Ася сперва удивлялась: "Так меня же никто не будет приглашать, если я не выгляжу и запах противный!" Потом начала злиться: "Что за допросы? Я пахать хожу, не на гулянку! Для вас же со Славкой, между прочим". - "А-а, вот так, значит. Пахать. Поня-а-тно... Только интересно, чем ты там пашешь. Что и кому трешь? И какими способами?"
Раз Аська, хлопнув дверью, ушла. Но через пятнадцать минут прибежала, ревела, клялась Богом, Славиком, кем хочешь: ей никто, кроме Вовочки, не нужен, если он только скажет, она не будет больше ходить по клиенткам, возьмет лучше в больнице две ставки... У Владимира тоже в носу защипало, еле сдержался. Просил прощенья, сказал, что у него от безделья, видать, крыша окончательно съехала. Больше не повторится. А сам подумал, что Аська примчалась и уговаривает его потому, что боится, как бы он опять чего над собой не сделал. И сам испугался этих мыслей.
Ревновать он ее, конечно, не перестал, но виду старался не показывать, просто был все время начеку. Стоило жене, предупредив, что будет дома к восьми, задержаться, к примеру, на десять минут, как Владимир, на всякий пожарный, бежал встречать. Метался между автобусной остановкой и собственным подъездом. Если к подъезду приближался автомобиль, мчался к дому - точно! хахаль подвозит Аську! Она - баба дай Бог! И одеться умеет, кобелям такие нравятся... Все это было плохо, но справиться с собой он был уже не в состоянии, целыми днями, слоняясь по квартире или стоя у окна в ожидании жены, обдумывал - вот Аська в мини-юбочке сидит нога на ногу (видны трусики), а какой-то хмырь, стоя рядом, расстегивает на ней блузку, потом - лифчик... Будь оно проклято! Дошел до того, что начал рыться в корзине для грязного белья, проверял Аськино. Знал, что стыдно, головой понимал, уверен был, что жена его - преданная, честная женщина, которой ничего не нужно, кроме семьи... Да что толку! Наступал новый день, и все начиналось по новой. Правда, мысли "наглотаться отравы" в голову не приходили - это был бы полный беспредел. Зато принимать таблетки бросил, чтобы окончательно не превратиться в "оно". Иногда, дождавшись вечером жену, а перед тем насмотревшись "кино", где она выступала в роли порнозвезды, бросался на Асю, стоило той переступить порог. Тащил в постель, сдирая одежду, Аська, смеясь, отбивалась. А потом переставала смеяться, смотрела испуганно, и никакой радости от этих порывов явно не получала. Вскоре догадалась пересчитать таблетки в коробочке и устроила настоящий скандал: "Не хочешь лечиться дома, иди в больницу! Думаешь, я ничего не вижу? Психом стал, за шлюху меня считаешь, которой, кроме этого самого, ничего больше не нужно?! Да у меня сил нет ни на что! Мне нужен веселый, счастливый муж, а если и дальше так пойдет, я от тебя вообще уйду! Надоело жить в дурдоме!" Дальше - больше, до полной истерики.
Владимир отдавал себе отчет - так нельзя. Это - от безделья, от сидения дома в одиночестве. Надо немедленно потребовать у врача, чтобы закрыл больничный, а пока - искать работу. Место в банке за ним сохранялось, обещали даже бюллетень оплатить. Но работать с гнидой Фитюковым...
...Дождь уютно стучал по крыше. Вдали погромыхивало. Лиде снилось, что они с отцом пережидают грозу в каком-то сарае, на сеновале. Она - девочка, отец молодой, и на душе легко, безмятежно, радостно...
Они сидели у Тимченко в машине, припаркованной в нескольких кварталах от его дома.
Лида скинула туфли, уютно устроилась на сиденье. Намоталась за неделю, слава Богу, сегодня пятница... Встала, как всегда в семь, собрала внука, отвезла в садик. Иногда это делал за нее дед, но сейчас он гостил у товарища в Луге. Значит, можно не торопиться домой - Славку забрали на выходные родители, и дед не встретит в дверях, молча, с брезгливым лицом, - явилась навеселе... Боится, как бы она совсем не спилась, начнет упрекать. Отец всю последнюю неделю у своего Орехова. С одной стороны, без него тяжелей физически - он, бывает, и Славку водит в детсад, и продукты покупает, и даже готовит. К тому же умеет обращаться с компьютером, которого Лида боится, и, значит, не может получать писем от дочери. Но, с другой-то стороны, при отце надо - по струнке, не поревешь, не посидишь вот так со старым приятелем за бутылкой. Почему-то с несчастным, вечно жалующимся немужиком Тимченко Лиде было легче, чем со старыми подругами. Тимченко и по дому, если попросишь, поможет, и отвезет без слов куда надо. Отец к нему относится нормально, особенно если тот трезвый.
