Шутовкин разгорячился. За шейным платком снял сюртук, а наконец и жилет. Несмотря на серый денек, ему было нестерпимо душно. Он сел на лавочку.
– Эка душно-то мне, душно! Природа уж у меня такая сильная. Я и девочку эту не из блажи какой похитил. Что делать! Слаб есмь человек, да и все тут! Ну, а как Русь-то наша в опасности, не дай бог, очутится? Кто больше сыпнет деньгами-то? Я или вы, ваше высокоблагородие? Ну-ка, решите? Что?..
Полковник ничего на это не ответил. Пошли приятели дальше по дорожке. Вечерело. Шутовкин опять оделся; сполз, пошатываясь, с берега к реке, умылся, освежился и окончательно стал молодцом.
– Толстяк, жирный волокита! Так-то вы меня все и зовете! А моя барышня у меня на свободе вон ходит, в почете и уважении. А ваша? За что вы ее томите одну? Хоть бы их познакомить нам, душечка, что ли?
– Чудак вы, право! Ваше положение и мое! Это два разные света. Не могу я так шутить своими отношениями к людям, как вы.
– Не можете? Гм!..
Шутовкин посвистал и опять сел на скамеечку.
– А правда, что вы уж и ребрушки помяли вашей красавице?
– Опять сплетни! Да оставьте их, ради бога; то о живой будто бы жене моей, то опять о каких-то моих жестокостях! И кто это вам мелет?
– Та-та-та! На-поди! Будто я уж вас и не знаю, камрад! Ведь вы зверь лютый; ну что нежничать-то! Теперь вот я мелю с похмелья. А тверезый я этого, может быть, и не сказал бы вам.
Приятели еще потолковали и пошли в дом, где подали уже свечи.
Намеки Шутовкина, однако, остались не без последствий для полковника. Панчуковский стал еще осторожнее со знакомыми. В это время ему прислали из Вены и из Парижа множество вещей для последней отделки дома: бронзы, деревянных резных поделок, обоев, тканей, зеркал и ковров. Русский человек уже не может обойтись без того, чтобы, мало-мальски устроив свои дела, не затеять отделывать и превратить свой дом в подобие луврского дворца или, по крайней мере, магазина мануфактурных изделий, причем первые бренные барыши, потраченные с таким умом, обыкновенно на этом убивают и самое дело. Соседи съезжались теперь снова смотреть на диковинки полковника. Он был на верху блаженства и, указывая на разгружаемые транспорты ящиков с мебелью, зеркалами, фарфором и бронзами, повторял:
– Да, господа, я не мот, но человек земли, праха… Люблю пожить, люблю довольство за его поэтические лучшие стороны. Уж на пустяки я денег не брошу; зато эти у меня разные-с дубовые, ореховые и березовые столики, кресла и диванчики – прямо от Кейзерлинга из Вены; эти подражания гобеленам – из Парижа… Все здесь чудеса рук первых артистов!
– Вам бы жениться, жениться! – повторяли старушки-болтушки из соседок, всегда падкие подкузьмить ближнего какой-нибудь застарелою внучкой или золотушною и кислою племянницей.
– О! Владимиру Алексеичу некогда о таком вздоре думать, о женитьбе; у него столько дела, хлопот! – говорили тут же на это сами внучки и племянницы, лорнируя мебель, бронзы и гобелены, но в то же время не забывая изредка обратить лорнет, будто бы нечаянно, и на щегольской сюртучок самого полковника, на его лаковые полусапожки, затейливую часовую цепь, с колчаном стрел и с луком купидона, между кучею брелоков, а еще более взглядывали они на его убийственные раздушенные усики и на нежно-томные, губительные и вместе с тем ласковые глазки, когда он стоял между ними и ораторствовал.
Женский пол в знак особого уважения не переставал посещать в сопровождении мужского пола счастливого обитателя вновь созданного в этой глуши хутора Новой Диканьки. А полковник не переставал ликовать.
