P.S. Никогда еще не было столько смертей, как за эти последние три месяца. Сейчас я узнал, что профессор О., с которым я неделю назад говорил в Цюрихе, тоже умер.
P.P.S. Я только что побрился, потом сделал себе небольшой массаж лица. Просто смешно, какая чушь приходит на ум от безделья. У меня нет никаких оснований пугаться. Мне не хватает движения и свежего воздуха - только и всего._
9-13/VII. На Кубе.
Вот что привело меня в Гавану: мне надо было пересесть с самолета на самолет, потому что я ни в коем случае не хотел лететь через Нью-Йорк, на "КЛМ" я летел из Каракаса до Кубы, а оттуда на Лиссабон. В Гаване я провел четыре дня.
Четыре дня ничего не делать, только глядеть.
Эль Прадо.
Старая улица со старыми платанами, как Рамбла в Барселоне. Корсо вечером, аллея, по которой ходят красивые люди. Все это невероятно, я иду и иду; кроме этого, мне здесь делать нечего.
Желтые птицы, в сумерках они стаями перелетают с дерева на дерево.
Все хотят почистить мне ботинки.
Полунегритянка-полуиспанка высовывает мне язык, потому что я загляделся на нее; я любуюсь ее розовым языком на смуглом лице, я смеюсь и приветствую ее - она тоже смеется, красные губы - словно венчик цветка, окружающий белые зубы (если можно так выразиться), ее глаза... - мне ничего от нее не надо.
- How do you like Habana? [Как вам нравится Гавана? (англ.)]
Я всегда злюсь, что меня принимают за американца только потому, что я белый. На каждом шагу сутенеры:
- Something very beautiful! D'you know what I mean? Something veiy young! [Очень красивая! Вы понимаете, что я хочу сказать? Очень молоденькая! (англ.)]
Все гуляют, все смеются.
Это похоже на сон.
Белые полицейские, которые курят сигары; военные моряки, которые тоже курят сигары; и те и другие - мальчишки, в узких штанах, обтягивающих бедра.
Castillo del Morro [мавританский дворец (исп.)] (Филиппа II).
Я разрешаю почистить мне ботинки.
Я принимаю решение жить по-другому.
Я радуюсь...
Я покупаю сигары, две коробки.
Закат солнца.
В море купаются голые мальчишки. Солнечный отсвет на их мокрой коже, жара. Я сижу и курю сигару, над белым городом собираются грозовые тучи, черно-фиолетовые, а верхушки домов освещены последним отсветом заходящего солнца.
Эль Прадо. Зеленые сумерки, продавцы мороженого; на невысокой каменной стене под фонарями сидят девчонки группами и смеются.
Там алее.
Это особым образом приготовленная кукуруза, завернутая в листья банановой пальмы; ее продают на улице и едят на ходу, не теряя времени.
Меня охватывает тревога. Почему, собственно говоря?
В Гаване мне делать совершенно нечего.
Я иду отдохнуть в гостиницу (уже не в первый раз), принимаю душ, а потом, раздевшись донага и включив вентилятор, лежу на кровати, лежу и курю сигару. Я не закрываю двери своей комнаты. В коридоре убирает девчонка - тоже полунегритянка-полуиспанка, убирает и поет; я курю сигару за сигарой.
Мне хочется, чтобы эта девчонка пришла ко мне. Почему она не приходит!
При этом я ужасно устал, так устал, что не в силах встать и взять пепельницу; я лежу на спине и курю сигару, держа ее так, что с нее не падает беловатый пепел.
Партагас.
Когда я возвращаюсь на Прадо, то мне снова кажется, что это галлюцинация: девушки - одна лучше другой, мужчины тоже очень красивые, все вокруг поражает красотой, все жители здесь - это смесь негров и испанцев; я не устаю глазеть, восхищаюсь их легкой и плавной походкой, девушки в голубых юбках колоколом и белых платках на голове, повязанных как у негритянок; их голые спины - такие темные, как тень под платанами, поэтому сперва видишь только их юбки, синие или лиловые, белые платки на головах и белые зубы, сверкающие, когда они смеются, белки глаз; поблескивают серьги.
The Caribbean bar [карибский бар (англ.)].
Я снова курю.
"Ромео и Джульетта".
Какой-то молодой человек, которого я сперва принял за сутенера, настаивает на том, чтобы угостить меня виски, потому что у него родился сын.
- For the first time! [Первый! (англ.)]
Он обнял меня и все твердил:
- Isn't it a wonderful thing? [Разве это не здорово? (англ.)]
Он представился мне и захотел узнать, как меня зовут, сколько у меня детей, особенно его интересовали сыновья. Я сказал:
- Five [пятеро (англ.)].
Он немедленно решил заказать пять виски.
- Walter, - говорит он, - you're my brother! [Вальтер, ты мне брат! (англ.)]
