эта новость. Я словно почувствовал себя во-первых, частью «команды» (хоть и никогда не был в восторге от всех этих разговоров о командах), во-вторых, хорошим предпринимателем, раз мой кабинет еще держался.
Подобные мои фантазии, разумеется разрушились, когда я вспомнил, что еле-еле свожу концы с концами по части арендной платы. Когда я в очередной раз (а от подобных рассуждений я устал) начал думать о том «чем бы это таким в жизни заниматься, чтобы больше денег». Это моя основная проблема. Выглядит она примерно так: когда я веду прием и общаюсь с пациентом — я поглощен этим процессом. Когда встреча заканчивается я думаю о том, получилось у меня или нет, получилось ли у пациента, что делать дальше, куда двигаться. Но. Когда настает время платить по счетам или расплачиваться на кассе супермаркета, мне кажется, что я занимаюсь настолько не значимой и убогой деятельностью. И тогда же, мне приходить в голову, что нужно заняться чем-то более важным: делать ремонты в квартирах или укладывать тротуарную плитку.
Передо мной сидела Елена.
Она готовилась лечь. Это выглядело так: она сняла кофту, поправила юбку, посмотрела на часы, собрала волосы. Ее мягкие и нежные движения все еще трудно уживались с дерзкими, резкими чертами лица.
— Я не знаю, о чем сегодня говорить — заключила она, поняв, вероятно, что все возможные подготовительные ритуалы закончились.
— Как я обычно говорю: тогда мы имеем возможность начать психотерапию, — я улыбнулся и продолжил, — так случается всегда: человек идет на прием с некоей «заготовленной» речью, со сформированным страданием, с теми пунктами биографии и личности, которые он готов выдать психологу. Но, обычно, именно с этими «заготовками» и не получается полноценной работы. Поэтому, когда они кончаются, можно начинать работу.
— Понятно, — стараясь выглядеть безразличной проговорила Елена, — а о чем тогда говорить?
— О вас, разумеется, — ответил я, — и обо всем, что придет вам в голову. Пусть, даже это кажется нелепым или случайным, не относящимся к делу. Мы так или иначе будем говорить о вас.
— Хорошо.
Ей нужно было время, чтобы расслабиться. Чтобы понять, что здесь, в этом кабинете безопасно. Елена, по всей видимости, обладает удивительным качеством ставить свою сексуальность и эротизм впереди любых отношений. Образно говоря, при знакомстве, когда принято жать руку, она, дабы собеседник не задумал против нее что бы то ни было, нежно берется за гениталии.
Все те мысли, что приходили мне в голову предыдущие встречи, все те способы «не думать о сексе с ней» — прекрасная иллюстрация ее умения использовать свою сексуальность в угоду собственной же безопасности. Прекрасное качество, но не слишком продуктивное.
— В прошлый раз, вы говорили о своем детстве, — подтолкнул я.
— Да, говорила, — Елена чувствовала, что теряет опору, ей (как и всем остальным) не слишком комфортно было начинать работу над собой.
— Вы сказали, что вар отец БЫЛ известным гинекологом, — я продолжил, — почему БЫЛ?
— Ну да, — Елена выглядела растерянной, — он начал пить. Ну как, пил то он все время, просто стал вместо работы пить, а не после работы.
— Сколько вам было лет?
— Четырнадцать. Помню, что мы сидели однажды с подружками у меня, а он пришел пьяный, чумазый весь какой-то, — Елена замолчала.
— Вы стыдились его?
— Конечно, блин! — Елена сдерживала слезы.
Я уверен, что в работе с ней, мы придем к тому, что ей не нужно будет соблазнять, чтобы общаться. Я уверен, что через несколько месяцев (или лет), она сможет сама понять какими именно способами ей стоит заводить отношения, как вообще выглядят отношения и почему в ее постоянном соблазнении окружающих очень мало самоуважения.
Прямо сейчас, я уверен, что делаю хорошее и правильное дело, что я классный специалист, что мне нравится то, что я делаю и рано или поздно я буду получать много денег.
За несколько минут до прихода Евгении мне стало страшно. Я испугался, что она не придет. Тогда, это будет означать, что я не справился. Формально, разумеется, то, что она не придет ничего означать не будет. Но, избавиться от самообвинения у меня вряд ли получится.
В то же время, было страшно, что она все-таки придет. Вспоминая последнюю встречу, которую я не без оснований назвал своим провалом, сложно было предположить, что меня ждет сегодня.
Я смотрел на пустую кушетку. Стоит ли застелить ее ковром, как делал Фройд? Или, может, убрать ее вовсе, ведь большинство специалистов сейчас не используют такую форму работы с пациентами.
У меня начинала болеть голова. Я думал о том, что несмотря на довольно успешную встречу с Еленой, с Евгенией такое не пройдет. Я смогу быть таким же внимательным к себе и к ней, не смогу так же тонко чувствовать происходящее.
Она вошла. Села на кушетку. Сказала, что сегодня не будет ложиться. Я согласился. После этого, я понял, что мне не страшно. В конце концов, я сказал ей, что все будет хорошо. Разумеется, эти слова я сказал иначе, но смысл сохранил.
Прохор, этот странноватый престарелый, ворчливый матершинник (заинтересовавший меня, упоминанием Нового Дома) — не пришел. Я ждал его весь тот час, что проходила бы наша встреча. Но, он не пришел.
И только в тот самый момент, когда я стал его дожидаться, я вспомнил о том, что он упомянул Новый Дом. Почему это вылетело у меня из головы? Нужно было сообщить Семену, предупредить Прохора, что эти слова относятся к расследованию ужасных преступлений, поэтому я обязан сообщить в полицию. Сейчас, без его ведома, действовать было сложно. В случае чего, Прохор может или засудить меня, или вообще отказаться от того, что он что-то подобное говорил.
Думаю, что при встрече скажу Семену. Так сказать, не для протокола.
Курьер осторожно постучал в дверь приемной. Ему никто не ответил. Он постучал снова. Курьеру было девятнадцать с половиной лет. Он, как ему самому всегда казалось, и не пожил еще толком. Не хотелось ему рисковать понапрасну и нарываться на разных неприятных типов. Он так говорил себе, потому что на красивой деревянной двери, кроме фамилий и всяких значков, было написано «генерал». Курьеру, как и всем людям на нашей планете, каким-то нутром не хотелось лишний раз ругаться с тем, про кого на двери писали «генерал». Поэтому, курьер спокойно и осторожно открыл дверь. Молча. Он не стал кричать «доставка!». Он не стал представляться
