этот камень, и голове его было жарко.
Чайный капитан
Дома вокруг стояли вразжопицу. Вовсю цвели вдоль заборов лилии, распространяя приторный дух. Время от времени слышался хриплый стон, которым заканчивался каждый возглас петуха Германа.
Август выдался индифферентным: ничего не происходило и было прохладно, то и дело моросил дождец.
У хозяина, видать, тяжело было на душе. Он ходил насупившись, а я, напротив, пребывал в приподнятом настроении. Мне всё нравилось. Например, прислушиваться и приглядываться: узнавать издалека модель машины по звуку мотора, бабочку – по узору на крыльях, приближение грозы – по далёким раскатам грома. Я стал подолгу смотреть на облака и думать о том о сём. Например, представлял птиц, у которых вместо голов – камеры видеонаблюдения (три года назад камера была установлена вот тут рядом на столбе, потом сломалась, и ее украли хмыри из соседней деревни). Пролетая мимо, такие птицы поворачивают свои камеры в разные стороны и фиксируют всё, что происходит. Здорово быть живым.
В полдень появился белый незнакомый, кажется японский, автомобиль с московским номером. Хозяин нажал на кнопку, и я поднялся. Машина въехала на территорию посёлка, из неё вылез небритый парень в немецкой камуфляжной куртке.
– Добрый день! – бодро сказал он. – Не возражаете, если мы погуляем по лесу вокруг вашего посёлка, а машину тут оставим? – спросил он.
– Здравствуйте, сударь, а это ещё зачем? – с подозрением отреагировал хозяин.
– Спортивным ориентированием занимаемся.
– Да? Что-то не похож ты на спортсмена, а ну-ка компас покажи! – потребовал хозяин.
«Не на того напал приезжий, нас не обманешь – хозяин весь свой век солдат жизни учил, про спортивное ориентирование всё досконально знает…»
– Да я по картам…
– Карту показывай! – настаивал хозяин.
– Сейчас… Маша, где у нас карты?
Открылся багажник, парень вытащил оттуда какие-то распечатки.
– Ну так это не для спортивного ориентирования, – сказал хозяин, искоса глядя на распечатки в руках гостя. – Я-то им, в отличие от вас, занимался, знаю.
– Мы с вами называем одно и то же разными словами, какая разница? – начал объясняться гость. – Мы идём по навигатору до точки пересечения координат. Сейчас вот поставили точку в вашем лесу, там, где пруд.
– А на самом деле зачем приехали?
– Погулять, проветриться.
– Так езжайте туда, – хозяин махнул рукой в сторону выезда, – по тому полю прогуляйтесь, оно шире и не пахано, иван-чая соберите.
– А как иван-чай выглядит? – спросил парень. – Всегда хотел узнать.
– Не знаешь, как иван-чай выглядит?! – поразился хозяин. – Странный ты человек…
«Опять он про свой иван-чай! – подумал я. – Сейчас начнёт… Надоело!»
– Не знать иван-чай! – произнес хозяин воодушевлённо. – Я везде бывал – и в Китае, и в Индии, и в Шри-Ланке. Пил там чай. Нигде такого иван-чая, как у нас, нет. А ведь раньше мы всем его продавали – и в Китай, и в Индию, и даже в Англию.
– Что-то я такого не слышал, – сказал гость. – В Англию?
Хозяин раскраснелся.
– Ничего ты не знаешь. А ты хоть слышал, что под Архангельском у англичан концлагеря были? У них-то Гитлер и фашисты ихние всему и научились! А какой в Архангельской области иван-чай!.. Вон, в Шри-Ланке чай есть, продаётся в серебряных коробках, так там семь процентов – это иван-чай! На вас, молодёжь, интернет плохо влияет, ничему не учит…
– Зато по телевизору нас учат любить президента, – ехидно ответил парень.
Тут я вспомнил прелюбопытную историю. Её рассказал сослуживец хозяина. Однажды ему приказали выделить солдат для охраны поезда с цистернами. Он их проинструктировал как надо, надавал строгих указаний. По пути солдаты стреляли бродячих собак, норовивших прикорнуть в тени эшелона на станциях, и отгоняли зевак. Потом выяснилось, что в цистернах была всего лишь морская вода для президентского бассейна: её везли из Коктебеля к нам, во Владимирскую область, потому что ходили слухи, что глава государства вскоре переночует в своей местной резиденции.
– А ты чем занимаешься? – сузил глаза хозяин.
– Журналист, – ответил гость.
– И о чём пишешь?
– Как о чём? Сегодня об одном, завтра о другом.
– Ну так про иван-чай напиши. Пора снова его экспортировать. Поставь вопрос ребром. И на Шри-Ланку съезди. Нельзя писать о том, чего не знаешь! Хватает таких писунов! И на радио ещё лезут выступать! А в лес не надо идти, нечего вам там делать.
– Ещё как надо! – возразил парень. – Просто попасть туда можно только из вашего посёлка: слева болото, справа карьер.
Я задумался: чего же этим приезжим там нужно-то, в лесу? Туда у нас только домашние свиньи бегают – на свидания с дикими кабанами. Хозяин, наверно, не зря запрещает… Видимо, не хочет, чтобы кто-то бродил рядом с посёлком вне поля его зрения. А парню-то как хочется туда! Всё время на лес смотрит! Что-то там есть! Сейчас птицы с камерами пригодились бы!
– Нет, – отрезал хозяин. – Не получится. Езжайте, иван-чай соберите, пока шлагбаум открыт.
Мне стало приятно, что обо мне говорят. Я действительно был открыт. Парень кивнул.
– Ладно. Всего доброго!
– Успехов, успехов… – сказал хозяин, довольный, что по его территории без разрешения комар не пролетит.
Машина уехала. Я опустился. Хозяин оглядел свой идеально подстриженный – как затылок новобранца – газон перед домом, смахивающим на трёхэтажную казарму, и пробормотал: «Пора экспортировать… поставить вопрос ребром… писуны!» Я подумал, что правильно он их в лес не пустил: никогда не знаешь, чего ждать от незнакомцев. Иногда придут ночью и пытаются меня поднять, хотя нельзя – я на замке. Я терплю. В Тибете на определённых стадиях физической медитации люди, которым не хватает терпения, считаются слабоумными. Не хотел бы я прослыть слабоумным. Хватает того, что я – шлагбаум.
Пошёл дождь. Я прислушался к своим ощущениям: чувствую, как по всему телу текут дождевые капли, как хозяин тряпкой стирает с меня птичий помёт в том месте, где горит лампочка. Чувствую, как высокая трава щекочет мой подъёмный механизм.