Антоп Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3

{03420}

- Пообедаем и к предводителю... - продолжала Хлыкина. - Буду его молить, чтоб он обратил внимание. Его дело глядеть, чтоб дворяне с панталыку не сбивались... - Да нешто Досифей сбился? - спросил Докукин. - Словно ты в первый раз слышишь, - нахмурилась Хлыкина. - И то, правду сказать, тебе всё равно... Ты-то и сам не слишком свое звание помнишь... А вот мы господина молодого человека спросим. Молодой человек, - обратилась она ко мне, - по-вашему, это хорошо, ежели благородный человек со всякою шушвалью компанию водит? - Смотря с кем... - замялся я. - Да хоть бы с купцом Гусевым. Я этого Гусева и к порогу не допускаю, а он с ним в шашки играет да закусывать к нему ходит. Нешто прилично ему с писарем на охоту ходить? О чем он может с писарем разговаривать? Писарь не только что разговаривать, пискнуть при нем не смей, - ежели желаете знать, милостивый государь! - Характер у меня слабый... - прошептал Досифей Андреич. - А вот я покажу тебе характер! - погрозила ему жена, сердито стуча перстнем о спинку стула. - Я не дозволю тебе нашу фамилию конфузить! Хоть ты и муж мне, а я тебя осрамлю! Ты должен понимать! Я тебя в люди вывела! Ихний род Хлыкиных, сударь, захудалый род, и ежели я, Докукина урожденная, вышла за него, так он это ценить должен и чувствовать! Он мне, сударь, не дешево стоит, ежели желаете знать! Что мне стоило его на службу определить! Спросите-ка у него! Ежели желаете знать, так мне один только его экзамен на первый чин триста рубликов стоил! А из-за чего хлопочу? Ты думаешь, тетеря, я из-за тебя хлопочу? Не думай! Мне фамилия рода нашего дорога! Ежели б не фамилия, так ты у меня давно бы на кухне сгнил, ежели желаешь знать! Бедный Досифей Андреич слушал, молчал и только пожимался, не знаю, отчего - от страха или срама. И за обедом не оставляла его в покое строгая супруга. Она не спускала с него глаз и следила за каждым его движением. - Посоли себе суп! Не так ложку держишь! Отодвинь

{03421}

от себя салатник, а то рукавом зацепишь! Не мигай глазами! А он торопливо ел и ежился под ее взглядом, как кролик под взглядом удава. Ел он с женой постное и то и дело взглядывал с вожделением на наши котлетки. - Молись! - сказала ему жена после обеда. - Благодари братца. Пообедав, Хлыкина пошла в спальню отдохнуть. По уходе ее Докукин схватил себя за волосы и заходил по комнате. - Ну, да и несчастный же ты, братец, человек! - сказал он Досифею, тяжело переводя дух. - Я час посидел с ней - замучился; каково же тебе-то с ней дни и ночи... ах! Мученик ты, мученик несчастный! Младенец ты вифлеемский, Иродом убиенный! Досифей замигал глазками и проговорил: - Строги они, это действительно-с, но должен я за них денно и нощно бога молить, потому - кроме благодеяний и любви я от них ничего не вижу. - Пропащий человек! - махнул рукой Докукин. - А когда-то речи в собраниях говорил, новую сеялку изобретал! Заездила ведьма человека! Эхх! - Досифей! - послышался женский бас. - Где же ты? Поди сюда, мух от меня отгоняй! Досифей Андреич вздрогнул и на цыпочках побежал в спальню... - Тьфу! - плюнул ему вслед Докукин.

