шипел ей в ухо:
— Пойдем. Дисквал хочешь?
Выдрал у нее рапиру.
— Да вы все сговорились! — она швырнула шлем и бросила последний взгляд на трибуну.
Алекс так и не пришел.
Она сидела в раздевалке, кусая костяшки: лишь бы не заплакать, лишь бы не дать им понять, что они — все они — победили.
Скрипнула дверь — на пороге появился Тренер с ее маской в руках.
— Надо выйти на награждение. — Навис над ней так, что перед глазами оказался ремень джинсов с темной пряжкой.
— В жопу их. В жопу награждение. У меня украли место, — сказала она джинсам.
— Второе место. Не выйдешь — и его не будет. — На колени легла маска.
— В жопу второе место. Мое — первое.
Он сел рядом и взял ее за подбородок.
— А давай-ка я тебе напомню, из какой дыры я тебя вытащил, восьмиклассница. Мамина помада, сапоги старшей сестры. У тебя один шанс вырваться. Иначе окажешься на месте своей мамки. Беременной, босой, бухой.
Катя покачала головой.
— Не окажусь.
— У тебя еще все впереди, — повернул ее лицо к себе и сказал: — У нас еще все впереди.
Катя подумала об Алексе, о том, что нет у нее никаких «нас», сплошные «я». Тренер прижался губами к ее лбу, а затем опустил ладонь на ее грудь — вернее, туда, где она должна быть, а была только пластиковая подложка. Катя перехватила его руку и сжала — с силой, как она умела.
— Убрал быстро.
Сразу отпустил. Сросшиеся на переносице брови вскинулись и тут же опали. Он усмехнулся:
— Да ладно тебе.
— Мой парень вам ноги переломает, если еще раз сунетесь.
— Сосунок-то твой? Где он, кстати? — Тренер хмыкнул. — На награждение выходи, а то вылетишь.
Он скрылся за дверью, а Катя выматерилась и отшвырнула маску в угол.
Уже стоя на пьедестале, Нечаева подняла кубок и помахала фотографу. Тот кивнул Кате:
— Девушки, улыбнитесь.
— Да вставайте сюда, ко мне! — милостиво разрешила Нечаева.
Нехотя Катя поднялась. Улыбнулась на камеру и процедила:
— Сука.
Нечаева, так же улыбаясь, ответила:
— Курица слепая.
Катя убрала руку за спину, чтобы не столкнуть Нечаеву с пьедестала.
Она вышла на улицу и скинула сумку со снаряжением, оттягивающую руку. Набрала Алекса и, только услышав его голос, рявкнула:
— Ты где вообще?
Алекс мямлил что-то про бабку, которая полезла на антресоли и подвернула ногу.
— Приеду.
Он пытался отговорить.
— Приеду, — повторила она и выключила телефон.
Тренер подошел сзади и снова тронул ее за плечо. Катя нехотя развернулась:
— Чего надо?
— Чтоб ты больше не выпендривалась. Приходите-ка завтра пораньше, звезда моя.
Нечаева стояла с отцом и разговаривала с арбитром. Отец подал ему руку. Нечаевой можно быть папенькиной дочкой и именно поэтому ей можно быть просто звездой. Не чьей-то.
Алекс открыл, держа в руках телефон.
— Жуковского, 24, квартира 11. Давление после падения. С ногой непонятно что, может, вывих, может, просто ушиб. Девушка, какой травмпункт, я вам говорю, у нее давление шарашит. Нет, не подождем. Приезжайте.
Катя прошла в комнату и увидела бабку Алекса, которая лежала, задрав ногу вверх, и прижимала к лодыжке пакет с пельменями. По полу были раскиданы старые фотографии и документы. Катя принялась их собирать.
— Все равно не приедут, — как будто мстительно заявила бабка, когда Алекс снова появился в комнате.
— Значит, снова вызовем. — Он кивнул Кате: — Как турнир?
— Второе место. Первое бы мне не дали, даже если бы я эту Нечаеву прибила там, — Катя рассмеялась и швырнула фотографии на стол.
— Деточка, ты аккуратнее. Там ценные вещи, — ввернула старая карга.
— Простите, — Катя уселась на табурет и стала перебирать бумажки. — «Аттестат зрелости». Ничего себе, одни пятерки. Ваш?
— Брата, — она посмурнела.
Алекс быстро качнул головой: не надо. Катя знала, что с родственниками у них сейчас все непросто, так что соскочила с темы:
— Круто. У нас просто образование, а у вас прям «зрелость».
— Конечно, зрелость. Мы взрослее вашего потому что. У нас некоторые в школу вообще с войны вернулись и доучивались. Это вы до тридцати в игрульки играетесь, а у нас все по-взрослому было. Чуть что, все вам не так. Вот ты, например, говоришь, что засудили, а ведь наверняка там было за что.
Катя открыла уже рот, но Алекс успел вклиниться:
— Ты чего наверх полезла-то, так и не сказала.
Бабка молчала. Алекс со вздохом собрал все бумажки и передал ей:
— Изучай вот. Мы пока чай попьем. Будешь что?
Она скосила глаза на Катю. Алекс кивнул и сказал:
— Побудь у меня в комнате пока, ладно?
Катя зашла в комнатушку Алекса: продавленная кровать от стены до стены, старый школьный уголок, потертая боксерская груша. Стукнула по груше со всей дури — искусанные за сегодня костяшки заныли. Она плюхнулась на кровать и попыталась улечься, но в одном месте матрас как будто бугрился. Алекс все не шел, так что Катя нырнула рукой под матрас и нащупала там сверток. Вытащила, развернула пакет. Пистолет и трава.
Алекс вошел в комнату и выругался:
— Какого?..
— Это я тебя должна спросить. Это что такое? — прошипела, оглядываясь на дверь.
— Не твое дело, — Алекс потянулся за свертком, но она убрала руку.
— Тебя за это избили, да?
Алекс молчал. Катя отложила пакет, подошла к нему и обняла:
— Расскажи мне.
И вдруг он заговорил. О скутере в кредит, о тайниках, Пьере, подворотне, выброшенной куртке — и Марке, почему-то особенно важно ему было рассказать о Марке. Когда он закончил, Катя уже знала, что делать.
— Скидывай его номер.
— Зачем?
— Поговорим.
— Никаких «поговорим». Тебе в это лезть зачем?
— Затем, — Катя взяла пистолет и ткнула в него. — С нами. Так. Нельзя.
Уставшая врачиха из скорой пробыла меньше десяти минут. Вколола обезбол и уехала, бабка уснула, так что Алекс с Катей смогли выскользнуть из квартиры незамеченными.
Они доехали до заброшки в дикой части парка в паре остановок от школы. Алекс откатил скутер за кусты и остался ждать снаружи. Катя зашла внутрь и осмотрелась. Все как обычно: расписанные граффити стены с указанием того, что некая Вилена готова к
