- Где же мы заночуем? Насколько я знаю, по этой дороге нет караван-сараев.
- Завернем в какое-нибудь село.
- Не боитесь?
- Кого бояться, помилуйте.
- Татар4.
Пассажир удивленно поднял брови:
- Они сделали тебе что-нибудь плохое?
- Нет.
- Так отчего же ты их боишься? Или не любишь?
- Не знаю. Говорят, что они нас не любят.
- Нас? Кого?
- Русских.
Фаэтонщик, почувствовав, что пассажир рассердился, решил говорить осторожнее. "Кажется, я сказал что-то лишнее. Надо было сначала узнать, кто он такой. Может, он и сам татарин, поэтому и сердится. По лицу, конечно, не скажешь: бородка-то у него не татарская. Да и то сказать - нынешние люди, не поймешь, кто они. Образованные татары меняют свое лицо". Возница несколько раз ударил кнутом лошадей, потом снова повернулся назад.
- Простите, господин хороший, имени я вашего не знаю...
- Алексей Осипович.
- Значит, вы русский?
- Да. А что такое?
- Я совсем испугался, подумал, не татарин ли вы?
- А что в том плохого, если бы я был татарин?
- Ничего, только я сказанул как будто лишнее.
- В этом виноваты не вы.
Они замолчали. Фаэтонщик, поняв, что с таким человеком не разговоришься, занялся лошадьми. Алексей Осипович, откинувшись на сиденье, стал глядеть на белые облака.
"Откуда такие подозрения? Почему люди боятся, остерегаются друг друга? Разве быть татарином хуже, чем англичанином или русским? Разве не бог создал всех людей? Разве все они не дети одной природы? К чему же это различие? Кто разделил людей на родных и пасынков? Отчего этот русский мужик, который ради куска хлеба с утра до вечера мерит дороги, так отзывается о народе, вовсе ему незнакомом. Кто в этом виноват? В результате этих дурацких мыслей местные народности смотрят на нас с подозрением. Немало виноваты и мы, интеллигенция. Разве нет среди нас таких, как-бы это сказать... солдафонов, кто жаждет показать свое господство, кто не хочет, чтобы все эти народности жили спокойно в своем доме? Разве даже в нашей семинарии мало таких людей?"
Алексей Осипович вспомнил о споре, возникшем четыре года назад на педагогическом совете в Горийской семинарии. На совете разгорелся ожесточенный спор. Нашлись люди, которые протестовали против открытия нового отделения. Дмитрий Дмитриевич Семенов5 выступал и решительно поддерживал это дело. Алексей Осипович до сих пор помнит слова, которые произнес Семенов после того, как успокоил учителей.
- Господа, - сказал он, - прежде чем опровергать или утверждать какую-либо идею, надо обратиться к разуму, к логике. Нельзя забывать и требований века. Сейчас и сам государь-император хочет, чтоб его подданные были образованными. Указ об открытии семинарии подписал государь. Наш долг не оспаривать этот указ, а выполнять.
- Я не ошибусь, если напомню вам, что в этом указе нет пункта, в котором говорилось бы об открытии татарского отделения.
- Благодарю вас за внимание, - сказал Семенов, парируя реплику. Изучать местные условия и помогать государю-императору наш долг. Притом не забывайте, что кавказские татары такие же подданные великой русской империи, как и мы с вами. Наш долг помогать их образованию.
- Достаточно того, что они учатся в русско-татарских школах. Зачем же еще готовить учителей из местного населения?
- Кто же будет преподавать в тех школах, о которых говорите вы?
- Мы сами.
- До каких пор?
- Всегда.
- Нет, - сказал Семенов, решительно обрывая своего оппонента. - Вы ошибаетесь, рано или поздно вырастет местная интеллигенция. Таково веление времени. А наш исторический долг помогать этому неизбежному и разумному процессу.
- Я извиняюсь, господин Семенов, вас не беспокоит та обстановка, которая может возникнуть после того, как вырастет местная интеллигенция? Разве они не станут задумываться о судьбах своего народа, способствовать его национальному самосознанию.
- Здесь нет ничего опасного. Судьбы у наших народов одни. Наместник Кавказа согласен на открытие этого отделения. Надо исполнить и требования местных мусульман. И потом, это же доброе, хорошее дело.
- А кто будет руководить этим отделением? Откуда мы найдем преподавателей, знающих татарский язык?
- Не беспокойтесь, - сказал Семенов, спокойно улыбаясь, и представил присутствующим Алексея Осиповича. - Господин Черняевский6, я думаю, справится с этим делом. Я его знаю еще с Кубанской семинарии. Он имеет большой опыт в области просветительства. Газета "Тифлисский вестник", правда, назвала его "экспочтальоном", намекая на то, что Алексей Осипович в свое время работал на почте. Но это не беда. В деле просвещения имеется огромная нужда в таких "экс-почтальонах". И еще, господа, я хочу довести до вашего сведения, что Алексей Осипович отлично знает татарский язык, а также обычаи, нравы. Я назначаю его инспектором и преподавателем татарского отделения.
