говорила, что я тоже раньше так делала, но я только помню, как отрывала им конечности и отрезала волосы. Иногда замечала, как мама следит за тобой: ты накладывала гипс на руку пупса, и на лице мамы проскальзывала тень, — возможно, она думала, что у тебя никогда не будет ребенка, и в то же время испытывала облегчение, что ты не узнаешь, что это такое — смотреть, как твой ребенок рассыпается на миллион косточек.
Несмотря на все мамины мысли, передо мной лежало доказательство, что человек с диагнозом «несовершенный остеогенез» мог завести семью. У Альмы тоже был третий тип. Она не ходила, как ты, а была прикована к креслу. И тем не менее она смогла найти мужа, пусть и с глупой улыбкой, и родить ребенка.
— Тебе нужно показать это Уиллоу, — сказала Эмма. — Возьми с собой. Кто узнает?
Я проверила, сидит ли библиотекарь за компьютером, заказывая одежду с gap.com (мы следили за ней), а потом изобразила приступ кашля. Согнулась пополам и сунула журнал под куртку. Неуверенно улыбнулась, когда библиотекарь посмотрела на меня, словно бы убедиться, что я не оставила на полу легкие.
Эмма ожидала, что я сохраню журнал для тебя и покажу тебе или маме подтверждение, что однажды ты вырастешь, выйдешь замуж и родишь ребенка. Но я украла его совершенно по другой причине. Скоро ты должна была пойти в детский сад. И однажды ты будешь в седьмом классе, как я. Придешь в библиотеку, увидишь этот глупый журнал и узнаешь, что нашла я: Альму с мужем и этого ребенка, слишком огромного на ее руках.
Они не выглядели счастливой семьей. Скорее уродцами из циркового шоу, вот только цирк уехал. Зачем еще печатать их в журнале? Нормальные семьи не становятся сенсацией.
На уроке английского я отпросилась в туалет. Там я вырвала страницу из журнала и измельчила снимок на кусочки. Потом смыла в унитазе, тем самым защитив тебя.
Люди считают, что закон — это виртуальный зал правосудия, но правда в том, что моя работа больше похожа на плохой ситком. Однажды я представляла в суде женщину, которая купила в местном магазине «Стоп-н-сейв» замороженную индейку за день до Дня благодарения, а когда выносила ее,