тем это творилось с ним.
«Как же я смешон! Какая может быть женитьба при разнице в возрасте в сорок пять лет?» – думал Валерий Николаевич, наблюдая эту мерзкую сцену.
Но жалость к себе, стремление к самооправданию нашептывали: «Я искренне хотел ей что-то дать, чем-то помочь, сделать для нее что-то доброе, ведь я любил в ней больше нежную девочку, чем женщину. Нет, это было комичное и самоубийственное намерение».
Он вышел на пирс, достал из кармана крохотный футляр, вынул из него кольцо, которое собирался вручить ей сегодня за ужином в день своего семидесятилетия, и швырнул его в море.
– Ну вот и все! – прошептал Валерий Николаевич. – Вот и все! – повторил он громко. – И слава Богу!
Он всей грудью вдыхал в себя морской бриз, приносящий всю гамму красок жизни от черного до золотисто солнечного.
«Слава Богу, что все это произошло здесь и теперь, а не позже дома, когда бы он совершил опрометчивый поступок, сблизившись с этим маленьким чудовищем», – уже почти радовался он.
Спокойно, словно обновленный, Валерий Николаевич вернулся в номер, собрал свои вещи, достал из сейфа Машин паспорт, вложил в него деньги на такси и отправился на поиски другого пристанища.
***
Долго искать не пришлось. Номер на первом этаже с огромной террасой удалось снять в отеле неподалеку.
На следующий день заехала большая группа украинцев. Наступило общее оживление, отовсюду слышалась громкая речь и жизнерадостный смех.
– Пидарасты пошли, – указывая на двух высоких красивых мужчин, один из которых был значительно старше другого, заключил здоровяк с холкой, как у запорожского казака. Все дружно расхохотались. Слово «Fater», постоянно звучавшее из уст молодого человека, им было неведомо.
В соседнем номере поселилась молодая женщина с ребенком.
После обеда Валерий Николаевич сидел на террасе в тени цветущих деревьев и лениво потягивал коктейль, когда, перебравшись через небольшую клумбу, к нему подбежал соседский мальчик лет пяти и, потянув его за рукав, грустно глядя на него огромными голубыми глазами, спросил:
– Ты мой батька?
– Нет, – растерянно ответил Валерий Николаевич.
– Не ображчайте внимания, он у всих мужчин спрашивает, – пояснила мама ребенка. – Растет без отца, вот и спрашивает. А вы русский? – с подозрением добавила она.
– Нет, я белорус.
Лицо ее просветлело, и она затараторила:
– Боже ш, как здесь тепло, как красиво, все цветет, здесь что, лето?
– Нет, – ответил он, – здесь, как и у нас, весна, правда, их весна как наше лето, даже чуть теплее.
– Вы тоже с семьей? – поинтересовалась она.
– Нет, я один.
После ужина он принял душ и в халате вышел на террасу. Соседка сидела за столиком и в одиночестве осваивала горилку.
– Как тебя зовут, сосед? – весело спросила она.
– Валерий.
– А меня Лида. У тебя есть горячая вода? А-то у меня кран сломан.
Не дожидаясь ответа, она прошмыгнула в его номер. Когда Валерий Николаевич туда вернулся, соседка лежала в чем мать родила на его кровати, кокетливо подперев голову рукой и похотливо улыбаясь. От неожиданности он остолбенел. Соседка поманила его к себе и опрокинулась на спину.
«Так, значит, я еще мужчина хоть куда, коль скоро на меня западают молодые женщины… Ну прямо бальзам на мою израненную душу!» – подумал Валерий Николаевич и решительно сбросил халат.
Новая знакомая оказалась весьма страстной особой и так громко кричала, что он начал бояться, как бы на ее вопли не сбежались люди.
– Шо, все у вас в Минске такие ушлые до секса? – игриво спросила она.
– Я не из Минска, а из Петербурга, – ответил он.
– Ты ж сказал, шо белорус? – встревожилась Лида.
– Да, я белорус, но живу в Санкт-Петербурге.
– Москаль, москаль, рятуйте! – вдруг заорала она, стыдливо прикрывая грудь простыней. – Рятуйте, насилують! Пошел вон, проклятый москаль!
Она столкнула его с кровати.
– Вообще-то это мой номер, – растерянно пробормотал Валерий Николаевич, оказавшись на полу.
– Шо!? – протянула она.
– Это мой номер, – повторил он, надевая плавки. – И между прочим, я тебя сюда не звал, – он пытался казаться спокойным, хотя сердце бешено колотилось от страха, поскольку он знал, что тюрьмы в Египте ужасные и к насильникам в них относятся ничуть не лучше, чем в местах заключения на его родине.
Молодайка выскочила на террасу, но через минуту вернулась, молча пронеслась мимо него в ванную, схватила свою одежду и убежала.
Валерий Николаевич понимал, что полицию вызывать она не станет, но все же вздрагивал от каждого звука, пока не заснул. Правда, спал он крепко и долго.
***
Он увидел Машу уже в аэропорту. Она сидела у окна и что-то нервно набирала на своем смартфоне. То ли сочиняла очередное оптимистичное послание одноклассницам, то ли отправляла сообщение в «Фейсбук» о путешествии в древний Египет, то ли крыла матом в «Твиттере»…
Оба сделали вид, что не знакомы. Девушка выглядела, мягко говоря, далеко не лучшим образом: опухшее землистое лицо, мешки под глазами, тусклые волосы… Глядя на нее, Валерий Николаевич не испытывал никаких чувств, кроме брезгливой жалости. «Не приведи Господь оказаться рядом с ней в самолете!» – подумал он.
Объявили посадку. Он резко встал, и вдруг все поплыло у него перед глазами. Валерий Николаевич схватился за сердце и мягко, как на сцене, повалился на пол, погружаясь в густой и липкий туман.
Маша вскочила и кинулась, было, к нему, но остановилась на полпути, вернулась, взяла сумку и пошла на посадку.
