- Ну вот видите, беда какая, - пробормотал Павел, облизывая вымазанные вареньем - Мне даже как-то неудобно перед вами, того, что я варенье люблю, я еще и не честолюбивый.
- Ты рискуешь прожить скучную жизнь, - веско сказал Олег.
- Нет, я не рискую. Мне еще никогда не было скучно. А если уж зашел разговор о том, кто зачем сюда приехал, то я приехал эму, что мне везде интересно. А особенно где я не был.
Он чуточку помолчал, посмотрел на ребят и простодушно добавил:
- А кроме того, меня сюда распределили, Сам-то я не очень рвался. Но вы не думайте, я - с вами. У вас честолюбие, у вас великие идеи - познать самих себя, и мне это подходит. Глядишь, сам таким стану. Буду себе аплодировать на глубине души и ждать, когда обо мне песни сочинять начнут.
- Укусил! - расхохотался Веня. - Ну, укусил!.. Ладно, будем считать, что из нас может получиться неплохое трио, или, говоря интеллигентно, творческое содружество смелых и энергичных людей, готовящихся покорить Чукотку. По-моему, у нас есть для этого данные...
Уступая настойчивой просьбе трех молодых специалистов, комендант поселил их в небольшом деревянном домике, который тут почему-то назывался "балком". Они наскоро заделали щели, насобирали в поселке всякой мебели, и Олег, открывая на новоселье бутылку шампанского, произнес тост:
- Мы будем с Павлом рыться в земле, ты, Венька, будешь парить в небе... Я не очень вычурно говорю? Так вот, мы будем каждый заняты своей работой, но мы - вместе! А это большая сила - геолог, геофизик и пилот! Соединение стихий, образно говоря... Что, меня опять занесло? Это все шампанское виновато, больше не буду. Просто я хочу всех нас. предупредить вот о чем. Север коварен. И не лютыми морозами, при которых, как повествует фольклор, замерзают на лету птицы, не цингой, от которой мы, слава богу, давно избавлены заботами наших фармацевтов и снабженцев, - Север коварен своими экзотическими миражами. Да не уподобимся мы тем мальчикам; которые, однажды побывав в море на увеселительной прогулке, потом всю жизнь носят мичманку с крабом! Вы меня поняли, смелые, энергичные
- Ты, должно быть, хорошо выступал на семинарах, - сказал Павел, который хоть и прочел всего Джека Лондона, еще не научился так вот лихо говорить о Севере и о своем к нему отношении. - Но тем не менее Мы тебя поняли. Какие могут быть миражи и прочее в наш-то рациональный век? Содвинем бокалы - и за работу!..
Давно это было. Очень давно. Восемь лет назад. Они еще не знали тогда, что, какой бы рациональный век ни стоял на дворе, каждый, кто впервые попадает на Север, - если он не вполне законченный сухарь, - непременно должен переболеть и романтикой, и экзотикой, и розовой чайкой, и многим, многим другим.
Еще бы... Чукотка. Острова Серых Гусей и остров Врангеля. Соленый запах моря и пыльный запах прочитанных книг, со страниц которых вошли в твою жизнь седые кресты над могилами тех, кто пришел сюда до тебя. А сегодня ты можешь потрогать эти кресты руками. И положить на стол кусок изъеденного морем шпангоута - обломок неизвестно чьей судьбы, выброшенной на берег океана.
Никуда от этого не денешься. Не делись и они. Сегодня можно лишь; со снисходительной улыбкой многоопытного человека вспомнить, во что превратили они на первых порах свое многострадальное жилище! Как только' не называли его! Бунгало, шалаш, гасиенда. На нестроганых досках громоздились черепа моржей с устрашающими клыками, вместо табуреток стояли позвонки китов величиной с хороший полковой барабан, по углам в заранее продуманном беспорядке были свалены весла, карабины, спиннинги, какие-то полусгнившие доски, которые, по словам знающих людей, то ли были выломаны когда-то из ограды казачьего острога, то ли имели еще более таинственное происхождение.
А сами они даже дома ходили в штанах из лахтака, перекатывали во рту из угла в угол короткие морские трубки и питались большей частью строганиной из нельмы и оленины.
Ну и, конечно, стены всего дома от потолка до пола были увешаны картами с обозначением маршрутов, в которых они еще не бывали...
Мальчишки, мальчишки... Как им хотелось быть серьезными и как не хотелось взрослеть!
А пока проходили годы. Облетела мишура. Ребячье озорство и позерство превратились у них в глубокую и нежную привязанность друг к другу, к своей работе, из которой они уже "е делали сказку и не фотографировались среди ледяных торосов. Они не ходили в меховых унтах, если можно было в них Не ходить, не вешали над кроватями карабины. Они хорошо жили там...
