Ну разумеется. Чуть за двадцать пять и большая грудь.
Бет ссутуливается и скрещивает руки на своей собственной груди, уже и так скрытой за толстой броней полиэстера, из которого сшито ее платье. Даже приподнятая и сведенная к центру ее лучшим лифчиком от «Виктория сикрет», даже до того, как три беременности оставили на ней свой след в виде растяжек, а многолетнее грудное вскармливание лишило упругости, ее грудь никогда не выглядела так. Глаза Анжелы, большие, черные и обескураживающе прекрасные, все еще продолжают улыбаться, когда она переводит их на Джилл, но спотыкаются, как только видят Бет.
«Она уже знает, кто я такая».
Кашлянув, Анжела снова натягивает на лицо профессионально любезную улыбку:
— Столик на троих?
— Нет, спасибо, — отвечает Петра. — Мы сядем за барной стойкой.
«Мы сядем»? Бет хочет поправить Петру, сказать, что они предпочли бы столик, и желательно, чтобы он смотрел в сторону улицы, а не в сторону барной стойки, но со дна желудка уже поднимается кислая волна паники, и Бет может лишь молча сглотнуть. Как ягненок, которого ведут на заклание, она следом за Петрой и Джилл безропотно идет к барной стойке и забирается на свободный табурет между ними. И тут появляется Джимми.
В первый момент он приветствует их с нейтрально-оживленным выражением лица, как мог бы поприветствовать любых трех женщин, которые пришли и уселись перед ним за барной стойкой, явно не особо вникая, кто это. Но потом до него доходит. Он смотрит на Бет, и его улыбка смягчается, становясь искренней, но в следующее же мгновение ее сменяет напряженная ухмылка, выдающая изумление и неуверенность, а потом наконец его челюсти крепко сжимаются, чтобы не дать ему произнести то, что, вероятно, рвется у него с языка. «Вот черт».
— Дамы.
— Джимми, — говорит Петра.
— Бет, — говорит Джимми.
— Привет, — говорит Бет.
— Ну и какие у вас планы на вечер?
— А такие, — отзывается Петра. — Мы пришли за тобой шпионить.
Джимми разражается смехом и с удвоенным усердием принимается взбивать коктейль, приготовлением которого занят. Бет вытирает ладони о подол платья. Она даже не подозревала, что ее ладони способны так потеть.
— Что, Петра, дипломатичность — не твой конек, да? — спрашивает он.
— А я этого никогда и не скрывала, — отзывается та.
Прямолинейная и бесстрашная, Петра ни за что не станет сто раз легонько постукивать по гвоздю резиновой киянкой, если можно вогнать его куда нужно по самую шляпку одним ударом кувалды. Бет восхищается этим качеством в подруге, но сама этой чертой не обладает. Ее слишком пугает перспектива вообще промахнуться, проделать огромную уродливую дыру в стене аккурат по соседству с ее целью.
— Что пить будете? — спрашивает Джимми.
— А ты что можешь посоветовать? — интересуется Петра.
— На что вы настроены? Пиво? Вино?
— Нам бы чего-нибудь покрепче. Сделай нам чего-нибудь.
Он отливает часть напитка, который только что смешал, в небольшой стакан и ставит его перед Петрой. Та делает глоток.
— Неплохо. Эспрессо-мартини?
Джимми молча кивает.
— Вот его я и буду пить, — говорит Петра.
— И я тоже, — вступает Джилл.
— Попробуешь? — Петра протягивает Бет свой стакан с остатками мартини.
— Нет-нет, я… — начинает отнекиваться Бет.
— Она не пьет ничего кофеиносодержащего после четырех часов дня, — договаривает за нее Джимми, зная ее ответ. — А иначе потом всю ночь не будет спать. — Бет ерзает на своем табурете. — Может, чего-нибудь послаще? — спрашивает он, уже доставая бутылки.
Странно видеть его смешивающим модные коктейли. Джимми из той породы мужчин, которые всем напиткам предпочитают пиво прямо из горлышка бутылки. Причем не все эти новомодные сорта с мускатом, тыквой или голубикой. Он любит «настоящее» пиво. «Будвайзер» и «Коорс». В крайнем случае — «Вэйлс тейл», в любви к которому он признается крайне неохотно, но и то лишь потому, что пивоварня расположена в двух шагах от их дома.
И сам этот бар тоже не во вкусе Джимми. Он любит чисто мужские заведения, не обязательно спортивные пабы, хотя очень желательно, чтобы там на стене был большой плоский телевизор, по которому показывали бы игры «Ред сокс», «Пэтриотс», «Бруинс» или «Селтикс». Он любит бары, в которых темно и грязно, на барной стойке стоит стеклянная плошка со сваренными вкрутую яйцами и мисочки с соленым арахисом, деревянные половицы покоробились от пролитого пива, а из музыкального автомата звучит «Деф Леппард». В меню могут быть жареные сырные палочки и куриные крылышки с соусом баффало, но ни в коем случае ничего такого, что содержит фуа-гра или трюфельное масло. Там должен быть бильярдный стол, мишень для игры в дартс и вышибала, потому что какой-нибудь пьяница непременно затеет с кем-нибудь драку перед самым закрытием.
«Солт» — полная противоположность бару во вкусе Джимми. Медно-рыжие шары ламп свисают с металлического потолка, излучая мягкий романтический свет. Клиентура тут смешанная — часть местные, но большинство нет — со значительным перевесом в сторону женщин, и все хорошо одеты, изысканно выглядят, явно настроены цивилизованно провести вечер. Бет пробегает взглядом перечень коктейлей в меню и ахает при виде цен. При ценнике в двадцать баксов за порцию все пришедшие настроены провести вечер не только цивилизованно, но и с размахом. Она оглядывает бар, мужчин и женщин, сидящих за барной стойкой, пытаясь составить себе представление о том, какого рода публика сюда ходит. Ничего из ряда вон выдающегося она не замечает, пока ее взгляд не падает на большую плетеную сумку в виде традиционной нантакетской корзинки, которая стоит на стойке. Она принадлежит блондинке, сидящей рядом с лысым мужчиной в полосатом пиджаке. Для тех, кто действительно живет на Нантакете, это вещь просто космически дорогая. Бет видела такие сумки, только меньшего размера, которые стоили больше чем тысячу долларов.
Сама барная стойка представляет собой отшлифованную каменную плиту грубой фактуры, в которой там и сям поблескивают янтарного цвета кусочки обточенного морем стекла. Бет проводит рукой по ее прохладной поверхности. Она очень красивая, настоящее произведение искусства. Из колонок гремит техно. «Деф Леппард» здесь не услышишь.
— Вот, пожалуйста, — говорит Джимми, ставя перед Бет бокал для мартини, до краев полный розовой жидкости. — Лучший напиток в меню.
Бет делает небольшой глоток. Коктейль сладкий и пряный, явно крепкий, но не дерущий горло. Она с легкостью могла бы таким напиться.
— Приятная штука. Что там намешано? — спрашивает Бет.
— Водка, ром, чили, лайм и имбирь. Называется «Обжигающая страсть».
«Обжигающая страсть?» Что он делает? Бет чувствует себя смущенной, негодующей, а потом странно польщенной.
— Что это ты вдруг решил отпустить бороду? — интересуется Петра.
— Подумал, почему бы не попробовать, — отзывается Джимми, почесывая
