А вокруг бесновались фотографы, репортеры, телевизионщики с видеокамерами, хроникеры с «Арефлексами» и радиожурналисты с микрофонами!..
Обалдевшие от такого напора, Арон и Василий были поставлены на бак «Опричника», на шеи им были повешены гирлянды из живых цветов, головы покрыты лавровыми венками, а в руки каждому были воткнуты по бутылке «Метаксы» и бокалу…
Пирс был украшен огромным плакатом с надписью по-английски — «АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА!» и уставлен десятком машин, в том числе и передвижной телевизионной станцией.
Сверкали блицы фотографов, слепили подсветки хроники и телевидения, маленький оркестрик в национальных костюмах играл, конечно же, «Сиртаки», стоял дикий шум и крик, и ошалевших Арона и Василия при помощи двух переводчиков-синхронистов буквально расстреливали вопросами:
— Что вы сделаете со своими миллионами, когда продадите яхту?
— Купим большой дом, заведем солидное дело… — сказал Вася.
— А вы? — комментатор сунул микрофон в физиономию Арону.
— Я лягу на них и буду трое суток спать без просыпу.
По одной из Стамбульских торговых улочек ехал Яцек Штур на своем «фирменном» грузовичке. Внимание его привлекла группа зевак, глазеющих на витрину магазина, где были выставлены работающие телевизоры. С разнокалиберных экранов вещали Арон и Василий в гирляндах цветов и в окружении красоток.
Яцек резко затормозил именно в тот момент, когда комментатор спросил:
— У вас был конфликт в Стамбуле. Чем вам особенно не понравилась Турция?
— Консулами, — ответил Василий. — Советским и израильским.
— А хоть что-нибудь вам там понравилось?
— Да! — твердо сказал Арон. — Шипшандер Яцек Штур!..
В припортовом кабачке у стойки сидели и смотрели телевизор две проститутки — маленькая, спавшая с Ароном на яхте, и большая — любившая Василия в старом американском автомобиле.
На экране телевизора появился крупно флаг «Опричника» — зеленый шелковый платок с золотым драконом. Раздался вопрос:
— Что означает ваш флаг?
— Это флаг любви, — ответил Арон.
Красотки на яхте сладострастно застонали.
— И он нам очень дорог, — добавил Василий.
— В каком смысле? — не понял репортер.
— Он обошелся нам в двести двадцать долларов, — сказал Арон.
Большая проститутка в упор посмотрела на маленькую, и дала ей такую пощечину, что маленькая слетела с высокой табуретки на пол…
В Чанаккале, в огромной редакционной комнате у телевизора торчали несколько сотрудников редакции, в том числе и два репортера, присутствовавших при скандале в бухте. На стене была приколота статья с фотографиями Арона и Васи.
— Но у вас было столкновение и в Чанаккале!.. — терзал Арона и Василия третий репортер. — Каковы ваши впечатления?
— Власти — говно, а журналисты — отличные ребята, — не задумываясь ответил Арон, к восторгу всей редакции…
В Черном море, на пиратском катере Ши Го-сюна, в строгой и большой кают-компании за столом сидели все пираты во главе со старым бандитом-китайцем, выпускником философского факультета Московского университета.
Делили добычу. За иллюминаторами кают-компании катера в полмиле догорала большая торговая шхуна…
Работал телевизор. На экране в эту секунду Арона и Василия спрашивали:
— Вас подозревают в связях с пиратами Черноморского бассейна. Со знаменитой группой Ши Го-сюна. Какова в этом доля правды?
Пираты затаили дыхание.
— Мы не знаем, о чем вы говорите, — спокойно ответил Василий.
— Может быть, вы нас с кем-то путаете? — спросил Арон.
И старик Ши Го-Сюн поднял вверх большой палец…
Шел по Средиземному морю советский сухогруз «Академик Сахаров».
Сидел в своей каюте одинокий капитан, пил виски со льдом, смотрел телевизор.
На экране репортеры продолжали допрашивать Арона и Василия:
— Но в море вам хоть кто-нибудь помогал?
— Конечно! — сказал Арон. — «Академик Сахаров» и его команда.
— Позвольте! Ведь академик Сахаров, к несчастью, уже умер.
— Но дело его живет! — тут же сказал Василий.
Капитан поднял стакан и грустно чокнулся с экраном телевизора…
А на «Опричнике» Василий и Арон уже совсем освоились. Отдали бутылки и бокалы висевшим на них рекламным девицам, прихлебывали «Метаксу» из их прелестных ручек, и во всю лапали без разбора каждую, кто попадал под руку…
— Как вы решаете на яхте свои сексуальные проблемы?
— Никак… — пожали плечами Василий и Арон.
— Вы гомосексуалисты? — с надеждой спросил комментатор.
