– - Мама, мама! что ж ты обещала мне беленького хлебца… я очень есть хочу,-- сказала маленькая девочка, вбегая в комнату…
– - Тише, тише,-- отвечала мать,-- пойдем, я дам.-- Она взглянула на мужа, который несколько забылся, и вышла.
– - Погоди, душенька, ради бога; скоро будет, погоди, милочка…
– - Ах, мама, да долго ли ждать?
Тут вошел мальчик немного постарше с той же просьбой…
– - Я пойду к папа просить хлеба, ты, мама, нынче такая скупая,-- сказал он.
– - И я с тобой.
– - Не ходите, молчать! Если вы это сделаете, я вас за книгу на целый день… я вам еще два дни ничего не дам! -- быстро произнесла несчастная мать в испуге…
– - Маменька, милочка, ведь нам еще сегодня ничего есть не давали, а мы хорошо знаем уроки, хоть сейчас спросите,-- говорили дети со слезами. Амалия горько зарыдала.
– - Побудьте здесь, дети, сидите смирно и не шалите, я зато дам вам ужо обедать,-- сказала Амалия и пошла к мужу.
Она удивилась спокойному выражению его лица. Казалось, сон, которым он теперь наслаждался, укрепляет его. Амалия вздохнула свободнее и мысленно просила бога сжалиться над их положением. Прошло около часа, больной спал. Амалия задумчиво смотрела на его лицо и тихо плакала.
– - Мама, мама! к нам пришли какие-то двое, такие сердитые, спрашивают папу,-- сказал вбежавший мальчик.
Амалия изменилась в лицо. С отчаянием взглянула она на спящего мужа и вышла.
Люди, о которых говорил мальчик, были исполнители закона. Они объявили, что так как переплетчик Гинде не платит по векселю долга, то им поручено описать и запечатать всё имущество, которое назначено к продаже с публичного торга.
– - Делайте что хотите,-- сказала Амалия,-- только, ради бога, не слишком шумите и не говорите ничего моему мужу: он при смерти… Вот вам ключи от всего; вот ход в мастерскую, там все инструменты.
Исполнители закона принялись за дело. Вскоре пришел и Корчинский.
– - Что, каково? не говорил я, что это будет, а? -- сказал он с злобной усмешкой, громким голосом.
– - Ради бога, не кричите; муж мой заснул… Он не спал больше недоли…
– - Ничего, ничего, что он за неженка… Что, господа, много вещей оказывается?
– - Немного.
– - Тем лучше. Дольше ему не выйти из-под моей опеки… я буду платить кормовые деньги. И вы, ›сударыня, если хотите, последуйте за своим мужем, я и за вас, так и быть, заплачу… Вы же его так любите… что же, не мешает, последуйте.
– - Куда?
– - В тюрьму, сударыня. Я бедный человек, но для вас последней копейки не пожалею.
– - Ужасный человек! Вы поступили низко, вы выбрали ужасное время для своей мести…
– - Что ж, господа, вы остановились?
– - Опись кончена.
– - Эге! что вы, господа? кончена!.. Были ли вы в той комнате? -- сказал старик, показывая на спальню Франца.
– - Нет.
– - Клянусь богом,-- сказала Амалия в сильном волнении,-- там ничего нет, кроме необходимых вещей больного, которых вы не имеете права отнимать.
– - Господа, я требую, чтоб спальня была осмотрена; иначе я не признаю верною описи.
– - Ради бога, не ходите туда. Вы разбудите Франца, вы убьете его: он ничего не ожидает, он и не подозревает, что мы в таком ужасном положении…
– - Тем лучше, тем лучше… Он услышит приятную нечаянность.-- Старик дьявольски весело произнес эти слова, так что Амалия лишилась последнего присутствия духа.
– - Господа, исполняйте свою должность. Исполнители сделали несколько шагов вперед.
– - Жестокий человек… сжалься! Что ты делаешь? Ты хочешь убить его…
– - Что его убивать, когда он и так на ладан дышит…
– - Но ему стало лучше. Он заснул… О, сжалься, ради бога.
И Амалия готова была упасть на колена перед подлым стариком, который потирал руки от удовольствия.
– - Что ж вы, господа, остановились? -- сказал он. Исполнители сделали еще несколько шагов. Амалия в отчаянии ломала руки и умоляла старика.
– - Ха-ха-ха! вот забавно! Как будто я но своему распоряжению. Заплатите по векселю… не заставляйте бедного человека потерять его достояния. Что я за богач такой, чтоб дарить по тысяче… И за что, смею спросить? Разве за то… помните, госпожа переплетчица? Тогда вы и смотреть не хотели, куда как расходилась в вас добродетель… А теперь, ну, теперь моя очередь… Не вечно коту масленица… Ха! ха! ха! Право, очень приятно получать свое с процентами.
– - Сжалься! -- повторила Амалия…
– - Право, уж теперь почти поздно, сударыня, однако ж, так и быть, в последний раз… Послушайте. Муж ваш не сегодня завтра умрет, теперь, видите, дело другое… послушайте…
Он отвел Амалию в сторону и шепотом сказал ей несколько слов.
