передвигались по квартире и имели ужасную привычку цепляться когтями за штанины, чем очень нервировали маму. Мы дали котятам имена: Каток, Воланд и Мотя. Дома они скрашивали мое существование и отвлекали от проблем, потому как в школе творился настоящий дурдом. Конец года и череда контрольных выматывали. По физике я продолжала стабильно получать четверки за каждый тест.
– Если так пойдет дальше, то и в полугодии я с удовольствием поставлю тебе четверку, Катя, – как-то похвалила меня Клава на уроке.
Динка же окончательно скатилась на тройки. С каждым днем мы все больше отдалялись друг от друга. Иногда она приходила в школу грустной, но ничего мне не рассказывала: скорее всего, продолжала ссориться с Виташем. Но я настраивала себя на то, что мне все равно. Плевать! Это не мои отношения. Да и у меня появилась личная жизнь, и мне есть чем заняться и без Дины.
Наши репетиции набирали оборот. До конкурса оставалось всего ничего. Когда дело дошло до выбора костюмов, Ирина Вадимовна приняла решение, что мы будем выступать в строгой школьной форме. Руководительница оставалась консервативной во всем: от выбора песни до выбора наряда. Перечить ей никто не смел, но между собой мы уже решили, что победы в этом году не видать даже с Давидом – слишком все предсказуемо и скучно. Может, в прошлом такая тактика и приносила коллективу Ирины Вадимовны победу, но мир меняется, и сейчас нужно уметь удивлять. Наши обсуждения велись за спиной не только руководительницы, но и Давида, нашего негласного лидера.
Что же касалось отношений с Перовым, то они развивались очень медленно. В столовой Давид приглашал меня за стол к своим друзьям. Вне школы я тоже пару раз попадала к ним в компанию, но общий язык ни с кем найти не смогла. Ребята казались мне заносчивыми. Особенно покоробил один из вечеров, когда приятели Давида высмеяли в кафе парня-официанта. Бедолага не знал, как себя вести. Перов официанту не грубил, но искренне веселился с остальными. И я, сославшись на срочные дела, сбежала из кафе.
Когда мы с Давидом гуляли после репетиций вдвоем, я чувствовала себя более комфортно. И все же разговоры с ним быстро стали скучными. По десятому кругу мы обсуждали одно и то же: Давид рассказывал, как ему поступают предложения, что бабушка теперь еще и его агент. А недавно Перова позвали дать интервью для одного крупного раскрученного канала на YouTube, и Давид теперь страшно волнуется.
– У тебя все получится, – приободрила я. – Ты очень талантливый.
Мне, как попугаю, приходилось твердить об этом каждый раз, когда Перов заводил разговор о своей музыкальной карьере. Вот и сейчас мы сидели в тихом пустынном дворе под толстой липой и говорили о предстоящем интервью, и эта беседа вытянула из меня все силы. Я уже придумывала предлог, чтобы уйти домой, но тут Давид посмотрел на наручные часы.
– Мне пора, завтра репетитор с утра. Мы с тобой засиделись. Время летит незаметно.
– Угу, – отозвалась я.
Давид склонился ко мне для поцелуя, но я непроизвольно увернулась, чем явно вызвала у парня недоумение. А тут еще и какая-то мошка приземлилась на лицо Перова, и я с чистой совестью аккуратно смахнула ее со лба Давида.
– Летают тут всякие, – улыбнулась я.
Мне захотелось под землю провалиться от стыда. Ну почему у меня все не слава богу? Наслушавшись Динкиных рассказов о настоящей любви, которая срывает крышу, я мечтала упасть в омут с головой. Но все, что я испытывала рядом с Давидом, – это страшная скука. И почему-то продолжала наивно ждать, что что-то изменится. Может, дело во мне, а не в нем? Это я такая пресная, странная, не умеющая никого любить. Ведь перед моими глазами есть и другой пример – брат и Соня. Эти постоянно то милуются, то ссорятся, то страстно мирятся. Я даже о нашем прощальном поцелуе с Давидом думаю с тоской. Дура такая, что со мной не так? Если даже самый завидный парень нашей школы, который обратил на меня внимание, не может перевернуть мой мир с ног на голову.
И все-таки от Давида так просто не отделаешься. Он обнял меня и притянул к себе для поцелуя. На него я отвечала до тех пор, пока не стукнула дверь нашей парадной. Мы сидели рядом с ярким фонарем, а козырек подъезда оставался в тени, поэтому разглядеть вышедших не было возможности. Зато мы с Давидом были на виду, как в освещенной витрине. Послышались глухие мужские голоса, а затем раздался звонкий женский, Сонин – его я сразу узнала. Тогда я вскочила с места и одернула задравшийся подол платья.
– До завтра! – быстро сказала я, вытерев ладонью губы.
Давид остался сидеть на лавке и, задрав голову, смотрел на меня. Я тоже не могла сдвинуться с места и рассматривала его лицо с правильными чертами, прямым носом, четко очерченными скулами и медовыми глазами. Все-таки Перов был чертовски красив, и это меня еще больше расстраивало. Почему я не могу ответить ему взаимностью и открыть душу? Я ведь ему даже ни разу не говорила, что после учебного года собираюсь в Африку… Как-то не заходила речь. Все разговоры крутились вокруг Давида.
Перов, выдержав мой взгляд, поднялся со скамейки и на прощание снова поцеловал меня.
– Там, кажется, мой брат, – негромко проговорила я, отстраняясь.
Давид посмотрел в сторону подъезда, но, разумеется, никого не разглядел. Голоса стали тише, но я знала, что Вова с друзьями еще не ушли.
Давид снова повернулся ко мне, как-то странно усмехнулся и кивнул.
– Что ж, до понедельника.
– До понедельника!
Мне стало неудобно за свою отстраненность, поэтому я, привстав на цыпочки, чмокнула Давида в щеку и попятилась в черноту. После яркого света фонаря глаза некоторое время привыкали к темноте, а когда я подошла к подъезду, разглядела всех троих. На Соне было новое летнее платье и красивый вязаный кардиган. Вова снова в белой рубашке, которую, видимо, решил сносить еще до выпускного. Матвей стоял чуть поодаль от сладкой парочки и не сводил с меня взгляда. Все трое молчали. Аверина загадочно улыбалась, а вот брат и Мальцев выглядели слишком серьезными.
– Вы куда? – как ни в чем не бывало поинтересовалась я.
Конечно, я смутилась, ведь они наверняка стали свидетелями нашего с Давидом жаркого прощания. Вова каждый день промывал мне мозг, чтобы я держалась от Перова подальше.
– Гулять! – счастливым голосом проговорила Соня.
– На ночь глядя?
Вовка и Матвей молчали, а Аверина продолжила:
– Может, на развод
