18
День третий, между Лондоном и Тель-Авивом
– Снимаю шляпу, вчера вы действовали очень отважно, – начала Дженис.
– У нас не было особого выбора, – ответила Екатерина.
– Мне удалось подняться по течению до самого истока, хоть на это и ушла вся ночь, – продолжала Дженис.
– Ты быстро справилась, – заметила Екатерина, присоединившаяся к Матео в гостиной их номера.
Хотя форум гарантировал анонимность, конфиденциальность при общении через него все равно была довольно относительной. Члены «Группы 9» всегда переписывались метафорами, чтобы не привлекать внимания к истинному содержанию своих бесед.
– Я уже карабкалась на эту стену. Вода мутная, но я обнаружила много удивительных вещей, когда спускалась по течению. Ручей протекает через подземные озера, становится все шире и грязнее, превращается в реку, которая, возможно, впадает в другую, еще больше первой.
– И у этой реки есть другие загрязненные притоки?
– Вполне вероятно, и их источники я не смогла отыскать.
– Есть предположения, куда впадает эта река? – спросила Екатерина.
– Ни малейших, сеть сложнее, чем все, что мне попадалось до сих пор. Нужно ее картировать, но не факт, что получится, слишком много разветвлений. А что у вас?
– Ничего нового. Мы отправляемся исследовать местность сегодня вечером.
– Хорошо, будем продолжать. Переговорим позже, – набрала Дженис.
– Кстати, у тебя есть новости от Майи? – поинтересовался Матео.
– Давно не было.
– Если что-то будет, скажи мне.
– Договорились. И последнее: можно спросить, где вы находитесь?
Екатерина и Матео переглянулись, прежде чем ответить.
– А что? – напечатал Матео.
– Ты сказал, что вы отправляетесь исследовать местность, как будто вы рядом, но это же невозможно, так?
– Разумеется, – торопливо ответил он и отключился.
Дженис задумчиво сидела перед экраном.
– Не считайте меня дурой, – пробормотала она. – Хотела бы я знать, что вы делаете вместе.
Но у Дженис имелись другие, более важные заботы. В папках Викерсена она обнаружила кое-что интересное: короткое сообщение с каким-то акронимом и рисунок шахматного коня. Пытаться рассказать об этом друзьям посредством метафор было бы слишком сложно. Она попыталась перерисовать фигурку на обложке своего блокнота, начав с венка из ветвей оливы вокруг лошадиной головы, изображенной в профиль с открытым ртом, свирепым глазом и торчащим вверх ухом. Сзади венок закрывала грива. Дженис оценила результат. Это определенно какая-то эмблема, но чего? Шахматного клуба, школы верховой езды? Она обнаружила в сети множество татуировок и гербов, вписанных в круг или треугольник, но только не в пятиугольник, как на образце. Зайдя в тупик, девушка сосредоточилась на тексте сообщения:
ОРЗНО начаты.
Еще одна загадка, и не из простых… Смартфон Дженис, лежащий на столе, завибрировал уже в десятый раз. Наконец она взяла его – чтобы обнаружить десять сообщений от лучшей подруги, с которой они давно договорились выпить кофе и которая ждала ее уже полчаса.
Дженис схватила бумаги, куртку и сумку, выскочила из своего кабинета, сбежала вниз по лестнице и помчалась по улице.
Она редко ездила на такси – чаще всего просто голосовала, выставив руку, пока кто-нибудь не останавливался, и еще, и еще, и так с какой-то попытки находила добрую душу, направлявшуюся в ту же сторону. Сегодня ей не везло. Пришлось идти пешком, и через десять минут она, задыхаясь, ввалилась на террасу.
Ноа уже давно сделала заказ, и ровно в тот момент, когда Дженис устроилась за столиком, официант поставил перед ними два салата.
– Прости, не заметила, как время пролетело.
– Да я так и поняла, – ответила Ноа. – Как поживает твой дорогой главный редактор?
– На совещании, как обычно, невозможно его перехватить. Надеюсь, сегодня вечером получится, завтра тебе расскажу, что у него происходит.
Ноа долго встречалась с Эфроном. Дженис не знала, кто из них двоих стал инициатором разрыва, но при каждой встрече подруга спрашивала у нее о нем. То ли ей его не хватало, то ли мучали угрызения совести. Ноа была выдающейся девушкой, о чем свидетельствовала ее карьера. И яркой: от нее исходил радостный свет, который моментально чувствовал каждый, с кем она заговаривала. Общение с ней излечивало угрюмость, она могла вдохнуть в вас новые силы буквально парой фраз. Эмпатичная, обезоруживающая, искренняя в своем интересе к людям, всегда готовая помочь, тактичная, Ноа умела подобрать слова и вызывала желание быть счастливым. Но повороты судьбы порой бывают печальны. Кто мог представить, что один обед на солнечной террасе тель-авивского ресторана будет стоить ей жизни?
– Сигаретка найдется? – спросила Дженис. – Ой, дурацкий вопрос, ты же не куришь. Не знаю, как мне удается быть такой растяпой, ты себе не представляешь, сколько времени мне приходится тратить на то, чтобы найти ключи, – проворчала она, наклоняясь за сумкой.
– Хочешь, попрошу у официанта? – предложила Ноа.
– Да нет, они где-то тут, в этой помойке…
Дженис вытряхнула на столик ручку, зубную щетку, тюбик зубной пасты, ключи, скомканный шейный платок, карандаш для глаз, расплющенную пачку аспирина, блокнот с изрисованной обложкой, две пустые зажигалки, наушники с запутавшимися проводами и, наконец, искомую пачку сигарет. Она подняла голову. Ноа не сводила глаз с блокнота.
– Откуда у тебя этот рисунок?
Дженис нахмурилась: Ноа ткнула пальцем в лошадиную голову, которую она перерисовала.
– Ты знаешь, что это такое?
Ноа пристально смотрела на подругу:
– Как к тебе попала эта эмблема?
– Я отвечу, когда ты мне скажешь, что это за штука.
– Сначала убери все это безобразие. Зачем ты столько платишь за дом, почему бы просто не поселиться в этой сумке, как тебе такая идея? По-моему, в ней вся твоя жизнь.
Дженис поспешно смела в сумку все, что лежало на столике, и наклонилась к Ноа:
– Что означает эта лошадь?
– Что именно ты сейчас расследуешь? – шепотом спросила Ноа.
– Ты же знаешь, что я не скажу. Ну так что?
– Не хочу вмешиваться в твои дела, но вот