– - Никогда, никогда! -- воскликнула Амалия, с ужасом отскакивая от старика. Глаза ее пылали гневом и презрением.
– - Господа, исполняйте же свою должность! -- сказал с досадой старик и потел вперед исполнителей к спальне Франца.
– - Я не пущу вас! -- воскликнула Амалия отчаянно и стала неподвижно у дверей спальни.
– - Вот еще какие штуки! Предписание налицо: за неплатеж по векселю описать и опечатать все вещи, находящиеся у переплетного мастера Гинде… Пустите, сударыня.
– - Господа, вы не должны его слушать, он зол на нас. Придите в другой раз. Теперь вы можете нарушить сон больного, можете повредить его исцелению.
– - Ха-ха! Какая важная причина откладывать формальные предписания! Ха-ха!
– - Амалия, что там за шум? Поди сюда, Амалия! --‹ послышался слабый голос из спальни.
– - Ради бога, замолчите! -- сказала Амалия и пошла к мужу.
– - Что же так долго нет доктора? Вот мне теперь легче. Может быть, с его помощью я скоро бы оправился…
– - Скоро будет, мой друг.
Тут показалась в дверях седая голова ростовщика, и за ним вошли исполнители. Крайний ужас и гнев обезобразил лицо Амалии. Она не знала, что делать; то она готова была броситься и растерзать их, то хотела упасть перед ними на кодека…
– - Здравствуйте, Иосиф Казимирович! Вы в первый раз посетили мепя больного; благодарю вас.
– - Посетил, и, надеюсь, посещение мое доставит вам крайнее удовольствие.
– - Я всегда думал так, потому что считал вас моим другом.
– - Дудки, господин переплетчик с чего вы взяли, что я ваш друг… Вы думаете, что я пришел киснуть у вашей постели и охать вместе с вами; нет, я бедный человек, мне некогда заниматься таким пустодействием. Я пришел за долом, господин переплетчик…
– - Что значит такая перемена, Иосиф Казимирович?
– - Ничего, так, спросите вашу жену. Знаете ли вы…
138
Амалия умоляющим взором взглянула на старика.
– - Знаете ли вы, почтенный,-- хладнокровно продолжал старик,-- что я пришел присутствовать при описи вашего имения…
– - Как так? -- спросил больной с сильным беспокойством.
– - Готовьтесь в тюрьму,, господин Гинде,-- продолжал ростовщик тем же убийственным тоном, насмешливо поглядывая на Амалию.
– - Что вы говорите?
– - Я представил ваш вексель ко взысканию.
– - Но разве вы забыли, что обещали отсрочить…
– - То на словах, а не на бумаге. Мне только того и нужно было, чтоб заставить вас платить, когда у вас денег нет… Ведь нет, любезная Амалия? -- прибавил старик насмешливо.
– - Но я надеюсь, что я еще в состоянии собрать такую сумму, если вы не шутите…
– - Я шучу! Собрать сумму в тысячу рублей! Так вы богатый человек, господин переплетчик… отчего же ваши дети умирают с голоду, а вы, прекрасная Амалия, с позволения сказать, до света бегаете к бедным людям за деньгами… О, да вы притворщица, сударыня!
И старик опять навел на нее свой злобно-насмешливый взгляд. Амалия отвернулась: в эту минуту старик показался ей гнусен до отвращения…
– - Амалия! правду ли он говорит? Дети мне говорили, что они по дню голодают, что ты ночи просиживаешь за работой… Правда ли? говори! -- сказал Франц слабым, дрожащим голосом…
– - Нет, мой друг, будь спокоен,-- сказала Амалия, стараясь придать своему голосу как можно более твердости.
– - Не верьте. Послушайте меня, я лучше вас знаю, что делается у вас в доме. Я вам всё расскажу; а вы, господа,-- прибавил старик, обращаясь к исполнителям,-- занимайтесь своим делом. Слушайте.
Старик с мучительными подробностями, с отвратительной откровенностью начал рассказывать, как его взбесила глупая добродетель Амалии, как он обманул Франца ложной доверенностью; как его жена унижалась перед ним, выпрашивая денег, как он всё открыл ой и как теперь он, наконец, поставил Франца в такое положепие, что кроме петли или тюрьмы ему не на что надеяться, а его семейству нужно или умереть с голоду, или идти по миру. Корчинскый говорил но обыкновению своим насмешливым тоном: ему весело было мучить Амалию, которая слушала в каком-то бесчувственном положении и только иногда с отчаянием взглядывала на мужа. Франц по мере рассказа старика становился мрачнее. Ужасную пытку переносила душа ею. Он беспредельно любил Амалию и свое семейство, готов был всем жертвовать для их счастия. И вдруг перед ним самыми черными красками нарисовалась картина страданий, нужд и лишений любимцев сердца его. Страшно возмутила эта картина его больное воображение. Мысль, что он своими требованиями увеличивал их. бедствия, заставляя отказывать себе во всем для него, ужасала его душу.
