Осведомились, кто он, откуда, не женат ли, не родня ли преступнице; Терентий тотчас же отыскал и вызвал свидетелей, сделавших удовлетворительное показание. Начальство подумало и сказало: "С богом, коли так; судьбы своей и божьей воли никому не миновать". Палач, как говорит это предание, не прикоснувшись к помилованной таким необычайным случаем преступнице, должен был, однако же, в назидание народу, дать один удар кнутом по кобыле, приговаривая к этому: "Кошуйтесь, детки, кошуйтесь, молитесь богу за несчастных!" Он положил на кобылу лубок, разошелся, рассек его одним ударом пополам, так что две половинки развалились врознь -- и этим все обязанности заплечного мастера кончились.
С места, как стояли они, повели нечаянных молодых к венцу. Дарья во все время ни разу не подымала глаз и не видела ни жениха своего, ни мужа. Она, кажется, еще не совсем понимала, что с нею делалось. Терентий на нее поглядывал, улыбался и молчал. Народ радостно шумел и мчался волной вслед за небывалыми молодыми, провожая их сперва в церковь, а потом из церкви, если не домой, то по крайней мере до самой городской заставы. Многие начинали им бросать деньги, но Терентий, снимая шляпу и ласково раскланиваясь, благодарил и отказывался, отдавая деньги нищим. Один наезжий купец до того расходился среди общего восторга, что задал народу пир, обделив всех калачами, и кричал "ура" до сиплости и изнеможения.
Терентий приехал в город на своей телеге, и на ней он выехал с молодой женой из города. Она все еще не подымала глаз и не говорила с ним ни слова. Когда они остались наконец одни в чистом поле, то он, остановив лошадь, сказал: "Что ж, Дарьюшка, подай руку -- будем жить, что ли?" Она бросилась к нему в ноги, обняла их и теперь только после долгого и нестерпимого томления залилась слезами.
Терентий поднял ее насильно: "Надо старое позабыть,-- сказал он,-- надо жить нам снова, вот будто мы с тобой сегодня только на свет народились… А куда же мы пойдем теперь, Дарьюшка? Ведь мне ехать домой-то нельзя: примут ли, нет ли отец-мать через год со днем, что бог даст,-- чай смилуются, а теперь ехать к ним нельзя. Поедем в ваше село, к твоему отцу-матери, можно?"
– - Как не можно,-- сказала Дарья, глядя Терентию прямо и смело в глаза…-- С богом поедем.
Прием со стороны тестя и тещи трудно себе представить: они сидели в избе своей на селе в глубокой горести, зная, что теперь делается в городе… Вдруг ко двору их подъезжает парная телега; они смотрят и не видят, видят и не верят -- какой-то парень, в сибирке, в шелковом поясе и в пуховой шляпе привез к бессчастному, опозоренному двору стариков молодую женщину, и эта женщина -- их дочь!
Долго не могли опомниться старики, не могли сказать ни одного слова, хотя дочь их уже лежала у них в ногах, а парень после земного поклона стоял и кланялся и просил их благословения. Когда же старики опомнились, то оба очутились в ногах у Терентия, который в отчаянии своем должен был прибегнуть к помощи сбежавшегося народа, чтобы силою поднять стариков и усадить в избе на лавку.
Родители Терентия года два не пускали его к себе на глаза, между тем как он принялся за соху и работал у тестя. И Дарья принялась за работу по-прежнему, и работа у нее из рук не валилась. Наконец отец его заболел и, считая себя при смерти, захотел помириться с сыном и с невесткой. За ними послали; и только что старики увидели Дарью и несколько с нею познакомились, как она полюбилась им и не захотели они более с нею расстаться. А Дарья, говорят, была такою примерною женою и дочерью, что и теперь, когда случай этот сохранился по одному только темному и давнишнему преданию, ее ставят в тех местах в пример всем женам и невестам.