– Что старая Диканька! – говорили некоторые из его друзей, – что из того, что ее вместе с старосветскою умирающею Украиною воспел Гоголь! Эта старосветская Украйна была когда-то хороша! Теперь это все еще милая, но уже печальная и пустынная могила… Жизнь здесь, а не там, здесь, у нас, в нашей Новороссии! Здесь все надежды юга! Отсюда выйдет его будущность. Давно ли вот на этом самом месте один ветер пустынный бродил, бурьяны, ковыль да чертополох произрастали, перекати-поле прыгало; а теперь тут мигом вырос поселок, явился чудный дом, оживленное общество шумит, веселится, рояль гремит, чудеса света сюда стекаются.
– Искусственный плод все это! – замечали другие.
– Жениться, жениться, жениться вам! – продолжали в то же время шушукать полковнику болтушки-старушки.
На их улыбки улыбался и он, по-прежнему ораторствовал, шутил, спорил и пускался в объяснение живейших вопросов современности.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Месячина – при крепостном праве ежемесячная натуральная оплата труда дворовых людей, а также крестьян, лишенных земельных наделов и все дни недели работавших на барщине.
Продукт грубого размола зерна, употреблявшийся для корма скота.
Гирла – разветвление, рукав реки близ ее устья.
На юге России так называли не только людей, тянувших суда, но и наемных пришлых крестьян.
В Южной России пахотная степь, временно оставленная для отдыха и пастьбы скота.
Ревизией называлась перепись крестьян, мещан и других низших сословий России. Ревизия была установлена при Петре I и производилась до отмены крепостного права.
Речь идет о землях Запорожской Сечи. На казаков, оседавших здесь на свободных землях, при Екатерине II было распространено крепостное право.
Сухой овраг, буерак.
Серебряные деньги примерно в три с половиной раза дороже, чем ассигнации.
Один из полицейских участков в уезде.
Канаус – плотная материя из шелка-сырца; синель – бархатистый шнур.
Речь, видимо, идет об опере Джузеппе Верди (1813–1901) «Бал-маскарад» (1859).
Сударыни, сударыни! Позвольте-с пригласить (фр. Mesdames, mesdames! Permetez engager).
Под словами афера, аферист подразумевались в то время рискованные торговые сделки для быстрой наживы.
Точнее, кабанос – высший сорт табачных листьев, из которых изготовлялись гаванские сигары.
Менониты – протестантская секта, преследовавшаяся в Германии. В ХVIII в. многие менониты по приглашению правительства Екатерины II начали переселяться на юг России, при этом им были предоставлены земли, льготы, деньги. Менониты образовали особые колонии с хорошо налаженным сельским хозяйством, где выводилась порода высокомолочных коров.
И комнатные туфли (нем. und Pantoffel).
Милейший (нем. lieber Неrr).
Батареи, защищавшие Севастополь во время Крымской войны 1853–1856 гг.
Завтра, завтра, не сегодня… так ленивцы говорят (нем. Могgen, morgen und nicht heute… Sagon alle faule Leute).
Моя собственная земля (нем. Meine eigene Erde).
Эмансипацией в тот период часто называли освобождение крестьян от крепостной зависимости.
То есть к клавишам рояля французской фирмы «Эрара», инструменты которой считались лучшими в мире.
Подразумевается митрополит Игнатий (Хазадинов). По его челобитной греки, проживавшие в Крыму, который принадлежал в то время Турции, переселились в 1779 г. в район Мариуполя.
Элебэма, то есть Алабама, и Висконсин – штаты США, Порт-о-Пренс (Порто-Пренс) – город на острове Гаити.
Похоронный марш (фр.).
Католический священник.
Приятель (нем. Kamerad).
Осел (нем. Esel).
Овечья голова, болван (нем. Sebalskopf).
Преданный слуга Дон Жуана, героя многочисленных произведений литературы и искусства, дерзкого искателя чувственных наслаждений, нарушителя моральных и религиозных норм.
Почему смотрите? Почему (от фр. Pourquoi regardez-vous? Рourquoi).
