себя по лбу: он ведь и сам может ей позвонить! Тео полез в карман за мобильником, но вспомнил, что телефон остался в кармане ветровки, которую он подложил под голову Джасмин. Бросился было к выходу, но еще до того, как путь ему преградил военный, понял, что звонить Софи не нужно. Пусть лучше не знает о случившемся, а узнает позднее, когда все уже будет позади. О том, что там, за колонной, лежит яркий кроссовок Ари, старался не думать. С ним ничего не могло случиться. Ничего плохого. Этого просто не могло быть. Не должно быть.
Тео не сразу сообразил, что происходит, когда ему закрутили с двух сторон руки, защелкнули на них наручники и внаклонку потащили к выходу. Он едва успевал передвигать ноги, а двое в штатском, не говоря ни слова, уже выволокли его в коридор и потащили дальше, в ту зону, куда у Тео никогда не было доступа. Ходили разные слухи, что именно там, в секторе “Z”, останавливается перед полетами сам президент, а Грегори как-то шепнул ему, что там есть даже собственная минитюрьма, а комната дознания больше похожа на камеру пыток. Тео не верил слухам, а тот факт, что за двадцать лет работы он так и не получил доступ во все зоны аэропорта, нисколько его не смущал. “О чем не знаю, о том голова не болит”, любил приговаривать Тео.
Он сделал несколько попыток обратиться к конвоирам, но они не обращали на него ровно никакого внимания, словно волокли не человека, а тряпичную куклу. Сопротивляться было бесполезно, и Тео позволил завести себя в какую-то комнату и бросить на пол. Подняться и хотя бы сесть с закованными за спиной руками не получалось, и он бился на полу, словно большая рыба, выброшенная на берег. В груди снова началось жжение, но он отметил это словно мимоходом. Его вообще не слишком заботило происходящее с ним самим, все мысли крутились вокруг Ари: успел ли он пройти туда, за стойки регистрации?
− Вы его проверили? Ничего? − раздались голоса сверху.
− Ничего, вот только ветровки на нем нет, а заходил он в ветровке, мы проверили. И у того, второго… его куртки не было на момент взрыва.
− Думаешь, есть еще кто-то?
− Возможно.
Тео грубо, за шиворот, приподняли и прислонили к стене.
− Кто еще входит в твою группу? Говори, ну, живо! Имена! − прямо в лицо ему орали два человека, и он совсем перестал понимать, что происходит. Жжение в груди нарастало, он начал задыхаться.
− Сколько вас? Отвечать! Кто отдает приказы? Канал связи! Ну, быстро!
Его отхлестали по щекам, в лоб холодно ткнулось дуло пистолета, но Тео было уже почти все равно. Он пытался сконцентрироваться, старательно таращил глаза, но жжение из грудной клетки уже растекалось выше и забивало гопячим горло, нос, глаза. Он собрался с силами и просипел:
− Мой сын… Мне надо… найти… его.
− Сколько вас? Отвечать! Сколько человек в твоей группе? Где спрятана взрывчатка? Где еще запланирован взрыв?
Но Тео уже не слышал, сполз на бок и безучастно смотрел на чьи-то ботинки.
− Может, врача позвать? − тихонько уточнил один из голосов сверху. − Ему вроде совсем плохо.
− Может, еще на курорт его отправим? − отозвался второй голос. − Еще бы не плохо! Собственного сына динамитом обмотал и на тот свет отправил! Гребаные фанатики, нелюди! Но врача вызови, его терять нельзя, это пока наша единственная зацепка.
Тео не слышал и не осознавал, как его перевезли сначала в собственный медпункт сектора "Z", а оттуда в городскую больницу. Он прожил еще два с половиной дня, так и не приходя в сознание. Аппарат искусственной вентиляции исправно закачивал воздух в его легкие, на посту каждые четыре часа менялись медсестры. У палаты интенсивной терапии постоянно дежурили два военных полисмена. Софи так и не появилась. Она не знала, что случилось с Тео − там, где она была, вопросы задавали ей.
И только медсестры, угрюмо глядя на Тео, поджимали губы. Они впервые видели, чтобы инфарктник в настолько безнадежно глубокой коме плакал. Слезы выкатывались из-под расслабленных, совершенно недвижимых век Тео, текли дорожками по потемневшим щекам и терялись в низкой реанимационной подушке.
В оформлении обложки использована фотография с https://www.pexels.com/ru-ru/ по лицензии CC0.