Едва мы успели чокнуться, как он убежал, чтобы еще кого-то угостить виски и расспросить, сколько у того детей, особенно сыновей.
Какой-то сумасшедший мир.
Наконец разразилась гроза - я сидел один под аркадами на желтой качалке, а вокруг лило как из ведра, внезапный ливень и сильный ветер, аллея мигом стала пустынной, словно подали знак тревоги, хлопали ставни, по асфальту стучали струи.
Я качался и глядел.
Мне нравилось, что я здесь.
Время от времени дождь заливает под арку, ветер осыпает меня лепестками цветов, словно конфетти, терпкий запах нагретой солнцем зелени, внезапный холодок пробегает по коже, сверкает молния, но дождь шумит так, что заглушает гром, я качаюсь и смеюсь, - ветер, рядом со мной качаются пустые кресла, развевается кубинский флаг.
Я насвистываю.
Я ненавижу Америку!
Я качаюсь и мерзну.
"The American Way of Life" [американский образ жизни (англ.)].
Я принимаю решение жить по-другому. Вспышки молнии, после них будто слепнешь, на мгновение открывается такая картина: серовато-зеленая пальма, ее треплет ветер, тучи лиловые с ослепительно синими прожилками, волнистое, отдающее жестью море; жестяное море гудит, и меня это по-детски радует, мне весело - я пою.
- "The American Way of Life"!
Даже если судить по одному тому, что они едят и пьют, - эти трезвенники, которые не знают, что такое вино, эти пожиратели витаминов, которые пьют холодный чай, жуют вату и не знают, что такое настоящий хлеб, это племя кока-колы, которое я больше не в силах выносить...
При этом я живу на их деньги!
Я снова даю почистить себе ботинки.
На их деньги!
Семилетний мальчишка - он уже чистил мне ботинки - похож теперь на котенка, которого окунули в воду. Я треплю его по курчавым волосам.
Он скалит зубы.
Волосы у него не черные, а скорее пепельно-серые, коричневато-серые, на ощупь похожие на конский волос, но курчавые и коротко подстриженные, а под ними прощупываешь детский череп, теплый, - то же чувство, которое бывает, когда глядишь на остриженного пуделя.
Он только скалит зубы и работает щетками.
Он мне нравится.
Его белые зубы.
Его нежная юная кожа.
Его глаза напомнили мне негритянку в туалете в Хьюстоне, штат Техас, которая склонилась надо мной, когда мне стало плохо; я обливался потом, у меня кружилась голова, а она стояла возле меня на коленях, и меня поразили белки ее больших глаз, которые совсем не похожи на глаза белых, красивые, как глаза у зверей.
Мы заговорили об автомобильных марках.
Его ловкие руки так и мелькали.
Нет никого, кроме нас, мальчишки и меня, а кругом потоп, он сидит на корточках и до блеска полирует мои ботинки своей суконкой.
"The American Way of Life"!
Одно их уродство, если сравнить их со здешними людьми, говорит само за себя: их розовая кожа, похожая на жареную колбасу, - до чего она отвратительна! Они не перемерли просто потому, что есть пенициллин, вот и все, а еще делают вид, будто счастливы, - только потому, что они американцы, потому что ни в чем себе не отказывают, а на самом деле что в них хорошего, долговязые и крикливые - парни вроде Дика, которого я еще когда-то ставил себе в пример! А как они держат себя на своих "парти" стоят, засунув левую руку в карман, плечом прислонившись к стене, в правой руке стакан, стоят непринужденно, будто они покровители всего человечества; их похлопывание по плечу, их оптимизм, пока они трезвые, но как напьются, они начинают реветь, орать про закат белой расы... Импотенция...
Я злюсь на самого себя!
(Если бы можно было начать жизнь сначала!)
Ночью я пишу письмо Ганне.
На другой день я поехал на пляж. Небо было безоблачно. Стояла полуденная жара; набегали волны, ударялись о гравий; всякий пляж напоминает мне теперь Теодори.
Я плачу.
Вода прозрачная, видно морское дно; я плыву, опустив лицо в воду, чтобы глядеть на морское дно; моя собственная тень на дне словно лиловая лягушка.
Написал письмо Дику.
Что может предложить Америка: комфорт, наиболее рационально оборудованный мир, все ready for use [готово к употреблению (англ.)], мир, выхолощенный "американским образом жизни"; куда бы они ни пришли, для них всюду highway [открытая дорога (англ.)], мир, плоский как рекламный щит, размалеванный с двух сторон, их города, вовсе не похожие на города, иллюминация, а наутро видишь пустые каркасы, - трескотня, способная обмануть только детей, реклама, стимулирующая оптимизм, неоновый щит, которым хотят оградиться от ночи и смерти...
Потом я взял напрокат лодку.
Чтобы побыть одному!
