Клавдия Лукашевич - Переписка трех подруг

Изволь. Мамочку нашу и описать нельзя: одним словом, это такой ангел, такое сокровище, такая доброта и такая красавица, что все, кто ее знает, любят без ума. Папа — высокий, черный, волосы у него курчавые, он очень сильный и говорит громко. Кто его не знает, может подумать, что он сердитый, но это только так кажется. Он хороший, добрый и умный. Я всегда удивляюсь, что он все знает, о чем бы его ни спросили. Впрочем, он ведь прежде был учителем, а теперь служит в земской управе. О братьях я тебе много рассказывала. Дом у нас в деревне небольшой, с мезонином, серый, с белыми ставнями и с зеленой крышей. В сад выходит балкон. Перед балконом несколько клумб с летними цветами, это все наши выращенники, особенно ими занимается Лиза. Но что лучше всего — это пруд в саду. Такого я нигде не видывала.

Представь себе, он очень глубокий, чистый и оброс кругом высокими густыми березками. Иногда я сижу на крыльце и долго любуюсь на этот пруд, и мне кажется, как будто это оазис в пустыне, и разные фантазии приходят в голову из всего, что я читала. Пруд наш обнесен решеткой, чтобы не упали братья. На пруду есть плот, и с него мы с Лизой берем воду, когда поливаем наши цветы. Тут же происходят сражения между утками, и нам приходится их разнимать и прогонять. Этот пруд все утки любят, хотя им всем не позволяют тут плавать, особенно же самой большой, старой и злой утке. Но как только не досмотришь, она появляется сюда со своими утятами и начинает бросаться на других утят, клюет их, щиплет; другие утки бросаются на нее; утята вылезают из пруда, карабкаются между березками и снова падают в воду. Вот-то бывает переполох! Очень трудно их всех разогнать по разным прудам. Но если утиная драка бывает без нас, то случаются несчастья. Недавно одному утенку повредили ногу, и он, бедный, хромает; а вчера противная старая утка клюнула другого утеночка в глаз, и у него теперь болит глаз, и он едва ходит — все спотыкается. Мы очень с Лизой плакали и жалели утенка, мама научила нас примачивать ему глаз, и мы его относим из пруда и в пруд. А старую утку и близко не подпускаем к нашему любимому пруду.

Кроме этого, в нашем имении очень хороший большой фруктовый сад на пяти десятинах. Больше всего там яблок, но есть и груши, и сливы, и вишни, и всякие ягоды. Яблони папа сдает в аренду, только выговаривает нам есть сколько угодно да в запас в зиму 20 мер. За фруктовым садом идут рощи и леса. В ближайшей роще бывает много рыжиков, и растут они кругом елочек. Иногда можно набрать на одном месте целую корзинку малюсеньких рыжичков. Я их очень люблю жареные с укропом. А в больших лесах в урожайные годы тьма белых грибов. Вот, дорогая Надюша, как мы тут живем, и каждый кустик, каждое деревцо в нашей «Хижинке» любим всей душой и совершенно счастливы.

Я тебе написала, конечно, не все, но мое письмо и так очень длинное. Пиши скорее. Целую тебя от всей души.

Милая Дези, письмо твое получила и тотчас же отвечаю тебе на него. Конечно, я бы очень хотела взглянуть на твою дачу, но все-таки нашу «Хижинку» не променяю, ни на какие самые великолепные дачи, хотя бы они стоили миллион рублей. Ты и представить себе не можешь, как хорошо, как весело живется нам дома, и как любят нас наши родные папа и мамочка, и как крепко-крепко мы их любим. Ты пишешь мне, что подруги будут смеяться, если узнают, что я сама стряпаю и прибираю комнаты. Пусть их смеются, я знаю, что дурного я ничего не делаю, И знаю, что кухарка и няня у нас есть. Папа мог бы, пожалуй, нанять и горничную, но она нам совсем не нужна. Мамочка нарочно нас приучает ко всему. Она говорит, что «институт учит нас разным наукам, а она учит нас жизни». Она говорит также, что женщина должна все уметь сделать сама, и если придет нужда, надо, чтобы она не падала духом, могла и постирать, и постряпать, и пошить, тогда близкие не зарастут грязью, будут сыты, одеты и обуты!.. Право, Дези, это очень приятно — все знать и уметь.

