– Однако... – яростно засосав трубку, проскрежетал Саульский и смерил женщину гневным взглядом. – Вам известно, с кем разговариваете?
– Я врач. И у себя дома. Пожалуйста, не курите.
Саульский вырвал из зубов трубку и, прижав пепел пальцем, сунул в карман.
– Даже у туземцев... кажется, в Новой Гвинее, – продолжала Раиса, – больной человек неприкосновенен.
Горкин выпустил изо рта слегка истерзанный ус и расхохотался.
– Я же докладывал вам, Сергей Антонович, – начал он, с веселой дерзостью выдержав свирепый взгляд Саульского. – Тут по моей вине застряли...
Раиса и Мухин уставились на него во все глаза, пытаясь вникнуть в причину, побудившую Горкина донкихотствовать. Это было великодушно, но Мухин привык сам отвечать за свои поступки.
– Я вел караван, – продолжал между тем Горкин. – На сто шестом километре тормознулись. Чтобы не терять зря времени, я приказал начать монтаж... В конце концов Курьинский прогиб обещает...
– Я не просил тебя... – резко перебил Мухин. – Я не просил вас быть козлом отпущения!
– Вот, вот, – проворчал Саульский, зорко следивший за их перепалкой. Ему нравилась молодая горячность Горкина; нравилось органичное, лишенное всякой показухи бесстрашие Мухина, с которым сталкивался не впервые. – Окружил себя защитничками! В тундру забурился! А я везде тебя достану! Молчу, молчу! – уступил он следующему очень решительному напоминанию Раисы. – Твоя вина, Мухин...
– Да не только его! – перебил Горкин, вновь напоминая о себе. Но продолжать не стал: тут важно не переборщить.
– Твоя вина, – отметая его реплику, брюзгливо продолжал Саульский, – не поддается этическим оценкам. А с точки зрения государственной ты просто преступник. И пусть твой главный геолог не думает, что это он тебя выручил...
Горкин нервно передернул верхней губой и снова закусил ус.
– Здесь появились два смягчающих обстоятельства. Одно... о нем вам знать не нужно, – Горкин усмехнулся. Он знал немножко больше, потому что недавно говорил о прогибе с академиком Кравчуком. А тот вышел на первого секретаря обкома. И об этом состоялся разговор на последнем бюро. – Вот главное... В Совмине республики посоветовали как можно скорее разведать площади, которые по соседству с не полностью задействованным газопроводом Волохино – Уржум. И третья причина, – это уж я снисходя к твоей болезни говорю, – гипотеза о прогибе. Подтвердится – вместе порадуемся. Не подтвердится – выгоню с волчьим билетом. Если не уверен – пиши заявление сейчас. Учитывая болезнь, пока еще могу отпустить подобру-поздорозу, поскольку даже у туземцев больной человек неприкосновенен, – насмешливо закончил он, через пиджак нащупывая капсулу с валидолом. Моторчик тоже был не из лучших. Помимо промаха с прогибом Саульскому в обоих министерствах напомнили об умышленно завышаемых запасах месторождений, о невыполнении плана проходки.
– Вы, кажется, утомились, Сергей Антонович? – спросил министр и, щелкая стержнями швейцарской ручки, деликатно добавил: – Ну да, возраст...
О возрасте напоминал и первый секретарь обкома.
– Да, пора... пора на пенсию, – согласился Саульский. – Если дадите достойную замену. Такое дело варягу не доверю.
Это был его козырь.
По опыту, по умению ворочать миллионами рублей, решать судьбы тысяч людей, вооруженных первоклассной техникой, по охвату проблем, по смелости, по знаниям, наконец, просто по умению пустить пыль в глаза... Саульскому равного не было. Имя. Титулы. Звания. И – хватка.
«На пенсию хоть сегодня».
Он фанфаронил, зная, что и единого дня не протянет на пенсии. Такие люди, как он, умирают в пути. Или – у себя в кабинете. Так умер Енохин... Опять Енохин!
– Болей, да недолго! Сам кашу заварил, сам и расхлебывай, – ворчливо закончил Саульский и, одеваясь, неприметно сунул под язык таблетку.
– Один вопрос, – задержала его Раиса. – Вы «рд» когда получили?
– Какую «рд»? – тщательно выбирая слова, чтоб не зашепелявить, нахмурился Саульский.
– Которую отправил вам Горкин.
– Рая! – Мухин недовольно покосился на жену, пожевал губами. Она подозревает Горкина в интригах. К чему это?
Саульский тоже все понял. Будто вспоминая, потер лоб, хмыкнул:
– Давно или недавно, что могла изменить ваша радиограмма?
«Умница!» – Мухин мысленно поблагодарил его за увертку, откинулся на подушку и вольно вздохнул. «Рд»... не надо... не надо! – убеждал он себя. – Все это мелочи. Главное – прогиб».
Разговор с начальником главка дался нелегко: пульс едва угадывался. Посиневшие губы со всхлипом хватали воздух.
– Тебе нужно всерьез заняться здоровьем, – сказала Раиса, когда мужу стало полегче.
– Всерьез... ужасно серьезная мы нация! Хотя бывают исключения. Мой тятька когда-то говаривал: «Пьешь – помрешь, и не пьешь – помрешь...» С гармошкой помер... Когда соберусь – куплю гармошку...
– Нехорошо шутишь, Ваня, страшно!
– Что тут страшного-то? Человек потерял сознание – разве страшно? Так и смерть... теряешь сознание, только навсегда, – со смешной серьезностью философствовал Мухин. Боль из груди вытекла. И там, где боль была, теперь сухо и напоминающе жгло. – Ты про туземцев-то сочинила?
– Что мне еще оставалось?
– Очень кстати сочинила, – беззвучно смеясь, признался Мухин. – Я струхнул не на шутку.
– Знаю. Потому