Я позабыл сказать только одно: оглохшая и одуревшая старуха, знаменитая плакальщица, о которой я говорил, прибежала на тревогу в избу отца Дарьи, когда молодые к ним приехали. Не разобрав хорошенько, в чем дело, но увидев толпу в сенях и в избе и слыша рев и плач, плач радости родителей Дарьи, она, по своему обычаю и призванию, принялась также навзрыд реветь и причитать, пробираясь локтями в избу. "Дура, старая дура, ошалела!" -- посыпалось на нее со всех сторон, и она, опять замолкнув, спросила простодушно: "А что, нешто не надо?"
КОММЕНТАРИИ
При составлении настоящего сборника принималось во внимание то, что современный читатель имел до сих пор очень ограниченное представление о прозе В. И. Даля. В XX веке вышло лишь два сборника его художественных произведений -- "Повести. Рассказы. Очерки. Сказки" (М.--Л., 1961; переиздано с некоторыми сокращениями: Горький, 1981) и "Повести и рассказы" (Уфа, 1981). Вполне естественно, что за рамками этих двух изданий остались многие произведения писателя, представляющие несомненный интерес.
Настоящий сборник является попыткой познакомить современного читателя с некоторыми из них. Представленные здесь повести и рассказы в советское время не переиздавались.
Как правило, все свои художественные произведения Даль публиковал в журналах и альманахах. В то же время писатель составлял сборники своей прозы, а затем подготавливал и издание собрания сочинений. В 1833--1839 гг. вышло четыре книги сборника "Были и небылицы Казака Луганского". В 1846 г. напечатано собрание сочинений в четырех частях -- "Повести, сказки и рассказы Казака Луганского" (на шмуцтитуле указывалось: "Полное собрание сочинений русских авторов"). Появляются сборники "Солдатские досуги" (1843) и "Матросские досуги" (1853). В 1861 г. М. О. Вольф осуществил издание "Сочинений" В. И. Даля в 8-ми томах (с указанием: "Новое полное издание"). При жизни Даля это было последнее собрание его сочинений. Переиздано оно в 1883--1884 гг. "Товариществом М. О. Вольф". Наконец в 1897--1898 гг. то же издательство выпустило десятитомное "Полное собрание сочинений Вл. Даля (Казака Луганского). 1-е посмертное полное издание, сверенное и вновь просмотренное по рукописям, как "Бесплатное ежемесячное приложение к журналу "Новь".
Для настоящего издания была осуществлена научная подготовка текстов. За основу принималось последнее прижизненное издание. Текст его сверялся с предшествующими публикациями, а когда это было возможно, с авторскими рукописями. В тексты вносились обоснованные исправления. Особенности поэтики Даля, его стремление воспроизводить с большой точностью в своих произведениях живую речь современников заставили при приведении текстов в соответствие с современными орфографическими нормами сохранять во многих случаях авторское написание, дающее представление о речевой атмосфере эпохи.
Сохранены все подстрочные примечания автора. Остальные пояснения и комментарии подготовлены впервые. Сборник открывается самым значительным из публикуемых сочинений -- повестью "Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета", далее произведения следуют в хронологическом порядке.
Рассказ был впервые опубликован в журнале "Русская беседа" (1857, т. II, кн. 6) в цикле "Картины русского быта" (автограф -- ОР ГБЛ, ф. 139, к. 5, ед. хр. 26, л. 1--6 об.). Перепечатывался в собраниях сочинений В. И. Даля в 1861 (т. I), 1883 (т. III), 1897 (т. V) гг.
Стр. 365. Торговая казнь -- публичное наказание кнутом, обычно на площади, где производилась торговля.
Стр. 367. …не играй в беляндряй…-- то есть не занимайся ерундой.
Стр. 370. Путник -- "род нар или помоста, прилавок в избе" ("Толковый словарь" В. И. Даля).
Стр. 376. "Кошуйтесь, детки, кошуйтесь…" -- Сам Даль объяснил это выражение следующим образом: "Так стращает и усовещает заплечный мастер зрителей своих. Слово означает то же, что казнись: убойся, устрашись примера; покайся, прими в науку, в острастку" ("Иллюстрация", 1845, т. 1, No 15, с. 239).
Кобыла -- здесь: доска, на которой наказывали кнутом преступника.