В тридцать лет у Веньки от глаз побежали первые морщинки, у Олега торжественно выдернули седой волос. Он отмахнулся и сказал, что седым никогда не будет, потому что раньше полысеет. Это у них семейное. Но гены подвели, что-то не сработало в аппарате наследственности, и сейчас он сидит перед Павлом с широкой седой прядью через всю голову. И морщины у глаз. И Сын у него, скоро три года будет.
"И у меня, тоже, - подумал Павел. - У меня тоже, наверное, скоро будет сын. Или дочка. Из Татьяны должна получиться хорошая мать. Недаром Венька говорил, что у нее есть один бесспорный талант - быть женой и матерью".
Он представил ее сейчас в пушистом халате с распущенными волосами, всю такую домашнюю, что ему тоже сделалось очень тепло и по домашнему уютно.
Танька. Танюша... Откуда ты взялась? Да ниоткуда. Была и была все это время рядом, потом оказалось, что так надо.
- Ты любишь меня? - спрашивала она, и он ласково говорил:
- Ну конечно, люблю, глупенькая ты моя. А как же иначе?
- И я тебя тоже, - спокойно говорила она. - Я тебя тоже люблю.
Таня работала в их же экспедиции. Они познакомились пять лет назад, долгое время были хорошими приятелями, ходили в кино или сидели в библиотеке - Таня готовила диссертацию. Потом пили у нее чай, ужинали иногда все вместе, с Олегом и Венькой, потом с женой Олега и Венькиной невестой, и Павел сейчас не помнит, когда она впервые погладила его по волосам, а он поцеловал ее, просто так, в ответ на милую ее ласку. И после этого тоже ничего не изменилось. Им было хорошо вместе. Спокойно и хорошо. Они не очень скучали друг без друга, но радовались встрече, и со временем как-то получилось так, что Павел привык постоянно чувствовать рядом с собой хорошего, доброго и нужного ему человека.
Он знал о ней все, и она тоже знала все про него; у них были одинаковые вкусы - оба терпеть не могли балет и любили живопись, катались на лыжах и читали фантастику.
Он знал, что всего лишь привязан к ней, но это его не смущало.
- Ты любишь меня? - привычно спрашивала она.
- Люблю, конечно...
А что, по-своему он прав. В конце концов, как он успел заметить, все то, что мы называем любовью, длится шесть месяцев до свадьбы и шесть месяцев после, а потом начинается Нормальная жизнь. Почему бы не перейти прямо к ней, опустив этот год за ненадобностью? Никто не спорит, приятно таскать цветочки и лепетать что-нибудь такое, и носить на руках, но одним годом можно пожертвовать. Для себя пожертвовать...
- Может, тебе такая и нужна, - говорил Олег. - Может и нет...
Кто ему нужен, показали годы пять лет вместе, а это лучшая страховка от всяких неожиданностей, не придется через год собирать на развод деньги и сетовать, что не сошлись характерами и нет общих интересов.
- Давай поженимся, - сказал однажды Павел. - Чего тянуть?
- Ну вот еще... Зачем нам сейчас это? Для порядка, чтобы соседи не косились? Так я не боюсь... Поженимся, конечно, что нам еще делать? Только сначала я диссертацию защищу.
- Ты очень умная, - согласился он, - И очень все хорошо понимаешь. Будь по-твоему,
Куда действительно спешить? Потом она уехала в Ленинград, стала кандидатом наук, выменяла однокомнатную квартиру на двухкомнатную - это тоже надо уметь - и, между прочим, договорилась о его переводе в научно-исследовательский институт редких металлов и золота.
"На все и про все даю тебе полгода, - писала она. - Хватит, чтобы и на работе все устроить, и с Чукоткой попрощаться, на рыбалку съездить, побывать на мысе Кюэль, у колокола, в последний раз дернуть за истлевшую веревку и послушать его медный бас. Ты ведь, я знаю, обязательно будешь там.
Хватит времени привыкнуть к мысли, что подавляющее большинство советских граждан живут много южнее Полярного круга и им от этого не хуже... А детям, особенно новорожденным, на Севере не хватает кислорода. Я правильно говорю? Ты ведь захочешь быть любящим отцом?"
Все правильно, Танюша. Кислорода, должно быть, действительно мало. Правда, у Олега пацан вымахал здоровенный, со спины щеки видать, ни разу не чихнул, но это ни о чем не говорит. Олегу во всем везет.
А про колокол ты могла бы и не писать... Павел вспомнил, как это было. Старые лоции говорили, что на песчаной косе у мыса Кюэль с конца прошлого века висит загадочный колокол братьев Сиверцевых. Он обладал удивительно густым басом, а тайна его заключалась в том, что появился он на маяке неизвестно как, в одну ночь. Утром служитель вышел и обомлел: под свежесрубленной треногой висел медный колокол...