В тот же вечер Семенов пригласил Алексея Осиповича к себе домой. Ольга Константиновна после того, как подала чай, села в углу и стала заниматься вышиванием, предоставив мужчинам заниматься их разговорами. Семенов, попивая чай с вареньем, спокойно говорил:
- Вы не обращайте внимания на эти споры, Алексей Осипович, наш долг служить людям. Учитель - это отец народа. Просвещение - это глаза. Мы должны открыть им глаза, наполнить их жизнь светом.
- Я понимаю вас, Дмитрий Дмитриевич, но уже сейчас вижу, что на этом пути нас будут ожидать трудности. Да, надо, надо помогать татарам на их пути к свету. Я хорошо знаю их жизнь.
- Царю и правительству нужны чиновники из местного населения, образованные чиновники. Поэтому и открываются эти школы. Но мы должны смотреть на образование помимо этих конкретных целей. Мы должны смотреть шире и дальше.
- Я знаком с некоторыми из местных интеллигентов. В Шемахе есть поэт по имени Сеид Азим Ширвани. Очень сильный и трезвый человек. Он хочет открыть школу по новому образцу. С другой стороны, он не может освободиться от старого канона школы. У них нет учебников на родном языке. В общем, у меня есть кое-какие планы.
- Именно поэтому я и очарован вами, господин "экспочтальон", - сказал Семенов, по-дружески положив руку на его плечо. - В этом деле нужна самоотверженность. В первые годы будет трудно. Но вы не бойтесь. Среди учителей нашей семинарии есть и такие, которые жалеют об отмене крепостного права. Они не видят дальше своего носа. Но сами татары лучше нас понимают свою судьбу.
Знаете, кто выдвинул идею открыть татарское отделение?
- По-моему, это ваше предложение.
- Нет, раньше меня эту идею выдвинул капитан Ахундов.
- Мирза Фатали?
- Да.
- Я много слышал о нем. Читал его книги. Светлая голова.
- Вот именно это и пугает некоторых. Пейте чаи. Ольга Константиновна, налейте Алексею Осиповичу горяченького. Да, я уверен в вас. Изложите свои конкретные предложения, поделитесь своими мыслями. Прежде всего, надо подумать об учениках.
- Найдем, Дмитрий Дмитриевич. Если надо будет, я сам объеду и обойду все села.
Этот разговор происходил в 1879 году. Только что получено официальное разрешение на открытие отделения. Нужно было искать учеников. Для этого Алексей Осипович и собрался в путешествие. Уже целый месяц он был в пути. Проехал три тысячи верст. Порой приходилось пешком обходить села. Он объездил почти весь Азербайджан: побывал в Шемахе, Гяндже, Шуше, был в Ереванской губернии и теперь, проехав Казах, направился в Тифлис.
Солнце опускалось к закату. Тени от холмов длинно стелились по земле, пересекая дорогу. Дома вдалеке поблескивали окнами, отражавшими предзакатные лучи. Кони остыли. Фаэтонщик, свыкшийся с мыслью, что в этот вечер не доедет до города, успокоился. Вокруг стояла тишина, не было никаких звуков на земле, кроме негромкого стука колес по усыпанной камнем дороге да еще стука подков.
Алексей Осипович решил поднять верх фаэтона. Фаэтонщик оглянулся.
- Чего изволите, барин?
- Прохладно.
- Это мы сейчас.
С резвостью, удивительной для своего возраста, кучер спрыгнул на землю. Алексей Осипович тоже ступил на дорогу. На его платье осела пыль, ноги затекли.
- Распрягайте коней, пусть отдохнут. И мы тоже переведем дух.
Алексей Осипович подошел к небольшой речке, протекающей невдалеке от дороги. Он снял пиджак и рубашку, разулся. Осторожно ступая по мелким скользким камням, прошел на середину реки. Вода нагрелась на солнце. Алексей Осипович, черпая пригоршнями теплую светлую воду, с наслаждением умылся. Потом расстелил на траве небольшую салфетку, собираясь перекусить. Был тот переломный момент южного жаркого дня, когда жара еще не ушла, но уже чувствуется сквозь нее веяние предстоящей вечерней прохлады.
Возница пустил своих коней пастись на лужайке. Алексей Осипович окликнул кучера:
- Идите сюда, поближе, располагайтесь, подкрепимся.
- Спасибо, барин.
- Благодарить будете потом.