Как-то на этих днях у нас опять случилось несчастье с Варюшкой. Представь, она бедного Шуру в одной рубашонке утром посадила на траву, а утро было холодное, и трава была сырая от росы; потом накормила его сырыми, совсем зелеными ягодами, и он так заболел, что чуть не умер. Мама послала за доктором, а сама все возилась с Шурой и до сих пор часто к нему ходит. Бедной Варюшке очень досталось, так что она прибежала к нам спасаться. Мы с Лизой очень ее жалеем; конечно, нехорошо, что она так сделала, но все-таки она славная, и личико у нее такое грустное, испуганное. Лиза подарила ей свою старую куклу, а я дала ей леденцов, и она скоро забыла свои горести. Мамочка говорит, что «Варюшка и Шурка — ее больное место».

Очень рада, что тебе купили два зонтика. Мне и Лизе папа обещал купить желтенькие туфли, когда поедет в город. Ты пишешь, что тебе противно взять в руки сырое мяса. Это только сначала, а потом привыкнешь и — ничего. От Нади Барыковой давно нет писем. Что-то она, моя бедная, как поживает в институте.

Милая Наташа, не пишу тебе много, потому что совсем некогда. Встаем мы поздно, долго возимся с туалетами, идем купаться, потом одеваемся к обеду, после обеда опять переодеваемся… Или идем на музыку, или к знакомым, или к нам приходят гости. Играем в крокет или в лаун-теннис, и время проходит очень весело. Не обижайся, что я тебе мало пишу, — ты сама видишь, что я очень занята. Пиши мне побольше про твою смешную деревню.

Милая Надюша, отчего ты так долго, мне не пишешь? Здорова ли ты? Все ли у вас благополучно в институте? Я очень беспокоюсь о тебе. У меня это время было много горестей. Вот уж правду говорит пословица: «На бедного Макара все шишки валятся». Я это испытала на себе. На прошлой неделе пропал наш щенок: мы долго его разыскивали и до сих пор скучаем, особенно же Лиза. А третьего дня случилось настоящее несчастье. Мама послала меня в соседнюю усадьбу отнести Марьиным детям кринку молока. Это ведь недалеко, и я взяла с собой Андрюшу. Мы благополучно дошли до ворот усадьбы, как вдруг, откуда ни возьмись, огромная черная собака. Она страшно залаяла и бросилась на нас. Тут уж я не помню, отчего на меня нашло затмение. Я уронила кринку с молоком и помчалась со всех ног домой. В то же самое время раздался неистовый крик Андрюши. Он кричал так, как будто его резали. Я была уже дома и остановилась у крыльца как прикованная. Мамочка, не помня себя, бежала на крик Андрюши. Она была бледна как полотно. Она вскоре вернулась с Андрюшей на руках. Как она несла такого большого мальчика, — удивляюсь. У него была разорвана штанишка, и на ноге виднелась кровь. Я ужасно испугалась. Подбежав к ним, я хотела помочь и выпросить прощение. Но мамочка посмотрела на меня так строго, и глаза у нее были полны слез. «Хороша! Бросила в беде маленького брата и подумала только о себе», — сказала она. Мне было так совестно, так совестно, что я готова была провалиться сквозь землю. В доме у нас все очень беспокоились, думали, не бешеная ли собака укусила Андрюшу, и папа даже ездил за доктором. Оказалось, что собака просто злая, и ее уже посадили на цепь. Все в доме со мною по-прежнему ласковы, но я сама не могу забыть того, что произошло. Я не знаю, чем загладить свою вину перед Андрюшей: я подарила ему тетрадку и картинок, читаю ему, сколько он хочет. Но все-таки мне тяжело и совестно перед ним, перед папой и мамочкой. После такого поступка они не могут думать обо мне хорошо. И я этого никогда не забуду.

Сегодня опять случилась новая беда. Мама оставила меня караулить варенье, а я зазевалась на котят, которые так прелестно играли в кухне. В это время варенье уплыло на плиту, весь сахар загорелся, от тазика отпаялась ручка, и чуть не случился пожар, так как загорелся потолок. Мамочка, конечно, на меня рассердилась. Вот сколько за это время я наделала бед и немало поплакала сама.

Теперь у нас в саду поспевают ягоды; начинаем варить варенье. Иногда делаем это в саду на жаровнях, а в дурную погоду — в кухне. Мы с Лизой целые дни перебираем ягоды. Это, конечно, скучно, но если любишь есть вареньице, надо и ягоды почистить.

Дези я давно не писала, потому что обиделась на нее. Она мне пишет короткие письма и уверяет, что ей некогда. Ну, какие у нее серьезные дела? А главное — нашу милую «Хижинку» она называет смешною. Я же не называю смешною ее дачу. Пиши мне поскорее, я очень беспокоюсь о тебе. Поцелуй всех подруг и поклонись всем в институте.