Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.

Григорий (оглядывается).

Поцелуйте же.

Таня.

Да что вы в самом деле пристали? Я вас так поцелую!.. (Замахивается.)

Василий Леонидыч. (За сценой слышен звонок и потом крик.)

Григорий!

Таня.

Вон, идите, Василий Леонидыч зовет.

Григорий.

Подождет, он только глаза продрал. Слушай-ка, отчего не любишь?

Таня.

И какие такие любови выдумали! Я никого не люблю.

Григорий.

Неправда, Семку любишь. И нашла же кого, буфетного мужика сиволапого!

Таня.

Ну, какой ни-на-есть, да вот вам завидно.

Василий Леонидыч (за сценой).

Григорий!

Григорий.

Поспеешь!.. Есть чему завидовать! Ведь ты только начала образовываться и с кем связываешься? То ли дело меня бы полюбила… Таня…

Таня (сердито и строго).

Говорю, не будет вам ничего.

Василий Леонидыч (зa сценой).

Григорий!!!

Григорий.

Уж очень строго себя ведете.

Василий Леонидыч (зa сценой, упорно, ровно, во всю мочь кричит).

Григорий! Григорий! Григорий!

(Таня и Григорий смеются.)

Григорий.

Меня ведь какие любили!

(Звонок.)

Таня.

Ну и идите к ним, а меня оставьте.

Григорий.

Глупая ты, посмотрю. Ведь я не Семен.

Таня.

Семен жениться хочет, а не глупости.

Григорий, Таня и артельщик (несет большой картон с платьем).

Артельщик.

С добрым утром!

Григорий.

Здравствуйте. От кого?

Артельщик.

От Бурде, с платьем, да вот записка барыне.

Таня (берет записку).

Посидите тут, я подам. (Уходит.)

Григорий, артельщик и Василий Леонидыч (высовывается из двери в рубашке и туфлях).

Василий Леонидыч.

Григорий!

Григорий.

Сейчас!

Василий Леонидыч.

Григорий! разве не слышишь?

Григорий.

Я только пришел.

Василий Леонидыч.

Воды теплой и чаю.

Григорий.

Сейчас Семен принесет.

Василий Леонидыч.

А это что? От Бурдье?

Артельщик

Так точно-с.

(Василий Леонидыч и Григорий уходят. — Звонок.)

Артельщик и Таня (вбегает на звонок и отворяет дверь).

Таня (артельщику).

Подождите.

Артельщик.

И так дожидаюсь.

Артельщик, Таня и Сахатов (входит в дверь).

Таня.

Извините, сейчас вышел лакей. Да вы пожалуйте. Позвольте! (Снимает шубу.)

Сахатов (оправляясь).

Дома Леонид Федорович? Встали?

(Звонок.)

Таня.

Как же, давно уж!

Артельщик, Таня и Сахатов. Входит Доктор.

Доктор (ищет лакея. Увидав Сахатова, с развязностью).

А? мое почтение!

Сахатов (пристально вглядывается).

Доктор, кажется?

Доктор.

А я думал, что вы за границей. К Леониду Федоровичу?

Сахатов.

Да. А вы что же? Болен разве кто?

Доктор (посмеиваясь).

Не то чтобы болен, а знаете, с этими барынями беда! До трех часов каждый день сидит за винтом, а сама тянется в рюмку. А барыня сырая, толстая, да и годочков-то немало.

Сахатов.

Вы так и Анне Павловне высказываете ваш диагноз? Ей не нравится, я думаю.

Доктор (смеясь).

Что же, правда. Все эти штуки проделывают, а потом расстройство пищеварительных органов, давление на печень, нервы, — ну, и пошла писать, а ты ее подправляй. Беда с ними! (Посмеивается.) А вы что? Вы, кажется, спирит тоже?

Сахатов.

Я? Нет, я не спирит тоже… Ну, мое почтение! (Хочет итти, но доктор останавливает.)

Доктор.

