годами позже она скажет в одном из интервью, что эти произведения остаются ее любимыми. С первых же кадров ощущался иной уровень напряжения. Зритель погружался в сумрачную атмосферу повествования, и эта атмосфера затягивала все больше. Мартин видел в этом отзвук своей личной трагедии. Дементоры, злокозненные создания, разрушающие красоту и счастливые воспоминания, витали вокруг него. В Марке было что-то от Вольдеморта. Через эти силы зла Дж. К. Роулинг выражала собственные страдания, то, что она испытала во время долгого угасания матери. И в этом Мартин тоже узнавал себя. Рак, воплощение зла, победил его отца.
Реальность и вымысел – все смешалось у него в голове. Он терял почву под ногами, а беспрестанные вторжения «Гарри Поттера» не давали ему встряхнуться и прийти в себя. На этот раз все представлялось еще сложнее, чем обычно. Выход фильма, намеченный на 2 июня 2004 года, явно ни для кого не пройдет незамеченным. Каждая из предыдущих двух частей собрала во Франции около десяти миллионов просмотров. Вполне вероятно, что успех повторится, а это означает, что каждый седьмой француз купит билет в кино; и уж точно фильм посмотрят все подростки. Мартину предстоял слишком болезненный период. Он постоянно воображал себя на месте Дэниэла Рэдклиффа. Он умолял мать позволить ему две недели не ходить в школу.
Первое время Жанна пыталась его урезонить: совершенно немыслимо пропускать занятия. Она и так переживала, что у него нет друзей; а если он каждый раз будет отсиживаться дома, все только ухудшится. Но Мартин никогда не капризничал, его просьба свидетельствовала о крайней необходимости. В полной растерянности она в конце концов решила уступить мольбам сына. Разумеется, сказать директрисе лицея правду Жанна не могла. Она слабо себе представляла, как заявит: «Мартин не может посещать занятия, потому что на экраны выходит новый „Гарри Поттер“…» Поэтому она сослалась на проблемы со здоровьем и необходимость отдыха.
Итак, ему предстояло провести две недели одному дома. Единственное, чего он боялся, – что Марк возьмет отпуск и целый день будет с ним. К счастью, такого не случилось. Мать регулярно звонила ему, он ее успокаивал. Он принял правильное решение – затвориться на время бурной рекламной кампании. Хотя поначалу его просьба показалась Жанне бессмысленной, теперь она временами понимала сына. По всему Парижу висели афиши, к тому же появилась масса товаров, рекламирующих фильм. Например, она купила зубную пасту «Colgate», не обратив внимания, что сам бренд числится в партнерах постановки. Слава богу, она заметила это в последний момент и успела выбросить покупку, прежде чем паста попалась на глаза сыну. Даже почистить зубы становилось проблемой… Что до Мартина, он полностью игнорировал медийное поле: ни радио, ни газет и, уж конечно, никакого телевизора. И оказался прав. Там беспрестанно мелькали актеры, рассказывающие о своей бурной жизни. Описание волшебных перемен, произошедших с ними, было не менее важным, чем восхваление достоинств полнометражного фильма. Это поддерживало дискурс чудесного. Дэниэл Рэдклифф даже заявил: «Съемки фильма – это самая большая игровая площадка, о которой можно только мечтать…» Если все дети мира мечтали оказаться на его месте, что же творилось с тем, кто едва туда не попал?
20
К несчастью, все усилия, которые Мартин вкладывал в бегство от окружающей действительности, постоянно сводились на нет. Возвращаясь из школы, Юго тут же направлялся к нему в комнату, чтобы рассказать ту или иную новость про фильм. Например, он посмотрел репортаж о предпремьерной истерии в Южной Корее:
– С ума сойти! Словно рок-звезды явились!
– …
– Люди выкрикивают их имена, девчонки падают в обморок. Одуреть можно – вот это жизнь!
– …
– Могу понять, почему тебе так противно…
Мартин отпихивал его, мечтая закрыть доступ в комнату, чтобы не подвергаться злостным вторжениям, но это было невозможно. Марк забрал ключ, посчитав, что дети не должны запираться. И теперь любой мог пересечь оборонительный рубеж, когда ему заблагорассудится; домогательства больше не знали границ.
Вечером в четверг последней недели Жанна позвонила предупредить, что задержится на работе. Мартин мгновенно почувствовал, что дорого заплатит за эту задержку. Так оно и случилось. Марк зашел к нему в комнату:
– Слушай, ты мог бы и на стол накрыть. Все равно весь день баклуши бьешь.
– …
– И все сваливаешь на своего Гарри Поттера. В жизни не слышал более дурацкого предлога.
Мальчик отправился на кухню и послушно все исполнил. В тот вечер Юго и Марк решили просто-напросто окрестить его Гарри Поттером. Весь ужин они перебрасывались фразочками типа «Гарри, передай мне соль…» и вопросами вроде «Все в порядке, Гарри? Хорошо провел день в Хогварце?». И глупо хихикали, гордые своим грошовым остроумием. Мартину оставалась недоступна их логика; словно отупев, он терпел удары, горько сожалея, что не сумел перенять хладнокровную манеру поведения Гарри Поттера, когда тот сталкивался со словесными нападками дяди и тети. Но едва он поднялся, чтобы уйти к себе в комнату, Марк сухо пресек его попытку:
– Ты останешься за столом! Мы еще не закончили!
Тон его резко переменился. Ни следа того, что он выдавал за юмор. Юго вроде бы не уловил, что происходит. Мартин, не двигаясь, уставился в свою тарелку. На мгновение повисла тишина, но следовало нанести последний удар, закончить дело, и Марк выдохнул:
– Ты не шевелишься, ничего не говоришь, с ума сойти, ты ведешь себя в точности как твой отец…
Палач прекрасно знал, что зашел слишком далеко. Он затронул самую чувствительную струну ребенка. Потребовалось несколько секунд на осознание реальности этой атаки, а затем Мартин закричал:
– Хватит! Хватит! Хватит!
Потом он толкнул Юго. Тот упал со стула, ударившись головой об пол. Ярости Мартина не было предела. Марк тоже вскочил, но не для того, чтобы поднять сына, а чтобы дать пощечину подростку. Хлесткую, сильную пощечину. Мартин испепелил его взглядом и выбежал из кухни. Юго молча поднялся, и отец поспешил успокоить его.
– Этот парень настоящий истерик! – добавил он не слишком уверенно.
Он знал, что скоро вернется Жанна и дело рискует на этом не закончиться.
В зеркале ванной комнаты Мартин разглядывал покрасневшую щеку. Она слегка распухла. Он все расскажет матери. Да, с молчанием покончено. Сумел ли Марк прочесть его мысли? Он внезапно появился и повел себя совершенно по-иному. Взял махровую рукавицу, намочил ее и протянул Мартину:
– На, приложи к лицу. Это холодная вода.
– Нет.
– Что «нет»?
– Не хочу.
– А почему? Тебе станет полегче…
– Я хочу, чтобы след остался. Хочу, чтобы моя мать его увидела.
– На твоем месте я бы этого не делал. Говорю тебе, возьми варежку.
– …
– Если