— Нет! Нет! Нет!!! — хором закричали манекенщицы и модельки, откровенно щупая Арона и Василия за все мужские места.
— Я могу полагаться на ваше мнение? — немедленно спросил у девиц один из репортеров.
— На все сто процентов!!! Уж мы-то в этом понимаем!.. — уже в разнобой завизжали девицы и еще сильнее прижались к Василию и Арону.
— Вы впервые в Греции… Что вам здесь особенно симпатично?
Как по команде, Арон и Василий заглянули за пазуху двум ближайшим красоткам и сказали:
— Все!
— Вы хотели бы остаться здесь навсегда?
— Нет. Но очень многое с удовольствием захватили бы с собой в Израиль, — ответил Василий, поглаживая голенькую попку одной из девиц.
— И последнее! — сказал главный комментатор. — Почему для эмиграции вы выбрали именно Израиль?
Вот тут последовала долгая пауза. Все притихли. И наконец Арон сказал совершенно серьезно:
— Там мне никто не скажет — «Жидовская морда».
Как следует плавать в тумане
Средиземное море встретило «Опричник» почти полным безветрием и таким плотным туманом, что, стоя у штурвала, Арон не мог различить нос собственной яхты, а верхушку мачты и вовсе не было видно. Краспица еще угадывалась, да и только…
Набрякшие влагой паруса провисали и еле улавливали слабенькое движение воздуха. От этого «Опричник» тащился медленно-медленно, почти вслепую. Только негромкий ритмичный плеск воды за бортом да заунывное гудение обычной железнодорожной дудочки взамен настоящего «туманного горна» сопровождали это осторожное, томительное плавание.
Одной рукой Арон удерживал штурвал, второй рукой сжимал дурацкую дудочку — подарок все того же Немы Блюфштейна и дул в нее, не переставая, надеясь, что встреченные суда услышат в тумане идущий «Опричник».
Что-то зажевывая и утирая рот рукавом, из каюты вылез Василий с неизменным Бобом Бондом под мышкой.
— Гляди, чего я вычитал!.. — возбужденно сказал он. — Оказывается, уступает дорогу тот, кто видит другое судно с правого борта! Причем, даже если мы кого-нибудь стукнем в правый борт…
— Типун тебе на язык!.. Накаркаешь… — одернул его Арон.
— Ты послушай! Даже если мы кого-нибудь стукнем в правый борт или он нас в левый — он будет виноват! Это даже в «Международных правилах предупреждения столкновения судов» написано! Здорово, да?! И мы сможем требовать компенсацию! Гляди!.. — и Василий стал совать Арону под нос маленькую книжечку.
— Да пошел ты со своей компенсацией!.. — заорал на него Арон, — лучше дуди в эту хреновину! А то из меня уже весь воздух вышел. У нормальных людей на яхте баллон со сжатым воздухом для этого, а я второй час пердячим паром надрываюсь!
— Это потому, что ты не хочешь мозгами пошевелить. Где насос от тузика?
— Здесь, под банкой, — ответил Арон, тревожно вглядываясь в непроницаемую мглу.
Василий отобрал у Арона дудочку, приподнял скамейку кокпита и вытащил оттуда ножной насос для надувной лодки.
Привязал дудочку к поручню крыши рубки, приладил к ней шланг насоса и положил его на решетку кокпита. И нажал насос ногой.
Дудочка исторгла из себя резкий и противный звук, что привело Василия в полный восторг, и он не преминул сказать Арону:
— Ну, кто из нас Кулибин, он же Ползунов, он же Вестингауз, он же Томас Альва Эдиссон?! — и стал методично нажимать на насос ногой, воспроизводя тревожные звуки «Туманного горна».
— Ты, ты, ты!.. Только, ради всего святого, смотри по сторонам внимательней! Не дай бог, во что-нибудь вляпаемся!..
— Не дрейфь, Арончик! — легкомысленно воскликнул Василий. — Мы теперь в Средиземном море! Как говорится, на последней финишной прямой. Впереди у нас нет даже занюханного островочка, и поэтому нам ничего не грозит! Всего-то четыреста двадцать миль! Или, чтобы тебе было яснее — семьсот шестьдесят километров. Пять суток ходу, и — привет, Хайфа!.. Вперед! Только вперед!..
— Так будем плестись — вся неделя уйдет, — пробормотал Арон. — Может, на якорь стать? Подождать, когда туман разойдется…
— На какой якорь, Арон?! Под нами глубина две с половиной тысячи метров! О каком якоре идет речь? Плюнь, не думай! Вспомни лучше ту, с титечками и кругленькой жопкой!..
— Все они там были с титечками и жопками… — сказал Арон. — Ты давай, гуди!..
Вася нажал пару раз на насос и засмеялся:
— Она мне чего-то шепчет, шепчет… Я — балдею! Ну, думаю, все! Сейчас кончу!..
