— Вам со сливками?
— Как скажете.
— Я пью со сливками.
— Как скажете.
"И что он твердит одно и то же?! Истукан истуканом! — неприязненно подумала Мария. — Солдатик, оловянный солдатик… И глаза у него какие-то оловянные".
Мария разлила кофе по чашкам, добавила сливки.
— Угощайтесь конфетами. Конфеты замечательные!
Михаил послушно взял из вазы конфету и положил ее рядом со своей чашкой, не разворачивая золотой бумажки.
Говорить было явно не о чем. Десятки раз она воображала эту встречу и намечала свою линию поведения, но сейчас все домашние заготовки исчезли из ее памяти.
— Я проездом в Париж… Ваш отец… Все ваши передавали привет.
— Спасибо, мадам!
Нет, на этот раз она все-таки хотела его одернуть, хотела поправить на «мадемуазель», да не удалось. Едва открыла рот, как тут же чихнула.
— Простите. — Мария вышла из-за стола. — Боюсь вас заразить.
— Да у нас столько своей заразы, что мы привыкли, ничего, — простодушно сказал Михаил.
Мария пошла в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Из носа текло, глаза слезились, все лицо пошло пятнами и стало одутловатым. "Так тебе и надо, дуре, — придумала себе развлечение. До чего противная у меня рожа! Бедный мальчик! — Она мельком взглянула в зеркало, но лучше бы не смотрела. — Бог отвел, или черт попутал…". Хочешь не хочешь, а надо было выходить из ванной комнаты.
— Михаил, а может быть, вы хотите пообедать? Я закажу, — предложила она из приличия.
— Нет-нет! Что вы! — На лице юноши отразился такой неподдельный испуг, что было понятно: перспектива застрять здесь еще на полтора часа явно идет вразрез с его планами.
— Вы спешите? — Промокнув нос, с облегчением спросила Мария. Она не представляла, как сможет продержаться в его обществе не то что полтора часа, а хотя бы еще минут двадцать.
— Если у вас нет поручений… у нас сегодня важные занятия, очень…
— Поручений у меня нет. Да, чуть не забыла главное, зачем я вас пригласила. Ваш папа просил передать вам немного денег. — Мария прошла в спальню. Деньги-то у нее были, но не совать же их ему просто так, без конверта. О, как хорошо! В сумочке она обнаружила конверт с любовным посланием, которое ей передал накануне отъезда мсье Пиккар. Она не читала его подробно, так, пробежала глазами по диагонали. Там все было изысканно и понятно. Мария выбросила письмо мсье Пиккара на кровать, а в освободившийся конверт сунула немножко деньжат. Благо конверт был не подписан и не заклеен. Выйдя из спальни, Мария протянула конверт Михаилу.
— Пожалуйста.
— Премного благодарен! — Юноша склонил голову в поклоне, и она увидела, какие молодые, какие блестящие у него волосы и как чист пробор между прядями. — Папе спасибо.
— Я передам.
— Разрешите идти? — Михаил откозырял и сунул конверт с деньгами в карман флотских брюк.
— Вы так спешите?
— Занятия очень важные. — Юноша застенчиво улыбнулся, глаза его неожиданно вспыхнули, и на секунду Мария увидела того самого Михаила, о котором мечтала. "Нет, он совсем не такой забитый, не такой оловянный…"
Из носа опять предательски побежало, и Мария уткнулась в скомканный платочек.
— Учитесь! Всего хорошего!
— Ой, спасибо, что вы меня отпускаете! — И он улыбнулся ей так счастливо, что как будто бы даже стал выше ростом и шире в плечах, и шея уже не казалась такой тонкой… Да, это все-таки был тот самый необыкновенный юноша, которого она встретила когда-то на яхте «Николь» и который произвел на нее тогда столь неизгладимое впечатление.
Михаил вышел из номера и плотно притворил за собою дверь.
Мария тупо поглядела на открытую бутылку на столе, на бокалы, один из которых был пуст, а в другом вина на донышке — для пробы, которая так и не состоялась. Конфета в золотой обертке, которую Михаил положил у своей чашки, исчезла.
— Мальчишка, — с облегчением засмеялась Мария, — конфетку-то не забыл! Совсем мальчишка!
Из высокого окна номера были хорошо видны и выход из гостиницы, и «Bistro» на другой стороне улицы. Вот Михаил показался из подъезда, и тут же из «Bistro» выбежала навстречу ему девчушка лет шестнадцати, явно француженка из бедных. Они встретились посреди улицы, прямо на проезжей части, и Мария отчетливо видела, как он протянул ей на раскрытой ладони конфету в золотой бумажке. Обнявшись, они вприпрыжку двинулись к «Bistro», и Мария видела, как уже у двери Михаил показал своей спутнице конверт с деньгами и как светились счастьем их лица.
"Что ж, он был прав, — подумала Мария, входя в спальню, — его действительно ждали важные занятия. Может быть, самые важные из всех занятий на свете". С истерическим хохотом она упала на огромную кровать, в дальнем углу которой белели на фоне персикового покрывала листки из послания мсье Пиккара.
