их в рюкзак. Твой огромный походный рюкзак цвета хаки, который придавливал меня, как панцирь. – Я так скучаю по тебе, Зая! Помнишь, как мы гуляли тут весной… Какое солнышко светило! Пахло так сладко! Я скучаю…
Я взглянула на тебя. Ты мелко трясся.
– Зая, тебе холодно? – я, правда, удивилась. – У тебя же шерсть!
Я опрокинула рюкзак и положила тебя внутрь, на ветки. Твои круглые влажные глаза беспомощно блеснули из темноты.
– А ты по себе скучаешь, Зая? – я продолжила ломать сучья. – По коже, по росту, по голосу? М-м? Или уже привык? – я швырнула в рюкзак ещё веток и, похоже, хлестнула тебя по морде. Что-то дёрнулось во тьме. – Прости… Может, ты мечтаешь о капучино с корицей? Или о свиных ушках в кляре? Наверное, ты хочешь позадротить в свои стрелялки…
Вчера я чистила компьютер и не смогла удалить ярлык с твоей игрой! Я даже закинула его в корзину, а потом вдруг разрыдалась от пустоты на рабочем столе. Нажала «восстановление». Почему-то этот нелепый зелёный гоблин на лазурном небе «Виндоус» меня успокаивает.
– Ты стал очень много спать, Зая! Так нельзя! Мы почти не общаемся… – я сделала несколько шагов по палой листве, чтобы поднять сосновую ветку. Вдруг почва чавкнула, и моя правая нога увязла по щиколотку. – Чёрт! – примерно так выругалась я и сильным рывком вытащила сапог из трясины. Хрупкое равновесие было утрачено. Надо мной прохохотали чёрные кроны, белый закат перевернулся вверх тормашками, и я шлёпнулась на задницу.
Какого чёрта, ну в самом деле? Джинсы были в мокрой грязи, по голубой куртке протянулась серая оторочка, в загаженном сапоге хлюпала вода. Я не материлась, я скулила.
Вытирая запачканные ладони влажной салфеткой, я вспомнила прошлую весну, Зая. Я тогда так же шагнула в неизвестность, поскользнулась, но ты, большой и надёжный, поймал меня своими ручищами. Мы смеялись и чистили мой ботинок. Нам хватило всего двух салфеток!
Я смяла пустую грязную пачку и брезгливо сунула её в карман. Небо из белого стало пепельным. Ты копошился в рюкзаке и, кажется, уже грыз ветку. Пора было уходить.
**
Ты заболел! А я наивно полагала, что твой чих пройдёт сам собой. Не надо было в лес тащиться…
Ты стал горячее, глазки опять слезятся, нос весь в соплях и кашель. Раньше ты бы проглотил таблетку парацетамола и заказал кучу том ямов с доставкой. Запил бы всё стопкой и заснул под двумя одеялами с влажным полотенцем на лбу. А в четыре утра вскочил бы с кровати, бодрый, потный, и прыгнул за компьютер. Я бы проснулась от клацанья клавиш и боролась с желанием запулить в тебя подушкой. Или залить соком клавиатуру. Но вспомнив, что сегодня выходной, я бы, тихо ворча, поплелась ставить чайник и включать ночник. Чтобы, разлепив веки, полистать в уюте какую-нибудь дребедень под громыхание ливня по кровле. Всё было так понятно…
Я полночи провела на «кроличьих» форумах… В восемь утра я уже покупала в аптеке шалфей, вазелиновое масло и перекись водорода. Очереди не было, рассеянная провизорша подошла только через пять минут после звяканья музыки ветра. Беленькая такая, улыбчивая. Зевала так мило. Знаешь, даже уходить оттуда не хотелось. Там было так светло и чистенько! И пахло мятой и всякими эвкалиптами. А за дверью – не музыка ветра, вот МЧС опять предупредило о шторме. Я натянула капюшон и под косой снегодождь пошлёпала по блестящему тротуару. Мокрые комки падали на плитку, сбиваясь в мутную кашу. В лужах плавали окурки. Ветер залетал за воротник. Я двигалась по инерции, надеясь не навернуться. А дома был ты…
Я закрутила тебя в пелёнку, вытерла нос ваткой с перекисью, закапала в ноздри вазелинового масла. К глазкам я снова приложила тампоны в чае. Ты не шелохнулся. Так и лежал маленькой ушастой мумией. Я распарила шалфей, как мне посоветовали, и расставила вокруг тебя ванночки для ингаляций. Резко запахло медициной. Горечью, тревогой и болезнью. Ты тяжело засопел, зачихал. Я зажгла свечи. Просто так. Чтобы вспомнить чувство уюта. Думаю, примерно так выглядело заклание в Древней Греции.
Я уселась с книжкой в кресло – как любила: с ногами, с чаем, с Бетховеном в наушниках – но всё время поднимала на тебя глаза. Ты не двигался. Совсем. А вдруг ты умер? Что тогда я буду делать? У меня даже нет лопаты, чтобы вырыть могилу. Да и земля сейчас уже промёрзла. Мой взгляд скользнул по сетке с мусорными пакетами. Чёрные, плотные, сто двадцать литров.
Помнишь, как мы с тобой вышли с такими на городской субботник? Весна уже звенела, я выстукивала каблучками по сухому солнечному асфальту, мы безудержно маялись дурью. И внезапно решили «благоустроить территорию»… Какой-то активист выдал нам инструмент и большие пупырчатые перчатки. Ты сгребал листву в кучи, а я, визжа от «невыносимой лёгкости бытия», скакала по палисаднику с этими чёрными мешками и кидала в них обёртки от чипсов, сигаретные пачки, бутылки… А потом я плюхалась на гору листьев и делала очередное неуклюжее селфи. Иногда ты снимал с моих волос гусеницу или жучка, тогда я вопила и трясла шевелюрой, как в пляске святого Витта. А ещё эта листва жутко воняла – прелостью и собачьим дерьмом…
Ветеринар сказал мне больше не душить тебя, Зая. Это вредно. Но я всё равно побрызгала пелёнку одеколоном. Мне нужно ощущать этот аромат. Твой. Апельсиново-перечный. Пыльно-потный. Родной.
**
Это тяжело, Зая. Не получать свой имбирный латте по воскресеньям. Выносить мусор всегда самой. Настраивать «Зум» по видеоинструкции. Менять субтитры на «Нетфликсе», не зная английского. Моя жизнь стремительно усложняется, и это пугает. Сегодня я стояла в очереди в том обшарпанном ДК, возле которого вечно курят гоп-компании… Оплачивала свет, даже спорила из-за счётчика. Полчаса бездумно листала ленту инстаграма, пока все эти дотошные бабушки не пересчитали свои монетки… По дороге купила в палатке моркови и букетик укропа. Да, только такие букетики мне теперь положены, Зая.
Сказать честно? Я не хотела идти домой. Дай мне волю, и я бы бросила в снег эту чёртову авоську с овощами, распустила волосы и помчалась на какой-нибудь случайный фильм в ближайший ТРЦ, как студентка после зачёта. А там уже, знаешь, иллюминация новогодняя, и ёлочка из «Лего», и кофе по акции… А потом в клуб. Охранник паспорт спросит, посмеётся, что мы с ним ровесники… Интеллигентно посижу на диванчике с пина коладой, а там, глядишь, и пару шотиков опрокину. И – «Уг-нала тебя, уг-нала…» – на бурлящий танцпол. Дискотека девяностых, девушки в лосинах, стразики, дешёвый разгуляй… Эх, Зая, Зая…
Кажется, я тоже простыла. Чуть саднит горло, и градусник показывает тридцать семь
