Ознакомительная версия.
Я ничего не говорю об армии и милиции: слегка поколебав-шись во время октябрьских событий, они выполнили свой долг на высшем профессиональном уровне. Но они не народ. Когда тележурналист спрашивал,что ими двигало в те решающие минуты, одни отмалчивались, другие иронично улыбались третьи говорили: верность приказу или верность командиру. Этого достаточно для солдата, но мало для гражданина Американец вспомнил бы о своем звездно-полосатом флаге Наш солдат делегировал гражданское чувство, долг и прово командиру. Мирное же население либо вовсе самоустранилось либо равнодушно сдало свои полномочия трибунам-добровольцам, преследующим лишь собственные корыстные цели власть и обогащение.
Но ведь есть и весьма активная часть населения,та которая устраивала многочисленные митинги и демонстра-ции, превращала Останкинскую площадь в гигантский сортир, штурмовала телевидение и мэрию, обороняла Белый дом со всей его коммуно-фашистской начинкой. Это антинарод, фашиствующие и откровенные национал-социалисты они держали над головой символы - серп и молот и свастика, портреты Ленина, Сталина и Гитлера; одни из них хотят генсека, другие - монарха, третьи - генерала диктатора, но всех троих - в охотнорядском исполнении.
Их фюреры претендуют говорить от лица народа, но идущие за ними пока что не так многочисленны, чтобы считаться народом или хотя бы частью его, это люмпены, бомжи, пьянь, наркоманы, городские отбросы, которые по свистку появляются и по свистку разбегаются по смрадным укрытиям, что подтвердили октябрьские дни. Корявые руки жадно потянулись за оружием, в затуманенных мозгах нет сдерживающих центров, а в косматых сердцах - жалости. Я не очень верю в национальный характер. Постоянные эпитеты, определяющие суть француза, англичанина, немца, испанца, японца, - просто пошлость. На крутых поворотах истории - революции, большие войны - флегматичные англичане, легкомысленные французы, импульсивные италь-янцы, добродушные голландцы ведут себя одинаково, и все привычные эпитеты съеживаются перед одним: кровожадный. В русских удивляет сплав расслабленной доброты с крайней жестокостью, причем переход от одного к другому молниеносен. Но в известной степени это относится и к испанцам, и к японцам.
И все же есть одно общее свойство, которое превращает население России в некое целое, я не произношу слова "народ", ибо, повторяю, народ без демократии - чернь. Это свойство - антисемитизм. Только не надо говорить: позвольте, а такой-то?! Это ничего не означает, кроме того, что такой-то по причинам, не ведомым ему самому, не антисемит. Есть негры альбиносы, в Америке они встречаются сплошь да рядом, но это не отменяет того факта, что негр черен, Случаются волки, настолько привыкающие к человеку, что едят из его рук, но остается справед-ливым утверждение, что волки не поддаются ни приручению, ни дрессировке. Антисемитизму не препятствует ни высокий интеллектуальный, духовный и душевный уровень - антисемитами были Достоевский, Чехов, З. Гиппиус, ни искреннее отвращение к черносотенцам, погромам и слову "жид", такому же короткому и общеупотребительному, как самое любимое слово русского народа.
Два заветных трехбуквенных слова да боевой клич, нечто вроде "Кирие элейсон!" - родимое "... твою мать!" - объединяют разбросанное по огромному пространству население в целостность, единственную в мире, которая может считаться народом. Таким образом, мы приходим к выводу, прямо противоположному тому, с чего начались наши рассуждения.
И скажу прямо, народ, к которому я принадлежу, мне не нравится. Не по душе мне тупой, непоколебимый в своей бессмысленной ненависти охотнорядец. Как с ним непродышно и безнадежно! С него, как с гуся вода, стекли все ужасы века: кровавая война, печи гитлеровских лагерей, Бабий Яр и варшавское гетто, Колыма и Воркута и... стоп, надоело брызгать слюной, всем и так хорошо известны грязь и кровь гитлеризма и сталинщины. Но вот разрядилась мгла, "встала младая с перстами пурпурными Эос", продрал очи народ после тяжелого похмельного сна, потянулся и... начал расчищать поле для строительства другой, разумной, опрятной, достаточной жизни - ничуть не бывало, - потянулся богатырь и кинулся добивать евреев. А надо бы, перекрестясь, признаться в соучастии в великом преступлении и покаяться перед всем миром. Но он же вечно безвинен, мой народ, младенчик-убийца. А виноватые - вот они. На свет извлекается старое, дореволюционное, давно иступившееся, проржавевшее - да иного нету! - оружие: жандармская липа протоколы сионских мудрецов, мировой жидо-масонский заговор, ритуальные убийства... Все это было, было, но не прошло. Черносотенец-охотнорядец поднимается во весь свой исполинский рост. Тот, что возник в конце сороковых-начале пятидесятых, был карликом в сравнении с ним.