Нет, ведь я тоже не отрицаю вполне, когда такой человек, как Кругосветлов, принимает участие. Нельзя же! Профессор, европейская известность. Что-нибудь да есть. Хотелось бы как-нибудь посмотреть, да всё некогда, другое дело есть.

Сахатов.

Да, да. Мое почтение! (Уходит с легким поклоном.)

Доктор (Тане).

Встали?

Таня.

В спальне. Да вы пожалуйте.

(Сахатов и Доктор расходятся в разные стороны.)

Артельщик, Таня и Федор Иваныч (входит с газетой в руках).

Федор Иваныч (к Артельщику).

Вы что?

Артельщик.

От Бурде с платьем да с запиской. Велели подождать.

Федор Иваныч.

А, от Бурде! (К Тане.) Кто это прошел?

Таня.

Сахатов, Сергей Иваныч, и еще доктор. Они тут постояли, поговорили. Всё о спиритичестве.

Федор Иваныч (поправляя)

Об спиритизме.

Таня.

Да я и говорю об спиритичестве. А вы слышали, Федор Иваныч, как прошлый раз удалось хорошо? (Смеется.) И стучало, и вещи перелетали.

Федор Иваныч

А ты почем знаешь?

Таня.

А Лизавета Леонидовна сказывали.

Таня, Федор Иваныч, Артельщик и Яков-буфетчик (бежит с стаканом чаю)

Яков (к Артельщику).

Здравствуйте!

Артельщик (грустно).

Здравствуйте.

(Яков стучит в дверь к Василью Леонидычу.)

Те же и Григорий

Григорий.

Давай.

Яков.

А стаканы вчерашние всё не принесли, да и поднос от Василья Леонидыча. Ведь с меня спросят.

Григорий.

Поднос занят у него с сигарками.

Яков.

Так вы переложите. Ведь с меня взыскивают.

Григорий.

Принесу, принесу!

Яков.

Вы говорите, принесу, а его нет. Намедни хватились, а подавать не на чем.

Григорий.

Да принесу, говорю. Эка суета!

Яков.

Вам хорошо так говорить, а я вот третий чай подавай да завтракать собирай. Треплешься, треплешься день деньской. Есть ли у кого в доме больше моего дела? А всё нехорош!

Григорий.

Да уж чего лучше? Вишь как хорош!

Таня.

Вам все нехороши, только вы один…

Григорий (к Тане).

Тебя не спросили! (Уходит.)

Таня, Яков, Федор Иваныч и Артельщик.

Яков.

Да что, я не обижаюсь, Татьяна Марковна, барыня не говорила ничего про вчерашнее?

Таня.

Это об лампе-то?

Яков.

И как это она вырвалась из рук, Бог ее знает. Только стал обтирать, хотел перехватить, — вышмыгнула как-то… В мелкие кусочки! Всё мое несчастье! Ему хорошо, Григорию-то Михайлычу, говорить, как он один головой, а вот как семья? Ведь тоже надо обдумать да прокормить. Я на труды не смотрю. Так ничего не говорила? Ну, и слава Богу! А ложечки у вас, Федор Иваныч, одна или две?

Федор Иваныч.

Одна, одна. (Читает газету.)

(Яков уходит.)

Таня, Федор Ивaныч и Артельщик. Слышен звонок.

Входят Григорий с подносом и Швейцар.

Швейцар (Григорию).

Доложите барину, мужики из деревни.

Григорий (указывая на Федора Иваныча).

Дворецкому доложи, а мне некогда. (Уходит.)

Таня, Федор Иваныч, Швейцар и Артельщик.

Таня.

Откуда мужики?

Швейцар.

Из Курской, кажется.

Таня (взвизгивает).

Они… Это Семенов отец о земле. Пойду встречу. (Бежит.)

Федор Иваныч, Швейцар и Артельщик.

Швейцар.

Так как скажете: пустить их сюда, или как? Они говорят — об земле, барин знает.