Весь день бродили они по полям и рощам и, наконец, утомленные, расположились близ озера отдохнуть. Услышинов развел костер, а Василий Михайлович приготовил фляжку.
Солнце клонилось к западу, пламенем и золотом отражаясь в воде. Вокруг цвели травы желтыми, белыми, розовыми цветами; кое-где возвышались над ними одинокие сосны или торчала седая полынь. Было тихо, безлюдно и таинственно, точно деревья, травы и цветы, прощаясь до завтра с солнцем, обменивались с ним приветствием. Все мирно ликовало, все было полно жизни, все, казалось, понимало друг друга, и только задымившие костер два охотника с их окровавленной добычей казались здесь чужими и лишними.
Вдруг позади их в кустах послышался говор:
- Этот вон самый!
- Он! Тот самый!
Охотники оглянулись. Шагах в двадцати от них на опушке леса стояли три человека. Один из них глядел в упор в их сторону, а другой показывал пальцем.
- И этого-то молодчика знаем!
Услышинов заметил на себе пристальный взгляд и, испугавшись, схватился за палку.
- Вам что? - крикнул Волынцев, видя, что оборванцы подходят ближе.
Продолжая сидеть на траве, он внимательно и спокойно разглядывал их фигуры. Все трое были плечисты и крепки, с загорелыми, обветренными лицами: видно, что не один день и не одну ночь провели они под открытым небом. Высокий парень с шрамом на лице шел впереди; одет он был поверх рубахи в рваный пиджак, в зимнюю шапку и сибирские бродни; у второго на ногах были надеты шерстяные пимы; третий был бос, но вокруг шеи повязал грязный платок и на голову надел фуражку.
- Вам что? - строго повторил Волынцев и выпрямился во весь рост, быстро поднявшись с травы.
- Да нам что .. Ты наших обидел, а теперь сам становись к расчету.
Только тогда Волынцев понял, в чем дело. Он нервно схватился за ружье и отскочил на шаг.
- Прочь, негодяи!!
- Чего ж гонишь, - возразил с насмешкой бродяга. - Место небось божеское: ни ты, ни я ему не хозяин.
Писарь с трясущимися руками и побледневшим лицом глядел во все глаза на Волынцева, ожидая от него защиты.
"Стреляйте! Спасайте!" - хотел закричать он, но не мог выговорить ни слова.
Выстрелить - Василию Михайловичу и самому приходила мысль. Но как будешь стрелять, когда стоят безоружные люди и нет причин убивать их!
Держа наготове ружье, он снова крикнул:
- Прочь! Или всех перебью на месте!
Лицо его было бледно, глаза горели.
- Давненько с тобой посчитаться хотелось! - продолжал бродяга.
- Больно много обиды от тебя видели, барин! - сказал другой.
- И сжечь тебя давно собирались, да мужиков, соседов твоих, было жалко! - добавил третий.
Все они заговорили сразу, обстулив Василия Михайловича с трех сторон.
- Считаться?! - вскрикнул Волынцев, и голос его зазвенел. - Я вам дам считаться, разбойники!!
И в одно мгновение переменилась картина- обомлевший писарь видел, как блеснуло вскинутое ружье, грянул выстрел, кто-то вскрикнул, все перемешалось - и Волынцев стоял с поднятым кверху дулом ружья, за которое крепко схватился бродяга, а второй сдавил заседателю горло. Еще мгновение - и ружье было вырвано, а руки Волынцева загнуты назад и затянет л шарфом. Он пытачся вырваться.
Хрипел, кусал зубами одежду, бил ногами о зомлю, вертел головою.
- Нету, барин, прочно! - засмеялся бродяга - А ты чего с палкой стоишь? - крикнул он писарю. - Или тоже подохнуть хочешь?
Больше он ничего ему не сказал и даже отвернулся, как от не стоящего внимания. Но Услышинов уже сам бросил трость и нервно гладил ноги, которые у него подгибались от ужаса.
- Разбойники!! Негодяи!! - хрипел Волынцев, все еще надеясь высвободить руки.
Потом он перестал биться, гордо выпрямился и сказал глухим, но твердым голосом:
- Что нужно?..
- Да ничего не нужно. А чтобы ты знал, как порядки нашему брату заводить, так вот получи!
Он снял с себя ременный пояс и подал Волынцеву.
- Дарю тебе его навечно! А сучок сам себе выбирайпотолще или потоньше, пониже или повыше - твое дело, укажи, где знаешь. Нам все равно.
Волынцев молчал. Блестевшие глаза его сразу потускнели, голова повисла на грудь, и голос осекся.
- Такой ладно будет? - спросил бродяга, указывая на сосновый сучок. Место хорошее: у всех на виду.
Василий Михайлович стоял бледный и силился что-то выговорить, но губы его дергались в разные стороны.
- Ну что ж, барин? Этак тебя до завтра не переждешь.
Прощай! Не поминай лихом.
- Да как же это так?! - вскрикнул не своим голосом Услышинов, трясясь и не попадая зуб на зуб. - Что ж это!..
В глазах у него потемнело от ужаса.
- Брысь ты, песья душа!! - раздалось в ответ, и чья-то крепкая рука хлопнула его по затылку. Он пошатнулся, потом упал на колени, потом снова вскочил и бросился бежать неизвестно куда, падая и поднимаясь, не чувствуя под собою ног, без оглядки, без пути и без отдыха.
- Ну что ж, барин? - повторил спокойно бродяга, держа Волынцева за воротник. - Не стоишь ты сам того, чтоб нам из-за тебя на нашу душу твою душонку брать. Черт с гобой! Ложись на травку. Выпорем как следует - и развязка на первый случай! Скидывай свою амуницию! А ежели глупостей своих напредки не оставишь, тогда уж не прогневайся: обязательно повесим, где бы ты ни был!
Уже свечерело, когда Услышинов прибежал к старшине, потеряв дорогой фуражку.
- Заседатель повешен! - кричал он и плакал и, задыхаясь, едва мог передать о случившемся.
Когда миновало первое впечатление и старшина собрался с мыслями, то перекрестился и вымолвил: - Ну, вечная ему память...
Потом он вздохнул и в раздумье добавил: - Да и то сказать - не жилец он был здесь!
А еще позднее, когда путь уже освещала луна, добрался кое-как до дома и Волынцев, без ружья, без охотничьих доспехов и без тужурки, опираясь на палку Услышинова.
Никогда и никому он не рассказывал о том, что с ним было. Несколько дней он даже избегал встречаться с людьми и не мог свободно ни садиться на стул, ни вставать со стула.
Стал он мрачен и молчалив. Даже Услышинов на свои сочувственные вопросы не получал ответа.
Когда пришла, наконец, телеграмма с разрешением отъезда в Россию и когда Волынцев сидел уже в тарантасе, окруженный чемоданами, с двумя револьверами за поясом и с вооруженным стражником при ямщике, он, подавая руку писарю, сказал ему на прощанье, как всегда загадочно:
- Обо мне вы здесь еще, надеюсь, услышите, черт возьми!!
А когда тройка мчалась уже по безлюдной дороге мимо того леса, где Волынцев недавно охотился, он приподнялся в своем тарантасе, презрительно сощурил глаза, вынул из кобуры револьвер и два раза выстрелил в лес.
Эхо ответило ему из леса громкими раскатами, а встревоженные кони помчались вскачь.
1894