{03422}

(СЦЕНКА) Жена титулярного советника Анна Львовна Кувалдина испустила дух. - Как же теперь быть-то? - начали совещаться родственники и знакомые. - Надо бы мужа уведомить. Он хоть не жил с нею, но все-таки любил покойницу. Намеднись приезжал к ней, на коленках ползал и всё: "Анночка! Когда же наконец ты простишь мне увлечение минуты?" И всё в таком, знаете, роде. Надо дать знать... - Аристарх Иваныч! - обратилась заплаканная тетенька к полковнику Пискареву, принимавшему участие в родственном совещании. - Вы друг Михаилу Петровичу. Сделайте милость, съездите к нему в правление и дайте ему знать о таком несчастье!.. Только вы, голубчик, не сразу, не оглоушьте, а то как бы и с ним чего но случилось. Болезненный. Вы подготовьте его сначала, а потом уж... Полковник Пискарев надел фуражку и отправился в правление дороги, где служил новоиспеченный вдовец. Застал он его за выведением баланса. - Михайлу Петровичу, - начал он, подсаживаясь к столу Кувалдина и утирая пот. - Здорово, голубчик! Да и пыль же на улицах, прости господи! Пиши, пиши... Я мешать не стану... Посижу и уйду... Шел, знаешь, мимо и думаю: а ведь здесь Миша служит! Дай зайду! Кстати же и тово... дельце есть... - Посидите, Аристарх Иваныч... Погодите... Я через четверть часика кончу, тогда и потолкуем... - Пиши, пиши... Я ведь так только, гуляючи... Два словечка скажу и - айда! Кувалдин положил перо и приготовился слушать. Полковник почесал у себя за воротником и продолжал: - Душно у вас здесь, а на улице чистый рай...

{03423}

Солнышко, ветерочек этакий, знаешь ли... птички... Весна! Иду себе по бульвару, и так мне, знаешь ли, хорошо!.. Человек я независимый, вдовый... Куда хочу, туда и иду... Хочу - в портерную зайду, хочу - на конке взад и вперед проедусь, и никто не смеет меня остановить, никто за мной дома не воет... Нет, брат, и лучше житья, как на холостом положении... Вольно! Свободно! Дышишь и чувствуешь, что дышишь! Приду сейчас домой и никаких... Никто не посмеет спросить, куда ходил... Сам себе хозяин... Многие, братец ты мой, хвалят семейную жизнь, по-моему же она хуже каторги... Моды эти, турнюры, сплетни, визг... то и дело гости... детишки один за другим так и ползут на свет божий... расходы... Тьфу! - Я сейчас, - проговорил Кувалдин, берясь за перо. - Кончу и тогда... - Пиши, пиши... Хорошо, если жена попадется не дьяволица, ну а ежели сатана в юбке? Ежели такая, что по целым дням стрекозит да зудит?.. Взвоешь! Взять хоть тебя к примеру... Пока холост был, на человека похож был, а как женился на своей, и захирел, в меланхолию ударился... Осрамила она тебя на весь город... из дому прогнала... Что ж тут хорошего? И жалеть такую жену нечего... - В нашем разрыве я виноват, а не она, - вздохнул Кувалдин. - Оставь, пожалуйста! Знаю я ее! Злющая, своенравная, лукавая! Что ни слово, то жало ядовитое, что ни взгляд, то нож острый... А что в ней, в покойнице, ехидства этого было, так и выразить невозможно! - То есть как в покойнице? - сделал большие глаза Кувалдин. - Да нешто я сказал: в покойнице? - спохватился Пискарев, краснея. - И вовсе я этого не говорил... Что ты, бог с тобой... Уж и побледнел! Хе-хе... Ухом слушай, а не брюхом! - Вы были сегодня у Анюты? - Заходил утром... Лежит... Прислугой помыкает... То ей не так подали, другое... Невыносимая женщина! Не понимаю, за что ты и любишь ее, бог с ней совсем... Дал бы бог, развязала бы она тебя, несчастного... Пожил бы ты на свободе, повеселился... на другой бы оженился... Ну, ну, не буду! Не хмурься! Я ведь