Все же невезучая она баба. В молодости, все говорили, была хорошенькая, не такая, конечно, красавица, как дочка, а многим нравилась. Первый муж любил, Михаил - тот вообще... А жизнь сложилась - хуже не придумать. Одна утрата за другой. И, главное, почти во всех сама же виновата. С Мишей обошлась хуже некуда. Не из подлости, по глупости, но ему-то от этого - что? Легче? Потом Катюшка. Вот уж кошмар! Слава Богу, хоть теперь с ней все вроде хорошо, ходит, письма веселые, отец ее обожает. Тут бы наконец и передышка. Нет! Несчастье с сыном, настоящая беда. На первый взгляд, уж в его-то болезни ее вины нисколько. А если поглубже? Не приведи она тогда в дом Гришку, не выпади Катенька из окна, Володе сразу после армии не пришлось бы вкалывать в охране среди всех этих... Поступил бы в институт. Теперь вот мучается, друга застрелили. Говорит: из-за него. Должен был ехать куда-то с начальником, а на работу вовремя не вышел, вот друг его и подменил. И погиб. А ведь у друга тоже семья, двое детей. Володя совестливый, не может себе простить. Да и следователь вцепился, как клещ. Не умеют работать, лишь бы свалить на первого попавшегося. И опять она виновата, мать, - ее характер у сына, нервный, мнительный. Здоровый парень, чуть не два метра ростом, плечистый, а вот ранимый и слабый. Слабые они с Вовкой, не то что отец. А Катюшка - в деда...
- Лид! Спишь, нет? - послышался голос Тимченко. - Давай домой провожу. Ехать боюсь - ГАИ остановит, а я под этим делом.
Довел до самой квартиры, бережно так, даже дверь помог отпереть. Спасибо ему. Лидия вошла в прихожую, а там - свет. И в кухне свет. Невестка, Ася, за столом, вся зареванная, под глазом - синячище.
- Асенька! Господи! Да что же...
- Тише, Лидия Александровна, Славик. У дедушки в комнате. Спит. Мы из дому сбежали... Володя... - и в рев.
Оказалось, Ася поздно пришла домой. Сперва задержала клиентка, полчаса болтала по телефону, а Ася ждала. Выскочила - и к метро, опаздывала в сад за сыном. Примчалась, а садик-то уже закрыт. Никого.
- Представляете?! Я чуть с ума не сошла. Кто взял ребенка? Звоню вам хорошо, что карточка есть для телефона-автомата, велел купить, чтобы ему сообщала, где нахожусь. Мобильный-то он разбил. Звоню - вас нет. Звоню домой, а там занято и занято. А потом никто не подходит. Я уже ничего не соображаю, схватила машину, какой-то частник за сотню подвез на иномарке. Выскакиваю - и прямо на Вовку. Представляете? Он одной рукой Славика держит, а другой мне... мне... по лицу! По лицу! "Попалась, - кричит, - блядь!" Извините, Лидия Александровна, но он именно так - матом. "С кобелем - на "мерседесах", кричит, - а ребенок один в детсаде... Брошенный! Хорошо, я позвонил, нянечка сказала - последний..." И опять - по лицу со всей силы. Тут уж и Славка как закричит: "Не трогай маму! Я не брошенный! Я кубики складывал!" Я его за руку и бежать... А Вова стоит, как столб. Молчит и стоит. Пришли к вам, я Славку уложила, а сама - вот... Еще повезло, ваш ключ у меня, забрала вчера у Володи, собиралась завтра на рынок - и чтоб вам картошки взять, принести-и-и...
Лидия Александровна сейчас же позвонила сыну, успела только сказать, что Ася со Славой у нее. Владимир перебил:
- Позови жену.
Ася взяла трубку, долго молчала, слушала. Потом разрыдалась:
- Да что ты, Вовочка! Какое прощенье? Я же понимаю - не ты меня ударил, а твоя болезнь. Я сейчас же приеду, понял? Нет, ты меня понял? Я хочу быть с тобой, мне больше ничего не нужно, только не расстраивайся! Жди, я сейчас.
Вызвала по телефону такси и умчалась. А Лидия Александровна достала из холодильника бутылку с настойкой, специально держала - малина на спирту, от простуды. Отвинтила пробку, глотнула прямо из горлышка. Потом встала на колени перед иконой и долго молилась. Просила у Господа, чтоб дал здоровья сыну. Покоя невестке, счастья внуку и дочери. Отцу - долгих лет. А ее, грешницу, чтобы простил, если может.
* * *
- ...Короче, как ты решишь, так и будет, - сказал Дмитрий.
- Нет, Митя, это решать тебе. Только тебе.
Речь шла о приглашении в Штаты, и разговор был не первый. Конечно, увидеть Америку и встретиться с Катей Дмитрию хотелось - еще бы! Но ему было нужно, чтобы Юлька сама сказала что-нибудь, вроде "ну, конечно, поезжай, какие могут быть разговоры?" А она не говорит. Значит, все же ревнует. Может быть, даже боится, что он там останется. С Катей. А ее бросит. Дурочка! Он же сказал: весной... или летом, в общем, в будущем году они поженятся. И с этим - все. Бумажка из загса? Если Юльке так будет комфортней - пожалуйста! Хотя и без бумажки они живут вместе, семьей, дома Дмитрий бывает все реже и реже. И один, - вздорная мать с чего-то невзлюбила Юльку. Пока знала, что где-то существует какая-то Юля, относилась вполне лояльно, чуть не с восторгом, а познакомил - и поехали:
