наполнила пенную ванну; именно там Уилл и нашел ее, когда в шесть тридцать вернулся домой.
На протяжении всего дождливого уик-энда – они с Уиллом смотрели игру Джорджии с Арканзасом, разговаривали с каждой из дочерей по телефону, сидели на веранде и жарили на ужин стейки, – Анджелина носила в переднем кармане джинсов коричневый пакетик «Эм-энд-эмс», и когда у нее возникло желание, отправила крошечное цветное драже в рот.
– «Эм-энд-эмс»? – спросил Уилл, покосившись на пакетик.
– Да, – ответила она.
* * *
В понедельник зачарованная пляшущими пятнами солнечного света Анджелина, сопровождая их гастрольное турне, бродила из комнаты в комнату. Во вторник, спустя целую неделю новой жизни, почувствовала, что может начать распеленываться – будто это был лишь вопрос избавления от лишних слоев оболочки. В среду испытала боль в мышцах, поняла, что хочет снова ощутить ток крови в венах, и это подготовило ее к четверговым размышлениям о возвращении в профессию, которые не единожды посещали ее летом. Анджелина всегда умела заботиться о людях, еще до того, как у нее появились собственные дети. Она вздохнула и расправила плечи. Не нужно форсировать события; у нее достаточно времени, чтобы позволить себе всплыть на поверхность. До самого Дня благодарения дом в полном ее распоряжении.
* * *
Утром второй пятницы, пока Уилл садился в машину и выезжал задним ходом, Анджелина стояла у порога. И продолжала стоять там, когда ворота гаража опустились, отрезав остальной мир от ее собственной, частной вселенной, в которую она, развернувшись, и устремилась, словно для того, чтобы разгадать себя. В спальне остановилась перед своим шкафом-купе, заполненным одеждой прямо‑таки до отказа. Перегруженным. Набитым. Нашпигованным.
Может, стоит начать с центра и пробиваться наружу? Или, наоборот, проложить себе путь внутрь? Как бы там ни было, Анджелина приступила.
Сперва она попыталась рассортировать вещи прямо на вешалках, в тесном пространстве шкафа, но скоро вспотела. Ей стало душно, появилось ощущение клаустрофобии. Поэтому Анджелина собрала висящую одежду в охапку и перенесла на кровать. Вытащила обувь, стопки свитеров, корзины с зонтами и сумочками, чемоданы, коробки и пакеты. Достала из шкафа всё до последнего ремня и шарфа. Забравшись на стремянку, вымыла верхнюю полку и деревянную перекладину. Опустившись на четвереньки, влажной тряпкой прошлась по краю ковра внутри шкафа, рядом с плинтусом, в результате чего образовался влажный черный комок пыли. Протерла нижние полки и внутренности выдвижных ящиков. Пропылесосила, убрала пылесос.
Стоя в чистом шкафу, Анджелина ощутила тяжесть своей пропотевшей одежды. Она вылезла наружу, сняла всё и бросила в корзину для белья. Снова оказавшись нагой, на сей раз в тесном пространстве пустого шкафа, легла на ковер. Закрыла глаза, вздохнула и неподвижно застыла. Двигалась лишь ее грудь, вздымавшаяся и опускавшаяся, когда она вдыхала сладкий запах пустоты – пустоты, в которой можно было делать всё что угодно, заново открывая для себя, что именно доставляет радость.
Анджелине захотелось пить. В ванной из крана потекла ржавая струйка. Когда она посветлела, женщина наполнила стакан, сделала глоток воды с землистым привкусом и вернулась в шкаф-купе, где села по-турецки, поставив стакан перед собой. Безмятежность исчезла, Анджелине стало не по себе. Когда она потянулась к стакану, сердце ее сжалось и застучало. По телу побежали мурашки. Ей еще сильнее захотелось пить. Откуда‑то из потаенных глубин, о которых она и не подозревала, всплыло воспоминание о первом месяце их совместной жизни с Уиллом. Один раз, когда они сидели бок о бок в своем маленьком гнездышке и смотрели матч «Атланта брэйвс», Анджелина повернулась к Уиллу и попросила: «Ты не принесешь мне стакан воды?»
Она не понимала этого тогда (до этой самой секунды!), но то, что произошло дальше, навсегда изменило ее. Пошатнуло некие основы, которые прежде казались ей незыблемыми.
– Так не делают, – ответил Уилл, нахмурившись, и лицо его посуровело.
– Чего не делают? – удивилась Анджелина.
– Когда два человека в равной мере дееспособны, то один не просит об услуге другого. Подобное неприемлемо.
Конечно, просит. Там, откуда она родом, это делали постоянно. Друг для друга.
Уилл был настроен твердо и решительно.
– Это неприемлемо.
Лицо у нее запылало, в горле пересохло. Она лишилась дара речи. А потом исчезла. Ее подлинное «я» с его неприемлемыми устоями устремилось к горам, в укрытие. Уилл декларировал одно правило за другим, и она отвечала: «А!», вместо того чтобы объявить: «Я не согласна», «В моем мире всё по-другому» или «Давай поговорим об этом». На самом деле Уилл подавлял ее, и она исчезала.
Анджелина годами твердила себе, что брак требует компромиссов, а компромиссы требуют, чтобы люди держали себя в узде. Но одновременно это означало терять себя.
Она поднялась с пола, случайно опрокинув стакан, но не бросилась его поднимать, а стояла и смотрела, как темнеет залитый водой ковер. Затем перешагнула сырое место. В конце концов, это всего лишь вода.
На стуле, в запечатанном пластиковом пакете, Анджелина обнаружила новую спортивную одежду, которую заказала неделю назад: обтягивающие черные штаны с лайкрой, которые облегчали движения, и плотно прилегающую к телу белую кофту с длинными расклешенными рукавами. В ванной, надев всё это, она взглянула в зеркало и увидела новую складку жира, недавно появившуюся у нее на талии. Изогнулась, чтобы осмотреть себя сзади. Ягодицы здорово выпирали. Анджелина потянулась было к низу кофты, намереваясь стянуть ее через голову, но опустила руки. Это ее жировая складка, ее ягодицы. Надо принять их, а не прятать.
Проходя мимо дверцы шкафа-купе, Анджелина, констатировав, что стакан так и валяется на боку, взяла полотенце и прикрыла им мокрое пятно. Был уже четвертый час, она проголодалась, ведь так и не прервалась на ланч, а еще, хотела вернуть одежду в шкаф до того, как домой вернется Уилл. Однако, встав на четвереньки и прижав полотенце к ковру, чтобы оно впитало воду, Анджелина оказалась так близко к полу! И не пошла на кухню, не стала убирать вещи, а легла на полотенце и задумалась, что ей хочется сохранить, а что выбросить.
– Будет здорово, – вслух сказал Уилл самому себе, открывая заднюю дверь и заходя на кухню.
Куда подевалась жена?
Прижимая к груди системный блок компьютера, он спиной закрыл дверь и привалился к ней.
– Анджелина? – позвал он.
Слева направо – кухонный стол, раковина, где обычно стоит Анджелина, дверь в столовую, прямо перед ним письменный стол; он жадно оглядел всё это, словно рвался сюда со страстностью, о которой прежде и не подозревал. Но он, разумеется, подозревал. И именно к этому давным-давно