Послеперестроечный антисемитизм взял на вооружение весь тухлый бред из своих затхлых закромов: давно разоблаченные фальшивки, поддельные документы, лжесвидетельства, - ничем не брезгуя, ничего не стесняясь, ибо все это не очень-то и нужно. Истинная вера не требует доказательств. А что может быть истиннее, чище и незыблемее веры антисемита: все зло от евреев. Даже непонятно, зачем черносотенцам понадобились такие крупные теоретики погрома, как Шапаревич и иже с ним. Быть может, для солидности, для западных идиотов, чтобы те поверили в глубокие, научно обоснованные корни примитивной зоологической ненависти и страсти к душегубству.
Возникнув как государство и народ на берегу Днепра, под ласковым солнцем Киева, Древняя Русь удивительно быстро взамен самопознания и самоуглубления, плодотворной разработки собственных духовных и физических ресурсов стала зариться на окружающие земли, обуянная страстью к расширению. И стала московской Русью, еще более загребистой. Ведь расширяться, захватывая то, что тебе не принадлежит, куда веселее, вольготнее и слаще, нежели достигать преуспеяния на ограниченном материале собственных возможностей.
Уйдя от места своего рождения и пересидев татарское нашествие, Русь с освеженной силой ринулась во все стороны света, но мощнее всего на восток, покоряя, истребляя, развращая другие народы, дорвалась до океана и сменила направление главного удара: бросок на юг, в "рынь-пески" и Кавказские горы. Менее удачным было продвижение на запад, но и тут достигнуты немалые успехи: Россия присоединила Финляндию, Прибалтику, вторглась в сердце Польши.
За всеми этими делами почти забыли о первородине, но потом вспомнили, пристегнули к стремени и нарекли Малороссией, или Украиной, то бишь малой окраиной великой Руси. И стали великороссами, сами так себя назвав. Заодно обзавелись предками - славянами, исконными обитателями тех земель, где зачалась Русь. Никаких славян в помине не было, а были словеньские племена, пришедшие из Центральной Европы. Патриотическая смекалка двух братьев духовного звания, живших в семнадцатом веке, буква "о" в заветном слове была заменена на "а" ("он" на "аз"), так возникли первожители бескрайних пространств будущей Руси славяне, а засим великая троица: славяне, слава, православие...
Трудно любить тех, кого ты подчинил мечом и пулей, обездолил, ограбил. Не приходится ждать и любви от них, надо все время быть начеку ("Не спи, казак..."), во всеоружии, в не отпускающем напряжении. Оттого и приучились русские видеть в каждом иноземце врага, непримиримого, хитрого, подлого. "Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал". А почему этот берег оказался так далек от славянских полей и лугов и так близок к чеченским горам? И как вознегодовали москвичи, когда чечен приполз на берег Москвы-реки!
При таком отношении к инородцам легко представить себе гнев, ярость, недоумение, растерянность великороссов, когда они обнаружили, что инородная нечисть пробралась в их собственный дом, пока они помогали другим народам избавиться от своей независимости. Без выстрелов и крови, со скрипочкой, с коробом разного товара, да и с водочкой в шинке - будто своих кабаков, трактиров, кружал, пивных не хватало, - с аршином портного, "козьей ножкой" зубодера прокрался супостат. Это мирное и поначалу малочисленное нашествие ничем не грозило, скорее помогало бытовому комфорту коренного населения, но разве думает о выгоде русский человек! Эти вкрадчивые длинноносые и картавые пришельцы распяли нашего... нет, ихнего... нет, нашего-ихнего Христа и, мало того, не могут произнести слово "кукуруза", и нельзя их ни завоевать, ни покорить мирным путем, ибо нет у них своей земли, своего угла, тогда остается одно: гаркнуть во всю могучую великоросскую глотку: "Ату его!" И гаркнули... А он все лезет, и черта оседлости ему не указ. А как пала корона, то и вовсе никакой жизни не стало.
Тяжело обидели евреи Россию, да только ли они? А неблагодарная окраина, Хохландия, забыла, кто ее от ляхов спас? Кто в тридцатые годы помог голодом повальным извести под корень кулака, а с ним и еще несколько миллионов несознательного крестьянства? Мощный удар по идиотизму деревенской жизни поддержали химики и мелиораторы, прикончившие чернозем. На окисленных почвах исчез хвастливый украинский урожай. А теперь, порвав договор, скрепленный подписью народного героя Хмельницкого Богдана воистину Богом был он дан, - Вкраина-мати заводит склоку вокруг груды ржавого железа, колыша-щего воды черноморского пруда, и вульгарный спор об атомных бомбах, истекающих в почву ядовитым гноем, да и других бесстыжих претензий хватает.
Ознакомительная версия.
