он понял, что незнакомая девушка рядом неслучайно вышла из отеля одновременно со мной. Миранда тут же протянула ему руку, и они обменялись рукопожатиями.
– Я Миранда, – представилась она.
– Элио, – ответил он. Они улыбнулись друг другу.
– Я о тебе наслышана, – сказала она. – Он только и делает, что говорит о тебе.
Элио засмеялся:
– Он наверняка все нафантазировал, обо мне нечего толком рассказывать.
Пока мы шли по мощеному дворику, Элио вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Кто она?» Миранда перехватила его взгляд и пояснила:
– Я девушка, которую он подцепил вчера в поезде и затащил в постель.
Элио несколько неловко засмеялся. Тогда она добавила:
– Если бы ты вчера ждал его на Термини, сегодня я бы не стояла здесь и не рассказывала тебе об этом. – Она достала фотоаппарат и попросила нас встать у ворот. – Хочу сделать снимок.
– Она фотограф, – объяснил я, чуть ли не извиняясь.
– Ну так что, чем займемся? – спросил мой сын, немного растерявшись и не зная, как быть дальше.
Миранда сразу же оценила ситуацию.
– Я знаю, что вас двоих ждут ваши вигилии, и не хочу вмешиваться, – сказала она, подчеркивая слово «вигилии», чтобы показать, что ей уже знаком наш семейный жаргон. – Но я могу составить вам компанию и клянусь, что не произнесу ни слова.
– Только обещай не смеяться над нами, – попросил Элио, – потому что мы и правда смешные.
Из-за того что мы шли вот так – вместе и все же не совсем, – между нами сохранялась некоторая неловкость. Я старался идти в ногу с Мирандой, но боялся, что сын решит, что из-за нее его место в моей жизни каким-то образом изменилось или уменьшилось; однако через несколько шагов я вдруг поймал себя на том, что иду намного ближе к нему, едва ли не пренебрегая ею. А еще я беспокоился, что ее присутствие его обижает; что он хотел поговорить со мной о важных личных делах. Да и вообще – вдруг он не был готов с нею встретиться, тем более так внезапно?..
Он, видимо, заметил, как неловко я себя чувствую, и тактично пошел впереди. Я знал, что он делает это намеренно, из уважения к ней, потому что обычно мы с ним гуляли бок о бок. Если между нами тремя и возникло напряжение, он помог его развеять и восстановить дух товарищества. Мост мы перешли вместе.
Мы подумывали о том, чтобы пойти пешком на Протестантское кладбище, но было облачно, и дело близилось к вечеру. Я сказал, что на этом кладбище прекрасно солнечным утром буднего дня, а не субботним днем, когда там полно народу. Поэтому мы решили повторить нашу прогулку по виа Джулия и направились в кафе, знакомое нам всем.
По дороге я спросил Элио, что он играл накануне вечером, и он сказал, что исполнял ми-бемоль мажорный и ре-минорный концерты Моцарта с оркестром из Любляны. Ему пришлось готовиться всю ночь перед концертом и в день самого концерта, но все прошло очень хорошо. В субботу днем у него еще один концерт в Неаполе.
– Так с какой вигилии мы начнем сегодня? – поинтересовалась Миранда. – Или это будет сюрприз?
Я снова забеспокоился, что вигилии – это только наше личное дело и третий человек здесь не нужен. Чтобы разрядить обстановку, я сказал сыну, что смухлевал и уже провел с Мирандой одну вигилию: показал ей квартиру на третьем этаже по улице Рома Либера, где жил, когда был молодым преподавателем.
– Цыпочка с апельсинами? – вспомнил он.
Мы втроем рассмеялись.
– А как же вигилия на виа Маргутта? – полюбопытствовала Миранда.
– Да, есть такая, но давай сегодня туда не пойдем.
– Вообще-то кафе, куда мы направляемся, тоже в своем роде вигилическое, – заметил Элио.
– А чья это вигилия, твоя или Сэми? – спросила она.
– Ну, мы точно не знаем, – сказал я. – Сначала Элио, но из-за того, что я все время приходил туда с ним, стала и моей и в конце концов нашей общей. Так что можно сказать, что мы переписали воспоминания друг друга. Вот почему возвращение сюда – нечто крайне важное, нечто такое, что даже я, профессор, не в силах описать словами. А теперь, Миранда, ты тоже участвуешь в этих вигилиях.
– Вот это я в нем и люблю, – сказала она, оборачиваясь к Элио, – то, как его мозг все выворачивает, будто бы жизнь состоит из никчемных обрывков бумаги, которые он складывает и превращает в крошечные оригами. Ты тоже такой?
– Я ведь его сын, – сказал он, смущенно кивнув.
В кафе «Сант-Эустакио» было столько народу, что мы не нашли свободного столика и решили выпить кофе у барной стойки. Элио заметил, что за все годы, что он сюда приходил, ему ни разу не довелось здесь сесть. Туристы торчат в кафе часами, занимая все места и читая карты и путеводители. Он настоял, что угостит нас, и проскользнул через толпу посетителей, которые сгрудились у кассы, пытаясь оплатить или сделать заказ, а Миранда тем временем подвинулась ко мне и спросила:
– Как считаешь, я его шокировала?
– Вовсе нет.
– Думаешь, он против моего вторжения?
– С чего бы. Когда я только развелся, он все время мне докучал, уговаривал кого-нибудь найти.
– И ты кого-нибудь нашел?
– Кажется, да. Она сказала, что останется со мной.
– Кто останется с тобой? – спросил Элио, держа в руках чек и изо всех сил пытаясь привлечь внимание одного из мужчин за кофемашинами.
– Она.
– А ты ей объяснил, во что она впуталась?
– Нет. Но скоро она придет в ужас.
Через несколько секунд на стойку перед нами поставили три чашки.
– Три года назад я попытался провести здесь приватную вигилию с одной девушкой, и это был кошмар, – признался Элио.
– Как так? – спросила Миранда.
Элио объяснил, что пытался воспринять ее присутствие в кафе как нечто значимое, в особенности учитывая, что это место уже носило отпечаток других событий его жизни, и из-за этого они поссорились. Она все время говорила, что кофе здесь самый посредственный, а он возражал, мол, дело вообще не в кофе, а в том, чтобы пить его именно здесь. Эта ссора не только испортила вигилию, но и заставила его возненавидеть девушку. Они выпили кофе так быстро, как смогли, разошлись в разные стороны и больше никогда не встречались.
– И все же именно здесь уже довольно много лет назад я получил первое представление о том, какой может быть жизнь художника среди художников. Мы с отцом приходим сюда каждый раз, когда он приезжает в Рим.
– И как, годы творческой