Подавив хохот, Мария широко раскинула руки, закрыла глаза и полежала так на спине минут пять. Это было прелестное зрелище: на ворсистом покрывале персикового цвета женщина в светло-бирюзовом шелковом платье с длинными рукавами. Она рассчитывала на это платье: все говорили, что бирюзовое ей к лицу… Мария лежала бы еще, да так чихнула, что ее подбросило над необъятной кроватью.
— Господи, привязалось! — в сердцах воскликнула она, вставая. Пошла в ванную комнату. Зеркала почти не кривили и не передразнивали ее. Нос чуть припух, глаза красные, но, в общем, терпимо, с такой физиономией можно даже на люди показаться. Решительно припудрив нос, Мария направилась в гостиную к телефону.
— Пожалуйста, такси, вещи вниз, счет. — Не дожидаясь ответа портье, она брякнула телефонную трубку и двинулась к входной двери, но тут что-то остановило ее. Ах да, плащ! Он в шкафу, в спальне. Вернувшись в спальню, она надела плащ и тут увидела на кровати сиротливо белеющие листки из послания мсье Пиккара. Подобрав листки, Мария аккуратно свернула их и положила в дамскую сумочку, радуясь, что не совершила невольного предательства, не оставила это письмо на потеху чужим людям. Конечно, мсье Пиккар не очень трогает ее душу и свидания с ним становятся все тягостнее, но предательства он не заслуживает. Никто не заслуживает предательства, даже предатели…
Против правил Мария устроилась на переднем сидении рядом с таксистом. Тот удивленно взглянул на нее в упор, и она отметила, что его черные, глубоко посаженные глаза забавно косят.
"Косой — это к удаче!" — по-детски обрадовалась Мария, и на душе ее полегчало. Как и все «морские», она верила в народные приметы и понимала их не как темную блажь, а как знак высшей силы. "Хорошо, что я прямо сейчас сбежала из отеля, как хорошо! И насморк вроде поменьше… Откуда взялись этот насморк и резь в глазах? А с Михаилом не иначе Господь отвел, значит, не судьба. А девушка у него миленькая, такая курносая простушка. И как ловко подал он ей конфетку на открытой ладони! За одну такую краденую конфетку можно полюбить на всю жизнь! Хотя почему краденую? Я ведь сама велела ему взять, значит, не краденую, а припасенную. Дай ему Бог удачи!" — В душе Марии не осталось обиды на Михаила — за что на него обижаться? Ни обиды не осталось, ни раздражения, ни печали, а только сосущая душу пустота, которую нестерпимо хотелось заполнить каким-то действием, например, немедленной поездкой из Марселя в Париж.
— В порт! Точнее, рядом с портом, в представительство «Рено». Знаете?
Таксист молча кивнул и поехал.
Мария намеревалась взять автомобиль напрокат, а оказалось, что его можно просто купить. И она купила большой белый кабриолет с кремовым верхом из прорезиненного брезента. По всему было видно, что в открытом при представительстве «Рено» автомагазине не часто покупают такие шикарные машины. Директор магазина даже созванивался с Парижем, спрашивал, может ли взять в счет оплаты чек банка "Лионский кредит".
Пока готовили машину в дальнюю дорогу, совсем стемнело.
Ночная дорога из Марселя в Париж осталась в памяти Марии Александровны лишь несколькими цветными пятнами, летящими на черном фоне. Насморк и постоянная резь в глазах заслоняли все, только и хватало сил, что следить в ближнем свете фар за улетающей под колеса дорогой. В те времена дорога из Марселя в Париж шла не по автобану, а петляла через города, городишки, деревни, рабочие поселки, так что двигаться приходилось не быстро. А Марии так хотелось разогнаться и убежать от самой себя.
Подъезжая к самому первому городку на ее пути — Арлю, — Мария открыла боковое окошко, в салон ворвался упругий ветер, но он ничем не пах, в нем не было даже намека на какой-нибудь запах. Всегда отличавшаяся исключительным обонянием, Мария теперь вдруг поняла, что совершенно не различает запахов. Она давно ощущала, что что-то не так, еще с гостиницы, но, только открыв окошко и почувствовав на своем лице ничем не пахнущий ветер, поняла, в чем дело, и подумала с удивлением: "Боже, как все бедно без запахов! Как бедно… Вероятно, это почти как оглохнуть… А ведь до чего, наверное, разнообразно пахнет сейчас в салоне: новенькими сидениями, обтянутыми тонкой кожей, чуть-чуть машинным маслом от еще не приработавшегося двигателя, а ветер за окном напоен десятками запахов ночи. А я ничего этого не обоняю! Как бы убога была жизнь, если бы человек не чувствовал запахов! Как убога…" — Мария высморкалась, вытерла платочком нос, но ничего не изменилось. Мелькнула мысль, что это теперь навсегда… "Не может такого быть! Я никогда не слышала, чтобы люди теряли обоняние. Все вернется, я уверена, все будет нормально… А вот и Арль!"