{03424}

так только, по-стариковски... По мне, как знаешь... Хочешь - люби, хочешь - не люби, а я ведь так... добра желаючи... Не живет с тобой, знать тебя не хочет... что ж это за жена? Некрасивая, хилая, злонравная... И жалеть не за что... Пущай бы... - Легко вы рассуждаете, Аристарх Иваныч! - вздохнул Кувалдин. - Любовь - не волос, не скоро ее вырвешь. - Есть за что любить! Акроме ехидства ты от нее ничего не видел. Ты прости меня, старика, а не любил я ее... Видеть не мог! Еду мимо ее квартиры и глаза закрываю, чтобы не увидеть... Бог с ней! Царство ей небесное, вечный покой, но... не любил, грешный человек! - Послушайте, Аристарх Иваныч... - побледнел Кувалдин. - Вы уже во второй раз проговариваетесь... Умерла она, что ли? - То есть кто умерла? Никто не умирал, а только не любил я ее, покойницу... тьфу! то есть не покойницу, а ее... Аннушку-то твою... - Да она умерла, что ли? Аристарх Иваныч, не мучайте меня! Вы как-то странно возбуждены, путаетесь... холостую жизнь хвалите... Умерла? Да? - Уж так и умерла! - пробормотал Пискарев, кашляя. - Как ты, брат, всё сразу... А хоть бы и умерла! Все помрем, и ей, стало быть, помирать надо... И ты помрешь, и я... Глаза Кувалдина покраснели и налились слезами... - В котором часу? - спросил он тихо. - Ни в котором... Уж ты и рюмзаешь! Да не умерла она! Кто тебе сказал, что она померла? - Аристарх Иваныч, я... я прошу вас. Не щадите меня! - С тобой, брат, и говорить нельзя, словно ты маленький. Ведь не говорил же я тебе, что она преставилась? Ведь не говорил? Чего же слюни распускаешь? Поди, полюбуйся - живехонька! Когда заходил к ней, с теткой бранилась... Тут отец Матвей панихиду служит, а она на весь дом орет. - Какую панихиду? Зачем ее служить? - Панихиду-то? Да так... словно как бы вместо молебствия. То есть... никакой панихиды не было, а что-то такое... ничего не было.

{03425}

Аристарх Иваныч запутался, встал и, отвернувшись к окну, начал кашлять. - Кашель у меня, братец... Не знаю, где простудился... Кувалдин тоже поднялся и нервно заходил около стола. - Морочите вы меня, - сказал он, теребя дрожащими руками свою бородку. - Теперь понятно... всё понятно. И не знаю, к чему вся эта дипломатия! Почему же сразу не говорить? Умерла ведь? - Гм... Как тебе сказать? - пожал плечами Пискарев. - Не то чтобы умерла, а так... Ну вот ты уж и плачешь! Все ведь умрем! Не одна она смертная, все на том свете будем! Чем плакать-то при людях, взял бы лучше да помянул! Перекрестился бы! Полминуты Кувалдин тупо глядел на Пискарева, потом страшно побледнел и, упавши в кресло, залился истерическим плачем... Из-за столов повскакивали его сослуживцы и бросились к нему на помощь. Пискарев почесал затылок и нахмурился. - Комиссия с такими господами, ей-богу! - проворчал он, растопыривая руки. - Ревет... ну, а отчего ревет, спрашивается? Миша, да ты в своем уме? Миша! - принялся он толкать Кувалдина. - Ведь не умерла же еще! Кто тебе сказал, что она умерла? Напротив, доктора говорят, что есть еще надежда! Миша! А Миша! Говорю тебе, что не померла! Хочешь, вместе к ней съездим? Как раз и к панихиде поспеем... то есть, что я? Не к панихиде, а к обеду. Мишенька! уверяю тебя, что еще жива! Накажи меня бог! Лопни мои глаза! Не веришь? В таком разе едем к ней... Назовешь тогда чем хочешь, ежели... И откуда он это выдумал, не понимаю? Сам я сегодня был у покойницы, то есть не у покойницы, а... тьфу! Полковник махнул рукой, плюнул и вышел из правления. Придя в квартиру покойницы, он повалился на диван и схватил себя за волосы. - Ступайте вы к нему сами! - проговорил он в отчаянии. - Сами его подготовляйте к известию, а меня уж избавьте! Не желаю-с! Два слова ему только сказал... Чуть только намекнул, поглядите, что с ним делается! Помирает! Без чувств! В другой раз ни за какие коврижки!.. Сами идите!..