летит, вся сверкает и искрится! Хищница, точно.
Она подождала, пока молодые люди угнездятся за столиком и сделают заказ, а потом словно невзначай спросила сына, кивком указывая направление:
– Илюша, там не твоя ли знакомая? Только не поворачивайся резко, не надо. В зеркало посмотри.
И Раиса Леонидовна протянула серебряную пудреницу.
– Мам, ну что за… – начал было Илья, но она, поморщившись, потерла грудь слева, и сын покорно щелкнул замочком. Он посмотрел в пудреницу в самый удачный момент: в изящном серебряном зеркальце, словно в маленькой рамке, Илья увидел страстный поцелуй, достойный французского фильма с пометкой: «дети до шестнадцати лет не допускаются».
– Она? – невинно уточнила Раиса Леонидовна.
Сын, словно не слыша ее вопроса, защелкнул пудреницу. С полминуты Илья молча сидел, уронив голову на руки и глядя в стол, потом жестом подозвал официанта.
– Коньяк у вас есть?
– Илюша, ты что, ты же… – всполошилась Раиса Леонидовна, но сын оборвал ее с неожиданной резкостью:
– Такси вызовем.
– Только не волнуйся! Из-за этой шоферюшки? Да за тобой такие, как она, табунами бегают! Точнее, за квартирой нашей и дачей под Истрой. Где ты их только находишь, оборванок, – не выдержала она.
Илья молча хлопнул полбокала коньяка, тут же сам себе налил еще.
– Илюша…
– Мам, ты вообще знаешь, чья Юлька дочка?
– Откуда? Мы почти не говорили, пока ехали. О чем мне с ней говорить? Я пыталась вежливо расспросить о семье, но она только сказала, что без отца росла. Мне хватило, все понятно.
– Без отца, да. Мамаша там не в меру гордая, и Юлька в нее. А отец у нее – Степан Сапунов.
– Магнат колбасный? – ахнула Раиса Леонидовна. – Она же Пухлякова?
– А ты откуда знаешь, что Пухлякова? – вскинулся Илья, снова протягивая руку к графину.
– Я… я Лару, Ларису Константиновну, попросила посмотреть в интернете.
Она вспомнила фото – Юлю на фоне потрепанной красной машинки. Пухлякова, точно.
Юлия Степановна.
– Я-то, дурак, давлюсь ее дубовыми пирожками, которыми только гвозди забивать, – бормотал Илья, успевший уже немного захмелеть. – Рисую эту мымру, чтобы она хоть чуть-чуть хорошенькой выглядела, но при этом была похожа сама на себя. Пишу, как подросток, сопливые просьбы на Софьиной башне и вожу ее вроде случайно рядом, чтобы наверняка заметила. Строю из себя влюбленного по уши, а она? Отца она знать не хочет, хотя тот рвется с ней общаться, все обещает ей оставить, – но это ладно, я бы ее убедил как надо. Но теперь все понятно…
Илья замолчал. Раиса Леонидовна думала, что он пойдет к столику сзади, но сын молча вынул телефон, пару раз ткнул пальцем в экран, потом положил на стол пятитысячную купюру.
– Пойдем, мамуль. Через три минуты, белая «Ауди», водитель Сергей.
Когда такси выруливало на Погодинскую, Раиса Леонидовна не выдержала и покосилась в сторону монастыря. Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила ее желание, загаданное искренне, и не исполнила не совсем искреннюю просьбу сына.
Дома Илья сразу заперся в мастерской, а Раиса Леонидовна решила выговориться, позвонила подруге – и через час вместе с Ларисой Константиновной уже допивала латте в ближайшей кофейне, раз уж чинно досидеть с сыном в «Богеме» не довелось.
– Ну, расстался и расстался. Рая, ты же сама этого хотела, – щебетала подруга, которую, конечно, Раиса Леонидовна не стала посвящать во все тонкости.
– Да, хотела, – вздохнула она. – Но Илюша страдает.
– Пострадает и оклемается. И ты не страдай, давай в свет выйдем, проветримся. Я как раз тебя на концерт сманить хотела, у меня пригласительные.
Новая звезда, пойдем! А, ты же нигде не бываешь и ничего не читаешь, – Лариса Константиновна махнула на подругу рукой. – Пойдем, будешь просвещаться. Лучшая вердиевская певица – лучшая Азучена, лучшая Амнерис, лучшая Эболи! А в Милане ее так смешно называют, Анна Белки́на, совсем по-итальянски звучит! Вот, смотри, – и она открыла на смартфоне пригласительный с картинкой.
То ли фотография новой звезды была безжалостно отретуширована, то ли карельская девочка Нюра почти не изменилась за прошедшие двадцать лет.
Елена Маючая
Потерялся папа
Я долго думала, стоит ли рассказывать эту историю. Вдруг не поверят или, того хуже, будут смеяться? Но потом все-таки решилась. Через много лет. Может кому-нибудь она пригодится.
У меня потерялся папа. Я вообще-то все постоянно теряла: носки, ключи, дневники с домашним заданием, сдачу. Но папа потерялся сам. Давно. Настолько давно, что я о нем ничего не помнила. Восемь лет я жила без него, с мамой. С ней, конечно, было бы здорово, если б не ее характер. Она очень упрямая. И страшно занятая: ведь у нее и работа, и диссертация, и даже ужасная «халтура», которая постоянно пожирала время. Днем «халтура» отлеживалась в стопках бумаг и каких-то отчетах, а по ночам, когда я уже спала, вылезала и оттяпывала от времени здоровенные куски. Время ведь глупое, нет, чтобы спрятаться получше: под диван или за холодильник. Но оно продолжало сидеть в больших настенных часах. Каждую ночь «халтура» откусывала от времени ровно столько, сколько требовалось маме на меня, и с этим ничего нельзя было поделать. Впрочем, маминого времени не хватало не только мне. По воскресеньям и праздникам звонил какой-то Горшков и приглашал маму то в кино, то в кафе, но она всякий раз отказывалась:
– Некогда. Работа, Майка… Нет, и на следующей неделе не смогу… Ну, пока.
– Опять Горшков? – интересовалась я.
– Опять, – вздыхала она.
– А почему не пошла?
– Ни к чему все это. И вообще, хватит подслушивать!
– Да я и не подслушиваю, больно надо!
И это было чистой правдой, потому что в те годы меня занимало только два вопроса: когда мама перестанет тащить домой «халтуру», и куда делся отец, а неизвестный, но настойчивый человек по фамилии Горшков меня не волновал. Дело в том, что у всех были папы: у одноклассников, у ребят со двора, у девчонок из танцевального. У всех. Такие разные папы: красивые и так себе, в военной форме и в майках, строгие, веселые… Но главное – были. А у меня нет. И я считала это совершенно несправедливым. Я часто спрашивала у матери:
– Где мой папка?
Она или просила не путаться под ногами, или отвлекала какой-нибудь ерундой типа «почисть картошку», или хмурилась и отвечала:
– Потерялся.
– А ты искать пробовала? – не унималась я.
– Бесполезно, – махала рукой мама.
– Плохо искала, – предполагала я.
– Хватит молоть чепуху, у меня еще дел по горло! – злилась она и
