мокрых полотенец подстилке, и сейчас бродили возле прибрежных рифов, перебирая лежащие там груды ракушек. Им все еще не хотелось покидать это дивное место, где кроме них уже никого не было. Лишь крики кружащих время от времени над водным простором птиц нарушали тишь. Романтик Галь ужасно сожалела, что завтра снова в школу: им обязательно надо было приехать сюда с палаткой и заночевать на лоне природы.
– Замерзнем, – внушал ей со спокойной улыбкой Шахар.
– Ни в коем случае! – восклицала девушка. – Мы бы с тобой согревали друг друга. Только представь, как было бы здорово! Мы расположились бы вон там, – она кивнула на рощу эвкалиптов, – у палатки развели бы костер, на котором я приготовила бы нам ужин, весь вечер гуляли бы по пляжу, может, устроили бы ночное купание, а потом… Ах, любимый, у меня замирает сердце от одной мысли, что было бы потом!
Шахар обнял ее и поцеловал в лоб. С капельками воды на едва прикрытой купальником груди, с лоснящейся от крема для загара опаленной солнцем кожей, с мокрой шапкой волос, Галь была прекрасна, как сказочная фея. Он любовался ею так, словно хотел запомнить ее именно такой.
Юноша улегся на мокрый песок, вытянув свое длинное стройное тело.
– Если хочешь, мы еще так поступим, Галь, – предложил он, – но уже в следующий сезон. У меня такое ощущение, что сегодняшний погожий ясный день был одним из последних. Давай ни о чем не сожалеть, а просто наслаждаться им вдоволь.
– Почему одним из последних? – удивилась Галь.
– Во всяком случае, так передавали.
– Мне не верится, – покачала головой она. – Взгляни, какое море, взгляни, какое солнце! Не погода, а просто чудо!
– Ты так безоглядно веришь в чудеса… – протянул Шахар. – Научи меня этому! Я не умею.
Галь одним прыжком примостилась возле юноши. Поцеловала его в щеку. Затем, устроившись на нем сверху, шаловливо изрекла:
– Для этого надо глядеть не себе под ноги, а вон туда! – она указала пальцем на чистейшую небесную лазурь. – Там безграничная свобода верить, чувствовать, мечтать. Таков закон, что чудеса, мечты сбываются тогда, когда веришь, безраздельно веришь в них.
– Во что же ты веришь, радость моя?
– Во все… – Галь задумалась, и продолжила: – Да, во все. Верю в то, что жизнь – прекрасная штука. В твою любовь, в любовь моих друзей. Что удача улыбается мне. Вот, посуди сам. У меня замечательная мама, – правда, немного занудная, но таковы все мамы. Я хорошо учусь. Я красива, – добавила она, краснея. – Люди обращают на меня внимание. Подумать только: я не прилагаю никаких усилий к тому, чтоб у меня все было, но у меня все есть.
– Значит, и я – твоя собственность? – игриво бросил юноша.
– Ты? Ты мой наркотик!
Шахар рассмеялся, и, протянув руку, погладил слипшиеся от влаги волосы любимой.
– Льстишь?
– Нисколько! Я всегда говорю то, что чувствую.
Шахар приподнялся, и долго смотрел на сосредоточенное лицо подруги. Коснулся его рукой. Его внимательные голубые глаза были настолько близки, что Галь показалось, что еще секунда – и она в них утонет.
– Ты счастлива со мною? – спросил он, хоть вопрос этот прозвучал как утверждение.
– Так счастлива, что боюсь сглазить. Не представляю, как бы я жила на свете без тебя.
– За что же ты так меня любишь? – слегка кокетливо спросил Шахар. – Ведь я особо ничего тебе не делаю.
– Вот теперь ты напрашиваешься на лесть, – проговорила Галь с милой ухмылкой, – но тебе ее не получить. Тебе от меня ничего не услышать, кроме правды. – Их пальцы сплелись в единый узел. – На самом деле, – серьезно продолжила девушка, – я не знаю. Не знаю, за что. Наверное, просто за то, что ты есть. За то, какой ты есть. С первого взгляда, с первого слова. Помню, у меня как будто что-то стрельнуло в груди, когда мы познакомились. По-видимому, то была судьба. И все, что мне нужно от тебя, это тебя самого, Шахар!
Она запнулась от избытка чувств. В тот же момент мощная волна с шипением нахлынула на усыпанный раковинами берег и омыла вытянутые ноги влюбленных.
Шахар был слегка обезоружен признанием подруги. Он тоже ее любил и был к ней искренне привязан, но в сущности, ему была дороже всего ее безграничная верность ему. Она была его наперсницей, его помощницей, его женщиной, и юноша ощущал себя с нею взрослым, зрелым мужчиной. Ему были чужды мимолетные увлечения и детские страсти ребят их возраста. С порывистой, необузданной Галь, у него сложились стабильные отношения, и это было самым главным для него.
Они сидели, прижавшись друг к другу, глядя на рокочущее водное пространство. Солнце уже стало точно над горизонтом, достаточно высоко, но с каждой минутой дневной зной все больше спадал. Прибой стал энергичнее, пенистая вода с силой билась о прибрежные камни, разлетаясь на тысячи брызг.
– Знаешь, чего бы мне сейчас больше всего хотелось? – нарушила безмолвие Галь. – Чтобы это мгновение остановилось.
– Что ж, это нетрудно устроить, – ответил Шахар. – Я же принес фотоаппарат.
– Как же мы про него забыли? – воскликнула она.
– Раньше был очень яркий свет. А сейчас он – просто в самый раз.
– Ну, так давай быстрее!
Пока Шахар ходил доставать фотоаппарат, Галь, с ловкостью и грациозностью прирожденной модели, приняла ту же самую позу, как на своем знаменитом снимке. Она полулегла на правый бок возле воды, выразительно оперевшись на руку и величественно обратив лицо к небу. Густые волосы ее при этом слегка растрепались. "Моя красавица!" – с восхищением подумал парень, вернувшись с камерой.
Он сделал с нее несколько снимков в этой и в других позах, затем она с него, причем, оба они ужасно досадовали на то, что некому было сфоткать их вдвоем на этом пляжике. Но сам процесс фотографирования привел Галь в такой восторг, что она с разбегу кинулась в темнеющее море, скрылась в нем с головой, и, когда Шахар, спрятав фотоаппарат в сумку, нырнул вслед за ней, выскочила в другом месте и со смехом пустилась убегать от него.
Он мчался за нею по всему берегу. Она все поддразнивала его на бегу, то и дело ускоряя бег, но шансов у нее не было. Парень все равно оказался быстрее, и, догнав ее, невзирая на ее визг, поднял на руки. Девушка шаловливо брыкалась в его надежных объятиях, тогда как он слизывал поцелуями соленые капли с ее запрокинутой шеи и плеч. Вскоре она растворилась в этой ласке, и в экстазе прильнула губами к губам молодого человека.
Шахар размеренным шагом отнес ее в ложбину между рифами, возвышающимися недалеко от эвкалиптовой чащи, и уложил на утрамбованный песок. Там, закончив осушать бархатные плечи девушки, он развязал верхнюю часть бикини и принялся за ее грудь. Как голодный младенец, он посасывал
