уже подобрал себе молодого медийного мужа, которому оставит выплату в наследство. Или если дед известный на весь мир актер, режиссер, на худой конец – футболист.
– А так, на общих основаниях могу предложить только скидку на похороны в размере пяти процентов. Выписывать? – Крысеныш, высунув голову из окна, глумливо смотрел на деда.
Старик не на шутку расстроился, скорее, по причине обмана, чем по причине своей медийной безвестности. У него покраснели глаза и раздулись ноздри. Потоптавшись еще немного возле ржущего кассира, он вдруг ловко схватил того за вихрастый чуб, не давая залезть назад в окно, и, придерживая голову одной рукой, другой поудобней пристроил посох, резиновым набалдашником которого и стал колошматить по башке крысеныша. Каждый удар сопровождался мстительным причитанием обиженного пенсионера. Кассир получил за камингаут, за молодого мужа, за всех пи…расов и даже за то, что под дедом уже тридцать лет ни одна баба не валялась.
– Тем более – мужик! Понял? – Старик отпустил голову воющего кассира и легкой походкой, почти не опираясь на посох, отправился вон. По пути он обозвал непристойными словами Волю Нетребо, Еремея Василькова, а Полковнику, кроме того, еще и угрожал своим боевым посохом.
В этот момент Полковник серьезно задумался о расширении своих полномочий: за дисциплиной в учреждении никто не следил. Коллектив подобрался разношерстный. На втором этаже соблюдался хоть какой-то порядок, на первом – полный бардак. Сам Полковник разместился на первом, чтобы не привлекать лишнего внимания и владеть информацией. Он прекрасно видел, что далеко не все работники, особенно внештатные, испытывают удовольствие от работы. Но денег хотят все. И это объединяет. Работу любить не обязательно. Любить можно только зарплату. Разве сантехник, даже хороший, любит унитаз? На взгляд Полковника, в мощной, но молодой организации не хватало твердой руки. Бардак и крики постоянно сопровождали повседневную жизнь толеранов. Субординацию никто не соблюдал, каждый боролся только за свои интересы, и даже его, приближенного к Толеранину Первому, старожила, подвергали насмешкам и критике.
– А чем это занимается наш Полковник? – медоточивым голосом начинал Растаман, обращаясь к Воле Нетребо.
– Аналитикой, – не отрываясь от монитора, бурчал Полковник.
– И чьи же там анализы?
– Знамо дело, писунчиков. Пишут черт-те что про нас. Ну, ничего, они ко мне еще за аккредитацией придут.
Георгий с Волей обменялись многозначительным глумливым взглядом.
– Видать, туда метит наш аналитик, – тыкая пальцем вверх, заявил Воля. – Говорят, из Толераниума непрофильных выгонять будут. Как устаревший элемент.
– Выгонять и еще – бить, – поддакнул Георгий.
– Полковник, а ты ведь у нас и есть устаревший?
– Никак нет, – равнодушно отозвался полковник. – Ориентация моя устаревшая, без всяких цветов. Но тогда это нормальным было.
– И что ж ты до сих пор не перекрасился?
– По причине полной невозможности. Потому как половой пенсионер.
– И кто ж тебе такой диагноз поставил?
– Жена. А я с радостью согласился.
– Ладно, не расстраивайся, я тебя утешу, – закатив глаза, паясничал Нетребо.
– Я и не расстраиваюсь, просто умеренно вам сочувствую.
– Это как? За что?
– Тяжело вам, голубым и наркоманам. А скоро и того хуже будет.
– Ты что это, старик, нас пугать вздумал?
– Может, я и старик, но пока что всех здесь пересидел. – Полковник чуть подумал. – И вас пересижу.
– «Пересижу», – передразнил Нетребо. – Куда мы денемся-то? Ты к чему клонишь, Полковник?
– Вы, товарищи, в группе риска. Естественная убыль. И это помимо войны, вирусов, алкоголя и интернет-зависимости.
– Уж в современной войне наше поколение точно победит! – взвился Воля.
– Война ваша никогда не закончится. Сейчас демобилизация – это смерть. От компьютера отошел – почти умер. Виртуально выражаясь… – не отрываясь от монитора, спокойно произнес полковник. – Вам на пятки наступают педофилы, зоофилы и прочие некрофилы с вегетарианцами. И каждый на первое место метит. На всех первых мест не хватит. Вы еще к натуралам за защитой придете.
– Слушай, не такой ты простой, каким кажешься. Ты не засланный казачок, часом? – Воля с недоверием оглядел Полковника.
– Да какой же я засланный? – искренне пожал плечами бывший вахтер. – Это уж, скорее, вы ко мне пожаловали без спроса… Мой опыт показал, что медленная осада с хорошим питанием и покоем работает куда лучше, чем молниеносный штурм.
Лаура не могла понять, сколько времени провела не выходя из дома. Она все время лежала на диване, уставившись в одну точку, поднимаясь лишь затем, чтобы сварить крепкий кофе. Голова казалась огромной и пустой, сердце выросло до такого размера, будто собиралось вырваться из грудной клетки, информация извне не воспринималась. Что будет дальше и как ей жить, она даже представить себе не могла. Ей хотелось надолго зажмуриться, впасть в кому, отключить мозг, чтобы все это оказалось далеко позади. Миша пропал без вести, а то животное, которое пришло ему на смену, – это зверь из преисподней. Софочке она никогда не расскажет о том, что произошло, это убьет ее на месте. Вообще никто и никогда не должен узнать о случившемся. А сейчас ей надо любой ценой пытаться сохранить рассудок, терпеть и ждать.
Лаура открыла глаза. Над ней с сосредоточенным видом стоял Баринов и щупал ее лоб. Встретившись с ней глазами, осклабился.
– Температуры нет. Давай поднимайся, – требовательно произнес Баринов.
– Отстань, – отмахнулась Лаура и, накрывшись пледом с головой, повернулась к стенке. Меньше всего она хотела видеть кого-либо, тем более – Баринова. Ухватив ее за плечи, он встряхнул ее и усадил на диван.
– Как ты сюда попал? – испугалась Лаура.
– Легко.
– Я забыла закрыть дверь? – Лаура даже не удивилась своей беспамятности.
– Нет, это я не забыл, как открывать двери подручными средствами. Опыт девяностых. – Он бесцеремонно открыл шкаф и, порывшись, извлек оттуда старую теплую куртку, брюки и свитер с высоким воротом. – Вот. Не замерзнешь. Погода хорошая. Дождя сегодня нет. Вылезай из берлоги, пойдем с тобой прогуляемся.
– Я не хочу.
– Я лучше знаю, что ты хочешь, – грозно произнес он. – Одевайся. Я бы тебе помог, но ты же откажешься.
Он прошел на кухню, бесцеремонно влез в холодильник и начал там шарить. Лаура слышала, как то и дело щелкала дверца холодильника. Зачем он туда полез? Что ему там надо? Что он вообще делает в ее доме? Они не друзья и не любовники, никогда ими не были и не будут. Вдобавок он прекрасно знает, что она его едва переносит.
Не понимая почему, но она подчинилась ему и начала одеваться. У нее не было сил прикрикнуть на него или попросту выставить за дверь. Время, проведенное в полной изоляции, вытянуло из нее все силы
